Протодиакон Андрей Кураев - Отношение христианина к предметам и документам с нехристианской символикой Страница 2

Параллель вполне ясна: христианину, в любой ситуации призванному помышлять о Едином Боге и стяжавшему такую привычку, не скверно прикоснуться к мертвым останкам, равно как нет для него никакой убыли и при вкушении идоложертвенной пищи.

Так что надо различать онтологию (или богословие) и педагогику.

С точки зрения бытийной, реально — сущей, идол есть ничто и идоложертвенное не вредит человеку. «Нет в них никакой тайной силы», — пишет об идоложертвенных трапезах Климент Александрийский[8].

Поэтому, приобретая пищу для самого себя на рынке, можно не интересоваться — идоложертвенная она или нет — «дабы опять не сделались они разборчивыми сверх должного, не стали бы отказываться от продаваемого на торгу из опасения, что это может быть идоложертвенное, [Апостол] говорит: все, что продается, ешьте без исследования о продающих, без расспроса, не идоложертвеннное ли продается, как будто зазирает вам совесть, и вы хотите очистить ее. Или так: дабы не зазирала тебе совесть, ты не исследуй; ибо при разбирательстве можешь узнать, что предполагаемое тобою в покупке — идоложертвенное, и совесть твоя будет беспокоиться»[9]. «Все, что продается на торгу, ешьте без всякого исследования, для спокойствия совести» (1 Кор. 10, 25).

С точки же зрения педагогической — прежде чем самому пользоваться этим своим знанием, надо подумать: не повредит ли это тому человеку, у которого такого знания еще нет, не понудит ли это и его прикоснуться к пище, которую он же сам еще считает нечистой, и не смутит ли это тем самым его совесть. «Совесть же разумею не свою, а другого: ибо для чего моей свободе быть судимой чужою совестью» (1 Кор. 10, 29). Оттого апостольский собор, созванный для разрешения споров между христианами из иудеев и из язычников, по сути призвал обе стороны к уступкам: евреев он призвал не смущать неевреев требованием обрезания, а неевреев он призвал не смущать евреев вкушением идоложертвенного.

Теперь понятно, «в каком он (Апостол) находился затруднении. Он хочет доказать два предмета — и то, что надо воздерживаться от такой трапезы, и то, что она не может вредить вкушающим от нее. Эти предметы не совсем согласуются между собою. Слыша, что идольские жертвы не причиняют вреда, коринфяне могли пользоваться ими как безразличными. А слыша запрещение прикасаться к ним, они могли подозревать, что эти вещи запрещены потому, что могут вредить. Потому, отвергнув понятие об идолах, первой причиной воздержания он поставляет соблазн братий»[10].

Итак — «не потому учу я воздерживаться от идоложертвенного, будто оно нечисто»[11], а ради снисхождения к слабостям других… По сути же — «не из чего спорить»[12].

Вот резюме этих апостольских мыслей преп. Ефремом Сириным: «А об идольских жертвах знаем, поелику все мы знание имеем. И хотя это знание надмевает тех, кои ходят туда (к идольским капищам) для еды, но любовь, которая щадит ближних своих, туда не позволяет ходить. О ядении же идольских жертв знаем, что ничто есть идол в мире. Ибо хотя и есть предметы, коим воздается богопочтение, на небе или на земле, так как на небе солнце и луна называются богами, и другие также предметы на земле: но для нас один Бог Отец. Но не у всех есть знание о том предмете, о котором я сказал. Подлинно, если из — за пищи, которая извергается в отхожие места, соблазняется брат мой, то не только воздерживаться буду от мяса, которое в несколько дней съедается в доме идола, но совсем не стану есть мяса вoвеки, дабы брата моего не соблазнить… Не то говорим, что идол есть что — либо; ибо я знаю, что то, что приносят в жертву язычники, они бесам приносят. Ради сего увещеваю вас избегать их, так как общение наше с бесами устраняет вас от общения с Господом нашим: ибо не можете чашу Господню пить и чашу бесовскую; и сесть за столом Господним и за столом бесовским. Или ревность хотите вызвать у Него этим? И хотя все можно ради свободы, но не все, что можно, бывает полезно ближним нашим. Не своей только пользы должны искать мы, но и ближних. Все, что продается на торгу, ешьте, только к жертвеннику бесовскому не приступайте. Ради совести не расспрашивайте о том, что находите на рынке, — совесть разумею не расспрашиваемых, а расспрашивающих. Если кто из неверующих зовет вас на обед, и вы желаете пойти, — то все, предлагаемое вам, ешьте по причине голода, ничего не расспрашивая ради совести, дабы не ослабеть ей. Если же кто скажет: это священная жертва — то не ешьте ради того, кто объявил. Ибо Господня земля с полнотою ея»[13].

Святой равноапостольный император Константин Великий использовал языческую символику в своих монетах. Но изображения языческих богов лишаются собственно религиозного значения, становясь просто аллегориями — какими они были, например, в европейских дворцах 17–19 веков. «Было и обратное: есть монеты, на которых к изображению Марса приставлена голова Константина»[14]. Кроме того, Константин учитывал, что «святилище, коль скоро оно не имело при себе персонала жрецов и не имело никакого культа, не считалось по античным представлениям за храм в религиозном смысле»[15]. Поэтому император Константин оставил в Константинополе неразрушенными святилище и статуи Диоскоров.

Но и император, к сожалению, в жертву невежеству христиан, плохо знающих свою собственную веру, принес многие произведения искустства: «Узнав, что многие, подобно неразумным детям, малодушно боятся этих, вылитых из золота и серебра страшилищ заблуждения, он признал нужным уничтожить их как камни преткновения, брошенные под ноги людей, ходящих во тьме» (Евсевий. Жизнь Константина 3,54). Заметим, что оценка веры этих малодушных христиан выходит из — под пера епископа (Евсевия). Но придворный епископ не мог не оправдать действия императора. Так вместо усилия проповеди, вместо усилия по подтягиванию приходских масс до уровня понимания апостольского учения, был сделан очередной шаг на пути бесконечных компромиссов с «немощными в вере».

В итоге и спустя 2000 лет после апостола Павла эти «немощные» и «несовершенные» (блаж. Иероним называет их «иудействующими»)[16] составляют запуганное и пугающее большинство даже в Церкви… Нельзя же ограничиваться тем, что все время лишь снисходить к слабостям немощных. Надо же все — таки и проповедовать им истину! Блаж. Феодорит сказал о таких «немощных», что их «не вкушение сквернит, но сквернится совесть, не приняв совершенного ведения, а будучи еще одержима идольской прелестью»[17]. Так сколько же будет длиться это «еще»?!..

Те церковные люди, кто всерьез опасаются «негативной энергетики» идолов, для обоснования своих страхов приводят один эпизод из святоотеческой литературы. В III веке св. Киприан Карфагенский повествует в книге «О павших»: «Какие — то родители оставили маленькую дочь свою на попечении кормилицы. Та отнесла ее к правителям; а они дали ей съесть пред идолом хлеба, смешанного с вином, оставшимся от идоложертвенных приношений. Впоследствии дочь была передана матери. Мать принесла ее с собою, когда мы совершали Божественную службу. Малютка, очутившись среди святых и не в состоянии будучи выдержать наших молитв и молений, стала как умоиступленная метаться во все стороны. Когда же диакон стал подносить чашу присутствующим и, по принятии прочими, дошла до нее очередь, — малютка… отворотила свое лицо, стиснувши губы, зажала рот, отказывалась от чаши. Однако диакон настоял и, несмотря на сопротивление, влил ей в рот немного таинства. Тогда последовала икота и рвота: Евхаристия не могла оставаться в теле и устах поврежденных внутренностей. Таково могущество Господа! Пред светом Его явны самые темные тайны, и сокрытые преступления не обманули священника Божия»[18].

В данном случае речь идет о младенце, который не мог сознательно противиться Причастию. И оттого так легко сделать вывод — вот, мол, видите, даже неосознаваемое прикосновение к демонической тьме делает человека (даже младенца) врагом Божиим… Но такой вывод будет логичен лишь при одном условии: если при пересказе или цитировании пропустить три слова. Вот они: «Малютка, по вдохновению свыше, отворотила свое лицо». Оказывается, не демон действовал через малышку, а Господь вложил в нее такое действие, чтобы через проявленное ею противление обнаружить для других невозможность совмещать поклонение идолам и служение Христу.

Среди церковных преданий, которые вспоминаются для обоснования идоло — боязливой позиции, вспоминается еще и рассказ о чуде св. Феодора Тирона[19]. Когда в IV веке язычествующий император Юлиан Отступник пожелал надсмеяться над христианами, он повелел тайно окропить идоложертвенной кровью продукты на всех рынках города. И тогда константинопольскому епископу с предупреждением о задуманном явился св. Феодор…