Тэхэнь Кын Сыним - Дзэн и просветление. Внутренний путь к свободе Страница 2

Прошло около двух лет голода и холода, Сыним исполнилось восемь лет. Несмотря на то, что ее жизнь была тяжелой, внутри она стала чувствовать себя совершенно по-другому. Страх, который она испытывала по ночам от пребывания в горах, куда она сбегала, исчез, и темная ночь постепенно начинала казаться уютной, теплой и красивой. В лесу не существовало различий между богатыми и бедными, имеющими власть и не имеющими ее; все листья в лесу поддерживали друг друга и жили в гармонии. В сравнении с этим ей казалось, что внешний мир был полон неравенства и страдания.

Наиболее часто Сыним задавалась вопросами о том, кто создал ее и кто внезапно сделал бездомной, и почему другие люди так много страдали от голода и болезней. Куда бы она ни посмотрела, всюду, казалось, люди были рождены для страдания. Они жили разобщенными и занимались, казалось бы, совершенно ненужными вещами до тех пор, пока не ослабнут и не умрут. Неужели ради этого стоило жить? Каков был смысл такого существования? Интуитивно она чувствовала, что существует нечто большее, нечто фундаментальное, то, чего она пока не видела. Но что это было?

Другой вещью, которую она отмечала, было то, что ни одно дерево не было похожим на другое, и даже отдельные капли дождя были разными. Ей казалось очень странным, что всё было таким разным. Целыми днями она могла размышлять над этими вопросами, опершись о скалу или дерево, отчаянно желая познать и увидеть то, что создало ее. По мере того как она взрослела, это желание становилось настолько сильным, что иногда она чувствовала, что было бы лучше просто умереть, чем продолжать жить, не найдя ответа на эти вопросы. На фоне этих бесконечных вопросов лес был источником мира и комфорта, поддерживающего ее.

В один прекрасный день она вдруг обнаружила то, что искала: оно находилось в ней. Оно всегда находилось в ней. Оно было таким теплым и прекрасным, что она назвала его аппа, что означает «папочка». Это был не тот отец, который, как ей казалось, совсем ее не любил и перед которым она не осмеливалась появляться. Это была создавшая ее изначальная природа, истинный владелец, истинный исполнитель. Преисполненная радости от сознания того, что ее истинный отец всегда с ней, она кричала и кричала от радости: «Папочка! Папочка!»

Спустя годы Сыним, смеясь, говорила: «Если бы я не была столь молода и необразованна, я могла бы назвать это природой Будды или истинным я; но все, что я тогда знала, это то, что это преисполнено любовью и теплотой, поэтому я просто назвала его „папочка“. Я восприняла „папочку“, которого чувствовала внутри себя, как моего отца». С того времени, даже если сыним не понимала точно, что это было, она воспринимала «папочку» как комфортное для нее место и относилась к нему с любовью. Когда бы она ни позвала тихо: «Папочка!», она ощущала, будто все скалы, деревья, животные и всё остальное становились друзьями настолько близкими, что казалось, все они дышали как одно целое.

Непостижимым образом Сыним знала, что «папочка» мог ответить на все ее вопросы, поэтому полностью полагалась на него. Она делала это естественно, никогда при этом не пытаясь полагаться на окружавшие ее вещи. Сыним казался удивительным тот факт, что ей, у которой ничего не было, было дано бесконечное понимание дхармы.

Сыним чувствовала, что «папочка», ее изначальная природа, был драгоценнее, чем кто-либо другой во внешнем мире, и продолжала настаивать: «Я хочу увидеть тебя».

В ответ внутри нее, в самой глубине, возникла мысль: «Посмотри в зеркало, я там». Сколько бы раз и как долго она ни смотрела в зеркало, она видела лишь одно — свое — лицо. И ничего более. Она была совсем сбита с толку. Она никогда не слышала никаких бесед о дхарме или сутр, и не могла понять, что же она испытывала. Позже Сыним вспоминала: «Хотя мне было уже около восемнадцати лет, я всё еще не понимала истинного значения происходящего».

После освобождения Кореи в 1945 году Сыним, повинуясь своему внутреннему голосу, направилась в горы Одэ. Там жил великий мастер дзэн Ханам Сыним, с которым она встречалась много лет назад, будучи маленькой девочкой. Она останавливалась у своего дяди, жившего неподалеку от гор, и часто ходила в храм, чтобы повидать Ханам Сынима. Тэхэнь Сыним вспоминала: «У меня не было никакого понятия о таких его титулах, как „Великий сыним“, „Великий мастер сон“ и „Высшая мудрость“. Он был главой всего ордена Чёгё, но играл со мной в игры, и украдкой таскал мне с кухни угощение из поджаренного риса. Бедным и страждущим он дарил любовь и сострадание, а тем, чьи глаза горели желанием найти истину, давал знания и поддержку. Кем бы человек ни был, он с легкостью мог с ним встретиться. Его слова были простыми, но всегда содержали очень глубокий смысл. В своей просветленности он был теплым и мирным, как папочка».

По прибытии в горы Одэ Сыним стала хэньджа[5]и пришла в зал для медитации сынимов-бхикуни[6]. Просидев в медитации несколько дней, она почувствовала, что ее колени разрывает изнутри. Внезапно появилась мысль: «Какой смысл лупить по телеге? Почему бы вместо этого не тянуть корову?» Она также вопрошала: «Кто обучает меня таким образом? Откуда приходят эти мысли?» Позже Сыним объясняла: «Думайте о телеге и о корове, которая тащит телегу. Если вы хотите идти вперед, следует ли бить по телеге? Нет, просто берите корову за кольцо в носу и тихонько ведите ее вперед».

Она покинула зал для медитации и вернулась в лес, пытаясь осознать то, что сказал ей мастер дзэн: «Ты умрешь, если глубоко проспишь три года с открытыми глазами». Она практиковала настолько интенсивно, что для нее не существовало таких вещей, как соблюдение обетов или несоблюдение их, бритье головы или ношение длинных волос, — существовало только вхождение внутрь себя.

Весной 1950 года Сыним была посвящена в сан самими[7]. Ханам Сыним, снова стригший ее волосы, спросил: «Кто прямо сейчас получает посвящение?»

Сыним ответила: «Нет момента, когда вы даете мне посвящение. Нет момента, когда я получаю посвящение. Просто журавль летит над голубой горой».

Ханам Сыним сказал: «Ты должна умереть, тогда ты увидишь себя».

Сыним ответила: «Где находится то я, которое должно умереть, и где находится то я, которое должно убить?»

Далее он спросил: «Где твой ум?»

Сыним ответила: «Должно быть, вы хотите пить. Пожалуйста, выпейте немного воды».

Мастер дзэн снова спросил: «Если бы я был магнитом, а ты гвоздем, что случилось бы?»

Сыним ответила: «Гвоздь тоже стал бы магнитом».

Ханам Сыним остался очень доволен: «Превосходно! Теперь иди своим путем».

Вскоре после этого началась война в Корее, и страна погрузилась в хаос. Через несколько месяцев Ханам Сыним мирно покинул свое тело. Ему было 75 лет, из которых более 50 лет он был последователем Будды.

Тэхэнь Сыним спустилась в Пусан, где провела весь следующий год. Она открыла маленький ресторан для бедняков и рабочих судоремонтного завода, а также работала швеей, используя материал от армейской формы для пошива гражданской одежды. Прежде, когда Сыним испытывала лишения, она была единственной, кто страдал, и ее это не очень беспокоило. Но сейчас ей было почти невыносимо видеть ужасные страдания людей вокруг. Несмотря на то, что она была в состоянии накормить и одеть многих, внутри нее начало расти чувство, что помощь материальными средствами — это помощь ограниченная.

Сыним поняла, что ей нужно войти в свою практику еще глубже, и она покинула Пусан и ту жизнь, которую там для себя создала. Не удовлетворенная тем, чего уже достигла, она продолжала спрашивать себя: «В чем смысл жизни? Почему люди должны так страдать? Зачем я здесь?» Она практиковала днями и ночами, без еды и питья, но находила лишь один ответ: «Ты должна умереть, тогда ты увидишь себя». Хотя ей уже удалось разрешить этот вопрос на многих глубинных уровнях, она знала, что должна была идти еще глубже.

Вся энергия Сыним была сфокусирована единственно на этом вопросе, и ноги понесли ее по стране. Она хотела получить окончательный ответ, но ничего изнутри так и не приходило. Ее желание было столь огромным, что без этого ответа она не чувствовала ценности своей жизни. В результате, она пыталась несколько раз покончить жизнь самоубийством, но каждый раз терпела неудачу. Сыним бродила без всякой цели. Ее единственной мыслью было умереть в таком месте, где ее тело никого бы не потревожило.

Ее ноги остановились на краю обрыва над рекой Хан. Но в тот момент, когда она взглянула вниз на воду, она забыла о смерти. Так, глядя на воду, она простояла над обрывом примерно полдня. Внезапно очнувшись от этого самадхи[8], она почувствовала, как по ее лицу бесконтрольно потекли слезы, и в этот момент осознала: «Мои слезы должны быть слезами, что станут океаном, который я весь выпью до дна».

Она плакала слезами радости, потому что теперь ясно понимала, как ей идти вперед. Ее слезы не были слезами простого сопереживания, скорее они были вызваны тем, что она сама стала воистину одним целым с человеческим страданием и нуждой. Более того, теперь Сыним знала, что, став с ними одним целым, она должна быть способна недвойственно продемонстрировать то состояние, где она, основание, и те, кто страдает, являются одним целым. Таким способом она могла бы по-настоящему помочь и людям, и даже планете в целом.