Коллектив авторов - Ферапонтовский сборник. VIII Страница 19

1. Никола Можайский. XVI век. Каргополь. Архангельский областной музей изобразительных искусств (дрс 43)

2. Никола Можайский. Первая половина XVII века. Каргополь. Каргопольский историко-архитектурный и художественный музей-заповедник (кп 1744)

3. Святая Екатерина. XVII век. Холмогоры. Архангельский областной музей изобразительных искусств (дрс 131)

4. Чудо Георгия о змие. Первая половина XVII века. Сольвычегодск. Сольвычегодский историко-художественный музей (ск 68)

5. Чудо Георгия о змие. Первая половина XVII века. Холмогоры. Архангельский областной музей изобразительных искусств (дрс 10)

6. Чудо Георгия о змие. Начало XVII века. Холмогоры. Архангельский областной музей изобразительных искусств (дрс 13)

7. Параскева Пятница. Первая половина XVII века. Холмогоры. Архангельский областной музей изобразительных искусств (дрс 12)

8. Царские врата. XVII век. Беломорское Поморье. Архангельский областной музей изобразительных искусств (дрс 35)

9. Сень от Царских врат. Конец XVII века

10. Царские врата Большого Успенского собора Тихвинского монастыря. 1680-е годы. Мастер Панфил

11. Иконостас Спасо-Преображенского собора. 1690-е годы. Холмогоры. Мастера Самсон Козицин, Кирилл Трофимов, Панфил, Александр

12. Иконостас Введенского собора. 1690-е годы. Сольвычегодск. Мастер Григорий Иванов

Н.В. Мальцев

Кенозерская экспедиция Государственного Русского музея

Научная экспедиция по сбору и приобретению произведений народного искусства в Кенозерских деревнях Каргопольского района Архангельской области, руководителем и участником, которой был автор настоящего сообщения, состоялись давно. Прошло более 40 лет с того времени, когда были обстоятельно обследованы кенозерские деревни, а также села и вся удивительная область, которую в исторической географии принято называть Каргопольем. Да не село, не район, а именно область, которой суждено было стать, навсегда войти в историю художественной культуры страны, в историю народного искусства как одной из богатейших окраинных земель огромной России. Постепенно сложилось представление о Каргополье и прежде всего о Кенозере как редчайшем заповеднике, сохранившем и подарившем стране яркие ткани, огромные праздничные полотенца и узорчатые подзоры, затканные сложнейшими геометрическими орнаментами браного ткачества и фантастическими, вышитыми цветными нитями, исполненными древним по технике двухсторонним (досюльным) швом, языческими по символике и сюжетам сложнейшими узорами. Тканые юбки, сарафаны, женские рубахи, огромные подзоры и нарядные полотенца, горящие многоцветием вышитой и вытканной орнаментики, а также шитые золотом огромные платки и низанные речным жемчугом, усеченным перламутром и бисером кокошники и девичьи повязки – все это многие столетия создавалось и бережно хранилось в деревнях и селах густонаселенной земледельческой области, когда-то простиравшейся от границ древнего Белозерья до побережья Белого моря. Перечислить все произведения народного творчества – богатое многообразие тканей, женских сарафанов, набивных скатертей, жемчужных, бисерных украшений и произведений высокого искусства каргопольской иконописи, деревянной скульптуры, иконостасной резьбы, медного литья, предметов гончарного и кузнечного ремесла, прошедших в короткое время, в период четырех летних сезонов перед глазами участников экспедиционных поездок – просто невозможно. Однако нельзя не отметить, что благодаря поездкам в Каргопольский район Архангельской области, за четыре сезона экспедиции удалось собрать редчайшую, самую полную среди музейных собраний России, во многом обогатившую Русский музей коллекцию народного искусства и местного художественного ремесла.

Среди сотен предметов узорного ткачества, вышивки, разнообразных предметов крестьянской утвари, изделий из дерева, керамики и металла, приобретенных экспедицией, особое место занимают карго-польские резные и расписные прялки. Прялка древнейшее, известное с неолитических времен приспособление для получения льняных и шерстяных нитей. Прядение было одним из основных занятий местных крестьянок на протяжении всей их жизни, начиная с раннего детства и до глубокой старости. Для этнографов и историков искусства форма прялки, ее резное и живописное убранство важны не только тем, что были веками связаны с бытом деревни, праздничной и свадебной обрядностью крестьян, но и тем, что именно в форме, облике, мотивах резного убранства этого нарядного изделия наиболее четко проявляются местные, очень древние локальные традиции искусства. При крайне медленной по времени эволюции, изменении формы этого обязательного в каждом крестьянском доме предмета, сохраняются, передаются из поколения в поколение приемы резьбы, цветочной и сюжетной декоративной росписи, мотивы узорочья, порой восходящие к языческим верованиям, к эпохам обожествления сил природы.

Характерно, что для исследователей народного искусства прялка, вывезенная из определенного района, деревни или волости наиболее четко и конкретно указывает на то, какой уровень народного искусства сложился и существовал порой на протяжении нескольких столетий в конкретном селе, деревне или волости. На Русском Севере резная прялка, как правило, изготовлялась в кругу семьи, в среде многочисленных родственников для подарка невесте, дочери, сестрам и молодой жене. Возможно поэтому деревянное, богато украшенное искусной резьбой изделие никогда не было предметом купли-продажи, не поступало на многочисленные сельские торжки и ярмарки и, что особенно важно, бережно, долгие годы хранилось в доме. Резная прялка за редким исключением никогда не вывозилась из села, не покидала места, где сложились и десятилетиями существовали свои устои жизни, свои особенности быта, верований и связанных с ними празднеств и народных гуляний.

Иные истории, иные легенды бывают связаны с расписными прялками. Они также дарились самым близким людям, также украшали деревенских красавиц во время многолюдных посиделок. Однако изготовлялась расписная прялка в других условиях – деревенскими и городскими ремесленниками, как правило, не имевшими никаких родственных связей с будущей владелицей прялки. Авторами цветочной росписи в каргопольских селах, изображений пышных вазонов, добродушных львов были также перехожие мастера малярного дела, исполнявшие цветочные росписи, расписывавшие горничные переборки внутри дома, писавшие цветочные гирлянды на свесах и подбоях крыши деревенских изб. Деревенские ремесленники, постоянно жившие в северных деревнях и селах, исполняли нарядные расписные изделия, домашнюю утварь не только по заказам близких, связанных с ними узами родства людей. Они работали и на местный рынок. Их расписные прялки, лукошки, корзинки и другие деревянные и лубяные изделия возами вывозились на весенние и осенние ярмарки, проводившиеся порой за многие десятки верст от деревни, где жил и работал мастер. С ярмарок они развозились по обширному району в деревни, находившиеся нередко в разных уездах и даже в двух и более соседних губерниях. Поэтому связь расписных прялок с художественными традициями, искусством того или иного села, древнего центра народного искусства установить бывает крайне трудно. Сами владелицы расписных прялок в разных районах Русского Севера одинаково называют их ярмарочными.

1960-е годы – время, когда центральные и областные музеи начали активное экспедиционное обследование деревень. На обширной территории Русского Севера проводился тщательный отбор и приобретались произведения народного искусства. В этот период именно резная прялка с ее малой областью распространения и длительной историей бытования в конкретной деревне или селе служила своеобразным эталонным произведением, по которому исследователи определяли не только художественный уровень народного искусства того или иного района, но и перспективы работы там музейной экспедиции. Расписные прялки, в свою очередь, могли указать на то, насколько широки в прошлом были художественные, торговые в своей основе связи той или иной волости с городами и ярмарочными селами края.

В 1962 году в пригородном селе Архангельска Рикасихе в доме священника Владимира Голубцова, предварительно не сговариваясь, встретились участники двух экспедиций Государственного Русского музея. Одну экспедицию возглавляла Э. С. Смирнова, обследовавшая церкви и часовни Каргополя и Каргопольского района в поисках памятников древней иконописи. Вторая экспедиция во главе с автором настоящей статьи, обошедшая все села и деревни Онежского полуострова, собрала уникальную коллекцию поморской резьбы по дереву, прежде всего поморских прялок, вальков, удочек-клещевок для подледного лова рыбы, а также деревянных массивных игрушек-коников, кукол-панок и других произведений народного искусства рыбаков и зверобоев Русского Поморья. Разумеется, между участниками обеих экспедиций начался оживленный обмен впечатлениями от поездок. Э. С. Смирнова наряду с редкими увиденными ею памятниками архитектуры упомянула и огромные деревенские избы с расписными подбоями крыш, назвала и громадные, встреченные ею в одной из деревень Кенозера резные прялки. Не будучи знатоком народного искусства, она не была уверена, что каргопольские, собственно кенозерские прялки чем-то отличаются от таких же огромных прялок-лопат соседней Вологодской области. Более интригующим и обстоятельным оказался рассказ ленинградского художника, участника экспедиции Э. С. Смирновой Евгения Демьяновича Мальцева. Он вспомнил, что в часовне деревни Зихново видел резную деревянную скамью с ручками. Евгений Демьянович не только подробно рассказал о резной скамье, но и сделал по памяти ее схематический рисунок. Если рассказ о якобы вологодских прялках, бытующих в каргопольской деревне, вызвал большие сомнения, то сведения о резной скамье, хранящейся в деревенской часовне, меня заинтересовали всерьез. Начались более обстоятельные расспросы знакомых мне жителей Архангельска, уроженцев Каргополя и Каргопольского района, о прошлом, обычаях, быте, деревенских одеждах, утвари и ремеслах, существовавших в этом удаленном районе. Их сведения о народном искусстве края были отрывочны, сбивчивы и неубедительны. О Кенозере все говорили в основном только восторженные слова, но эти слова относились к красотам местности и касались преимущественно только богатых рыбой многочисленных бухт (лахт) озера.