Андроник (Никольский) - Творений. Книга I. Статьи и заметки Страница 2

По приезде отец Андроник сразу окунулся в миссионерскую деятельность. Со временем он близко познакомился с православными общинами, которые были немногочисленны, но основаны прочно, живя полной христианской жизнью среди многомиллионного народа, поклоняющегося идолам. Японцы поразили его простотой восприятия учения Христова и глубиной веры. Они сами испытали на себе дивные знамения и чудеса, а также исцеления, о которых просили с детской верой, — и получали их. Как непреложному внимали они словам Господним: просите и дастся вам, ищите и обрящете… Они просили и получали, искали и находили. Прожить год среди такого народа, хотя бы и в непрестанных трудах, было большим счастьем, и впоследствии он с благодарностью вспоминал время, проведенное в Японии.

Напряженная деятельность привела к расстройству здоровья, и в 1899 году он вернулся в Александровскую Духовную семинарию. 5 марта того же года он был возведен в сан архимандрита и назначен ректором семинарии. 18 октября 1901 года по ходатайству епископа Уфимского Антония (Храповицкого) архимандрит Андроник был назначен ректором Уфимской Духовной семинарии и благочинным монастырей епархии.

5 ноября 1906 года отец Андроник был хиротонисан во епископа Киотского и назначен помощником архиепископа Николая (Касаткина).

Приехав в город Осака, он нашел православную общину в плачевном положении. В храм ходило не более десяти человек, на клиросе читал и пел один псаломщик. Христиане, казалось, были рассеяны и невидимы в этом огромном языческом городе. Продолжаться так дальше не может, решил владыка Андроник, надо самому идти к пастве. И в будние дни каждый вечер с пяти часов он начинал обход домов христиан. В это время люди заканчивали свои работы и были свободны. Епископ знакомился со всей семьей. Расспрашивал, где и при каких обстоятельствах они приняли христианство, кем и когда крещены дети. Если это были некоренные жители, то он расспрашивал, где они жили до переселения, какая причина побудила их переехать на новое место, какую жизнь проводили они на старом месте, исправно ли посещают церковь и так далее. И постепенно владыка уяснял себе всю картину их жизни, всего семейного и хозяйственного уклада, насколько они тверды в вере и как велико их благочестие. Беседа шла за столом, хозяева подавали чай, и разговор от предметов житейских переходил к предметам религиозным. Темы непринужденной беседы сами давали повод для слова назидания, ободрения, а иногда и обличения, и вразумления. Бывало, что кто-то поплачет, и епископ вместе с ним и поплачет, и посетует. Разговор переходил на историю Церкви. Владыка рассказывал о жизни первых христиан, об их ревности и благочестии. Он рассказывал о святых, о молитве и как нужно молиться, о христианских правилах и обычаях, которые должно соблюдать в жизни. И вместе со своими слушателями радовался и утешался духовной беседой. За два года епископ узнал своих прихожан, их нужды и положение каждого. И постепенно храм наполнился, и уже не один псаломщик пел на клиросе, а большой смешанный хор. И это при том, что в Японии не признаются православные праздники и православным японцам приходится совмещать их с работой.

Епископ Тихвинский Андроник. 1908 год

Но и на этот раз напряженная миссионерская деятельность и неблагоприятный для епископа Андроника климат расстроили его здоровье, и 5 июля 1907 года Святейший Синод предоставил ему отпуск на родину.

В ноябре 1907 года епископ Андроник был назначен временно управлять Холмской епархией в связи с отсутствием архиепископа Холмского Евлогия (Георгиевского), избранного в то время депутатом Государственной Думы.

В 1908 году владыка Андроник был назначен епископом Тихвинским, викарием Новгородской епархии. Административное положение викарного архиерея Русской Церкви в начале ХХ века было довольно бесправным, в лучшем случае он мог лишь советом влиять на правящего архиерея. Но в то время правящим архиереем Новгородской епархии был архиепископ Гурий (Охотин), которому исполнилось восемьдесят лет, он почти не выходил из дома и с трудом осуществлял административные функции. Таким образом, все дело служения, проповеди, а частично и административного управления легли на плечи владыки Андроника.

Со всегдашней своей ревностью и усердием он взялся за дело. «Свое усердно неустанное служение, — вспоминали новгородцы, — владыка растворял сердечной проповедью, свое высокое положение — близким и простым отношением к православным богомольцам». Уповая только на Бога и всецело привязанный сердцем ко Христу, он не боялся общественного мнения, не смущался и общественным недовольством. Он не стеснялся открыто порицать неистовства светских зрелищ. Когда в Новгороде была поставлена пьеса Сенкевича «Камо грядеши» и артисты пели на сцене «Хвалите имя Господне», владыка при первом же удобном случае дал отповедь устроителям постановки как богохульникам. Когда в городе был задуман вечер с балетными номерами, сбор от которого должен был пойти на раненых славян, то тут же раздалось мужественное слово епископа против мерзкого совмещения пляски с памятью о кровопролитии. Стараниями владыки в Новгороде были организованы еженедельные религиозно-нравственные чтения, которые посещали сотни людей. Епископ часто и сам бывал на этих чтениях, вел их, давал советы лекторам, своим словом дополнял ту или иную лекцию.

Увидев утомленного паломника, владыка не ленился остановиться и поддержать его словом и давал место для ночлега в своем доме. Видя сектантов, он приглашал их для вразумления к себе домой. Заботясь о городской пастве, он не оставлял без внимания и всей епархии. Сразу же по приезде в Тихвин он принялся за объезд всех церквей, входящих в Тихвинское викариатство. За один только сентябрь он проехал по Крестецкому, Боровичскому и Валдайскому уездам, посетив двадцать два сельских храма, лично знакомясь с людьми, входя в церковные нужды общин и в нужды каждого обращающегося к нему прихожанина. С места ночлега трогались часов в шесть-семь утра, чтобы пораньше поспеть в ближайший приход, и так путешествовали от церкви к церкви, останавливаясь в попутных деревнях. Места здесь глухие и дорога настолько плохая, что его часто предупреждали, что он может и не проехать, но владыка все равно ехал. В каждом селе и деревне, где он останавливался, епископ проповедовал, что ежедневно вместе с беседами занимало не меньше шести часов. Спать в этих поездках приходилось не более шести часов, а весной, с наступлением ранних рассветов, и того меньше. По целым дням приходилось пребывать в физическом напряжении, но владыка любил эти путешествия, обновляющие душу и тело. С каким благоговением встречал его народ «со крестом и хоругвями в своем приходском храме, увлекая с собой и всех детей своих! — вспоминал святитель. — Все набожно крестятся, многие плачут от благоговейной радости; многие и таясь и открыто просят совета, молитв, готовы тут же исповедать всю свою душу, умоляют принять от них — кто полотенце, кто деньги, кто даже иконку или еще что-либо от святого места принесенное… И все это до глубины души трогает, настраивая ее на благоговейный и торжественный тон от сознания раскрывающегося перед тобою благодатного Царства Божия из глубины смиренного, простого, по видимости грубого, а на деле нежного и мягкого народа русского».

Это — Церковь. Но не весь народ посещает храмы, некоторые забыли, когда и были там. Епископ смотрел на Россию и видел, как угасает дух русского народа, захваченного самыми низменными страстями, и он погружается в безбожие. Владыка писал: «Отсутствие… отпечатка набожности грустно отражается и в жизни народной. Общая теперь жалоба на народное пьянство, на безобразное, даже со смертоубийствами и непременно с драками, провождение деревенских праздников, разгул особенно молодежи, деревенские посиделки, часто толкающие молодежь на беспутство, падение семейных нравов и почтительной покорности младших старшим, тем более родителям, франтовство, бесчестность, озорство и хулиганство, мстительность и жестокость, вероломство и лживость до лжесвидетельства под присягой, что говорит уже об утрате и самой веры, ибо верующий побоится нарушать присягу. Молодое поколение и даже дети растут без всяких положительных и строгих правил жизни: какое-то одичание духовное отпечатлевается и на их лицах. А что с ними будет впоследствии, когда и сама жестокая жизнь наложит на них свой немилосердный отпечаток, особенно если принять в соображение ту погоню за материальным или, лучше сказать, животным довольством, которое сделалось характерным признаком и духом последнего времени, освободившись от духовных высоких начал жизни. Это все более чем безотрадные, зловещие признаки, при виде которых жутко становится за будущее нашей народной жизни».