Алексей Маслов - Классические тексты дзэн Страница 2

Трудно судить о китайском мышлении, находясь «по ту сторону» от него или имитируя его. Под чань невозможно «подделаться», равно как невозможно имитировать естественность самого акта жизни. Нам интересен чань китайский, то, как это учение переживалось и осмыслялось самой китайской культурой, последователями учения Чань и носителями его духа. И поэтому наш взор привлекают выдающиеся патриархи Чань – люди создавшие особую культуры жизни, особую стилистику миропереживания.

Чань вечно противоположен самому себе, здесь под маской «мудрых рассуждений» может крыться абсолютное непонимание, а в, казалось бы, глупых, никчемных и пустых рассуждениях, таится глубина мудрости.

Как-то к наставнику Мацзу пришел уже известный в ту пору монах Уъе, прославившийся своим доскональным знанием буддийских текстов и задает множество вопросов, суть которых он и сам не понимает. «Уважаемый, – сказал Мацзу, – вы слишком затрудняете себя. Вам лучше сейчас уйти и придти в другой раз!» Когда Уъе направился к выходу, Мацзу окликнул его: «Уважаемый!». Уъе повернул голову, а Мацзу спросил: «А это, что такое?». И в этот момент Уъе достиг просветления.

Получив просветления и поняв всю суетность книжного знания, Уъе начинает кланяться, Мацзу же грозно кричит: «Вот шельмец! Зачем ты кланяешься!».

В другой раз к Мацзу приходит наставник Лян, который получив просветление, начинает также многократно кланяться, благодаря за наставления. «И зачем кланяется этот глупый наставник» – восклицает Мацзу. Поклон глупца – вот выражение потаенной мудрости, некого вечно сокрытого и поэтому вечно истинного Знания.

Здесь – на этапе озарения мудростью – кончается всякий ритуал, поклон, равно как и все рассуждения, становится бессмысленным, излишним. Истина открывается как абсолютная простота и естественность жизни. Это предел жизни вообще, где нет ни смертей, ни рождений. И в этот момент высокомудрые рассуждения просветленного человека оказываются ничем не отличимыми от поклона глупца.

Эта книга не может претендовать ни на исчерпывающий анализ всего Чань, ни даже какого-то его конкретного периода, что невозможно сделать в рамках одной работы. Как будет видно из дальнейшего изложения, под названием «Чань» параллельно могло существовать несколько десятков разнонаправленных школ, каждая со своей концепцией, объединенных лишь единой идеей о пользе созерцания и «очищения собственного сердца». Наша задача скромнее: дать общий обзор становления Чань в VI–VIII вв. (именно этот период мы подразумеваем, говоря о «раннем Чань») и предоставить читателю по возможности максимальный источниковый материал в виде важнейших текстов той эпохи. Здесь анализируется по сути лишь одно, но важнейшее направление Чань, идущее по линии Бодхидхарма-Хуэйнэн-Мацзу (т. н. южное направление Чань), сыгравшее наиболее заметную роль в духовной традиции Китая.

Вводная статья носит в основном исторический и обзорный характер, в то время как анализ и объяснение основных концепций чань-буддизма дается в сносках к текстам сутр и произведений чаньских мастеров. В данном случае нам представляется более рациональным, поскольку у читателя появляется возможность понять основные постулаты «парадоксального» Чань на «живом» материале, а не в отвлеченных рассуждениях наших современников. Ничто не рассказывает о Чань лучше, нежели сами наставники этого учения.

Цифры в квадратных скобках обозначают номер работы в библиографическом списке и номер страницы, точка с запятой отделяет несколько работ, например [47, 456; 22, 13]. Текст в квадратных скобках представляет собой реконструкцию смысла переводчиком, текст в круглых скобках – примечания или указания на разночтения, сделанные переводчиком.

Автор выражает свою искреннюю благодарность др. А. Хантеру (Университет г. Лидс, Великобритания), проф. Баренду тер Хаару (Университет г. Гейдельберг, Германия), старшему наставнику Суси, монахам Дэцяню и Дэяну (монастырь Шаолиньсы, КНР) и многим другим, чьи добрые дружеские советы и консультации помогли в создании этой работы. Искренняя признательность также Британской Академии, чья поддержка в немалой степени способствовала осуществлению этого проекта.

Неторопливые беседы под кипарисом: формирование учения Чань (V–VII вв.)

«К чему все эти писания и нудные споры с мудрецами. Сидеть под кипарисом в тени и вести неторопливые беседы с самим собой – вот воистину беседа!»

Этапы становления Чань

Всякий исторический анализ предусматривает введение хотя бы приблизительной периодизации для того, чтобы облегчить читателю понимание общей картины развития явления и показать преемственность, либо наоборот разрывность, в этапах его развития. С учением Чань дело обстоит несколько иначе. Мы можем дать лишь периодизацию становления Чань как религиозно-философской школы, но не как учения, носящего, безусловно, вневременной характер.

Прежде всего, нам стоит различать Чань как действительно универсальное учение с его антропоцентричным тезисом «твое сердце и есть Будда» и делающее упор на интуитивную мудрость (не случайно в западной литературе чань-буддистов нередко именуют «интуитивистами»), и Чань как социальный институт со сложной системой преемствования, сохранения учения, многочисленными и не всегда дружелюбными друг к другу школами. И этот социальный институт трансформировался во времени, пройдя несколько этапов в своем развитии. Первые, еще до-чаньские школы, делавшие основной упор на медитацию, на «взирание внутрь себя» как на единственный способ достижения освобождения сознания возникают в Китае еще в V в. В основном они были представлены индийскими проповедниками, например, Гунабхадрой (394–468), Бодхидхармой (?-537), которые в основу своей проповеди клали «Ланкаватару-сутру». Еще не существовало ни единой школы, не сформировавшейся теории, ни даже самого понятия «Чань».

Итак, к середине VI в. практически завершается формирование различных теорий, концепций и техник, связанных с дхианой и в основном с сидячей медитации, которые затем и легли в основу Чань. Естественно, ни о каких самостоятельных школах Чань и тем более о едином учении в ту пору говорить не приходится – тогда сформировалась лишь мысль о том, что именно дхиана может стать тем оселком, на котором оттачивается чистота внутренней природы человека, что в свою очередь и ведет к просветлению.

Второй этап охватывает VI–VII в., в этот период развивается несколько десятков в основном разрозненных китайских школ Чань, постепенно отходящих от индийской традиции, на арене духовной истории Китая появляются такие проповедники как Хуэйкэ (487–593), Сэнцань (520–612), Даосинь (580–651), Хунжэнь (601–674). Они обычно именуются «учителями Ланкаватары», поскольку передавали в основном именно традицию, изложенную в «Ланкаватаре-сутре», постепенно развивая учение о том, что именно чистота нашего сердца или нашей «само-природы» определяет свойства всего мира. Позже китайская традиция выстроит «учителей Ланкаватары» в одну линию «преемствования традиции», назвав патриархами Чань, хотя первоначально они могли и не быть непосредственно связаны между собой. Пятый патриарх Хунжэнь по преданию передает свою школу десяти последователям которые начинают свою проповедь, однако среди ниx лишь двое сыграли значительную роль в развитии Чань – Хуэйнэн и Шэньсюй.

Третий этап образует собой окончательное складывание чаньского мировидения, которое, несмотря на всю разницу в чаньских школах того времени, включало в себя общий компонент: «не искать Будду вне себя». Это означало перенос всего центра чаньской проповеди на внутренний, вне-ритуальный, эзотерический аспект. Собственно современный вид Чань начинается именно с Хуэйнэна (638–713), его прямого последователя Шэньхуэя (670–762), а также проповеди Шэньсюя (606–709), его учеников Пуцзи и Ифэна. Традиция развела Хуэйнэна и Шэньсюя по разным направлениям, одного назвав основателем Южной школы Чань внезапного просветления, второго – основателем Северной школы Чань постепенно просветления, хотя в реальности принципиальная разница в их доктринах была крайне невелика. Здесь скорее ощущается традиционная для китайского мышления парадигма разделения на Север и Юг (при этом чаще всего именно Юг считается «истинным»), нежели отражение действительного доктринального противопоставления.

Этот этап интересен и еще одним своим аспектом – Чань начинает примечаться в среде аристократии и императорского двора, чаньские школы вступают в крупнейшие столичные города Китая – Чаньань и Лоян, чаньские общины получают материальную поддержку со стороны правителей и все это в немалой степени способствует расцвету учения.

Теперь Чань уже представляет самостоятельное течение со своим основателем Бодхидхармой, патриархами, своими трактатами. Мысль о том, что достижение высшей трансцендентной мудрости-праджни непосредственно связано с созерцанием (дхианой или самадхи) начинает превалировать над собственно религиозными поклонениями и чтением сутр. На арену истории Чань выходит новая плеяда наставников, проповедовавших достижение освобождения вне каких-либо конвенций вообще, нередко – просто через диалог с учителем. Здесь особую роль играет ученик Хуэйнэна – Наньюэ Хуайжан и его последователь знаменитый наставник Мацзу Даои (709–788) из провинции Цзянси. Именно его проповедь и придает Чань характерный облик учения о «непосредственном знании» или «прямом указании на Знание» (чжи чжи). Мацзу передает свою школу Наньцюаню (748–835) и Байчжану Хуайхаю (720–814), составителю первого чаньского монашеского устава, где особая роль отводилась не только созерцанию, но и практической деятельности человека.