Фома Аквинский - Сумма теологии. Том IX Страница 2

Этому противоречит следующее: Григорий приводит его в своём перечне добродетелей[6].

Отвечаю: как уже было сказано (11–1, 61, 3), термин «мужество» можно понимать двояко. Во-первых, как просто обозначающий некоторую крепость ума, и в этом смысле мужество является общей добродетелью или, скорее, условием каждой добродетели, поскольку, как говорит философ, каждой добродетели в своих действиях надлежит быть уверенной и устойчивой[7]. Во-вторых, мужество можно понимать как стойкость в терпении или противостоянии только тому, в отношении чего быть стойким труднее всего, а именно смертельным опасностям. Поэтому Туллий говорит, что «быть мужественным – значит сознательно смотреть в лицо опасностям и переносить трудности»[8]. Мужество в этом смысле считается особой добродетелью постольку, поскольку оно обладает особой материей.

Ответ на возражение 1. Согласно философу, термин «добродетель» относится к пределу и максимуму способности[9]. Затем, как сказано в пятой [книге] «Метафизики», естественная способность в одном смысле является силой, препятствующей уничтожению, а в другом – началом действия. В последнем смысле, который является наиболее общим, термин «добродетель» как обозначающий максимальный предел такой способности является общим термином, и потому добродетель в общем смысле этого слова есть не что иное, как навык, позволяющий хорошо выполнять дело. Но как обозначающий максимальный предел способности в первом смысле, каковой смысл является более частным, он применяется к особой добродетели, а именно мужеству, которому надлежит стойко противостоять всем видам нападений.

Ответ на возражение 2. Амвросий говорит о мужестве в широком смысле этого слова, [а именно] как об обозначающем твёрдость ума перед лицом всех видов нападений. Однако и как особая добродетель со своей конкретной материей оно помогает противостоять нападениям всех пороков. В самом деле, тот, кто способен стойко противостоять тому, [противостоять] чему наиболее трудно, также готов противостоять и тому, чему [противостоять] менее трудно.

Ответ на возражение 3. В этом возражении говорится о мужестве в первом смысле.

Раздел 3. СВЯЗАНО ЛИ МУЖЕСТВО С ОТВАГОЙ И СТРАХОМ?

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что мужество не связано с отвагой и страхом. Так, по словам Григория, «мужество праведника – это преодоление плоти, стойкость перед соблазном потворствовать желаниям, подавление похотей нынешней жизни»[10]. Следовательно, похоже, что мужество скорее связано с удовольствиями, чем с отвагой и страхом.

Возражение 2. Далее, Туллий говорит, что мужеству надлежит противостоять опасностям и переносить бремя трудов. Но это, похоже, связано не со страстями отваги и страха, а скорее с трудами и внешними опасностями. Следовательно, мужество не связано с отвагой и страхом.

Возражение 3. Далее, в трактате о страстях нами было показано (11–1, 45, 1), что страху противоположна не только отвага, но и надежда. Следовательно, мужество должно быть в равной степени связано как с отвагой, так и с надеждой.

Этому противоречит следующее: философ говорит, что «мужество связано с тем, что внушает отвагу и страх»[11].

Отвечаю: как уже было сказано (1), добродетели мужества надлежит устранять любое препятствие, уклоняющее волю от следования разуму. Затем, уклонение от чего-то трудного принадлежит понятию страха, который, как сказано в трактате о страстях (11–1, 42, 3), означает сопряжённое с трудностью уклонение от зла. Поэтому мужество в первую очередь связано со страхом перед трудностями, которые могут уклонить волю от следования разуму. И при этом до́лжно не только стойко переносить нападение этих трудностей путём обуздания страха, но и проявлять умеренность в противостоянии им в тех случаях, когда, так сказать, нужно рассеять их в целом, чтобы быть свободным от них в будущем, что, пожалуй, принадлежит понятию отваги. Поэтому мужество связано с отвагой и страхом как обуздывающее страх и умеряющее отвагу.

Ответ на возражение 1. Григорий здесь говорит о мужестве праведника с точки зрения его общего отношения ко всем добродетелям. Поэтому вначале в цитируемых словах он упоминает всё то, что связано с благоразумием, а затем добавляет то, что принадлежит собственно мужеству как особой добродетели, говоря: «Любовь к испытаниям нынешней жизни ради вечной награды».

Ответ на возражение 2. Опасности и бремя трудов не уклоняют волю от следования разуму иначе, как только в той мере, в какой они являются объектами страха. Поэтому мужеству надлежит быть непосредственно связанным с отвагой и страхом, а опосредованно – с опасностями и трудами как с объектами этих страстей.

Ответ на возражение 3. Надежда противоположна страху со стороны объекта, поскольку надежда связана с благом, а страх – со злом, тогда как отвага связана с тем же объектом, что и страх, и они, как было показано выше (ΙΙ-Ι, 45, 1), противоположны друг другу как склоняющее и уклоняющее. И так как мужеству присуще быть связанным с тем преходящим злом (которое, как явствует из приведённого во втором возражении определения Туллия, уклоняет от добродетели), из этого следует, что мужеству присуще быть связанным с отвагой и страхом, а с надеждой – только в той мере, в какой она связана с отвагой. О чём уже было сказано (ΙΙ-Ι, 45, 2).

Раздел 4. СВЯЗАНО ЛИ МУЖЕСТВО ТОЛЬКО СО СТРАХОМ СМЕРТИ?

С четвёртым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что мужество связано не только со страхом смерти. Так, Августин говорит, что «мужество есть любовь, готовая переносить всё ради любимого»; и ещё он говорит, что мужество – это «любовь, которая не боится ни невзгод, ни даже смерти». Следовательно, мужество связано не только со страхом смерти, но и с другими невзгодами.

Возражение 2. Далее, все душевные страсти должны посредством той или иной добродетели сводиться к среднему. Но нет никакой иной добродетели [помимо мужества], которая бы сводила к среднему страх. Следовательно, мужество связано не только со страхом смерти, но и с другими страхами.

Возражение 3. Далее, добродетель не связана с крайностями. Но страх смерти связан с крайностью, поскольку, как сказано в третьей [книге] «Этики», самое страшное – это смерть[12]. Следовательно, добродетель мужества не связана со страхом смерти.

Этому противоречит сказанное Андроником о том, что «мужество есть добродетель раздражительной способности, которая твёрдо противостоит страху смерти».

Отвечаю: как уже было сказано (3), добродетели мужества надлежит удерживать волю от уклонения от блага разума из-за страха перед телесным злом. Затем, коль скоро никакое телесное благо не сравнится с благом разума, то всякий должен твёрдо держаться блага разума наперекор любому злу. Поэтому мужество души должно быть тем, что накрепко связывает волю с благом разума перед лицом наибольшего из зол, поскольку то, что твёрдо противостоит наибольшему, может также противостоять и меньшему, но не наоборот. Кроме того, понятие добродетели предполагает её отношение к чему-то предельному, а самым пугающим из всех телесных зол является смерть, поскольку она устраняет все телесные блага. Поэтому Августин говорит, что «близкое душе тело потрясает её страхом перед тяготами и болью, дабы само тело не было поражено и изнурено страхом смерти, которая его разрушит и уничтожит». Следовательно, добродетель мужества связана со страхом перед опасностью смерти.

Ответ на возражение 1. Мужество поступает правильно при претерпевании всех видов бед, однако человек считается мужественным просто не потому, что он ведёт себя правильно в том или ином бедственном случае, а потому, что он ведёт себя правильно даже в случае наибольшей беды. Когда же он [правильно] претерпевает другие [беды], его называют мужественным относительно.

Ответ на возражение 2. Поскольку страх порождается любовью, то всякая добродетель, которая уменьшает любовь к некоторым благам, уменьшает и страх перед противоположным им злом. Так, щедрость, уменьшая любовь к деньгам, тем самым уменьшает страх перед их утратой, и то же самое можно сказать о благоразумии и других добродетелях. Но собственную жизнь любят по природе, и потому требуется особая добродетель, которая бы умеряла страх смерти.