Джеймс Фрэзер - Золотая ветвь Страница 21

У читателя может возникнуть соблазн спросить: „Почему же умные люди не могли раньше обнаружить ошибочность магии? Как могли они продолжать питать иллюзии, которые неизменно приносили разочарование? Почему они упорно разыгрывали освященные веками пантомимы, бормотали торжественный вздор, который не приносил никакой пользы? Почему они цеплялись за верования, которые столь явно противоречили опыту? Как решались они повторять эксперименты, которые столь часто оканчивались неудачей?“ Дело в том, что ошибку здесь было далеко не так просто обнаружить, неудача ни в коем разе не была очевидной, потому что во многих случаях — возможно даже, в большинстве их — желаемое событие по истечении какого-то времени после совершения обряда, направленного на то, чтобы его вызвать, действительно наступало. Для понимания того, что его причиной не обязательно был обряд, требовался необычайно проницательный ум. За обрядом, с помощью которого хотели вызвать ветер или дождь или наслать смерть на врага, всегда рано или поздно следовало желаемое событие, и первобытного человека можно извинить за то, что он рассматривал это событие как прямой результат обряда и как лучшее доказательство его эффективности. Точно так же обряды, отправляемые утром, чтобы помочь солнцу взойти, и весной, чтобы разбудить дремлющую землю от зимнего сна, по крайней мере в зонах умеренного климата, будут неизбежно увенчиваться успехом. Ведь в этих зонах солнце каждое утро зажигает на востоке свой золотой светильник, а весенняя земля из года в год одевается богатым зеленым нарядом. Поэтому практичный дикарь с его консервативными инстинктами мог остаться глух к словам радикального философа, который позволил себе намекнуть на то, что в конце концов восход солнца и приход весны могут не быть прямыми следствиями пунктуального исполнения тех или иных ежедневных или ежегодных обрядов и что, возможно, деревья будут расцветать, а солнце всходить и без исполнения обрядов. Естественно, что эти скептические предположения были отвергнуты соплеменниками с негодованием и презрением, как пустые фантазии, губительные для веры и разительно противоречащие опыту. „Что может быть понятнее того, — отвечали ему, — что солнце зажигает в небе свой великий огонь, потому что я на земле зажигаю свечку за два пенса? А когда я весной надеваю свой зеленый наряд, как могут деревья не сделать того же?! Это всем известные факты, и на них я опираюсь. Я просто практик, а не ваш брат теоретик, ловец блох и резонер. Вероятно, теории и спекуляции — дело по-своему неплохое, и я не имею ни малейшего возражения против того, чтобы вы ему предавались. Но позвольте мне придерживаться фактов; тогда, по крайней мере, я буду знать, на каком я свете“. Ошибочность этого рассуждения для нас очевидна потому, что оно построено на фактах, относительно ложности которых у нас давно нет никакого сомнения. Но если аргумент подобного рода выдвигается применительно к вопросам, находящимся в процессе обсуждения, то не станет ли английская аудитория аплодировать ему как здравому и не сочтет ли она его автора человеком осторожным, может быть, не блестящим и не эффектным, но абсолютно здравомыслящим и практичным. Если такие аргументы считаются здравыми в нашем обществе, то стоит ли удивляться тому, что в течение долгого времени не удавалось обнаружить их ложность дикарю?

Глава V

МАГИЧЕСКИЙ КОНТРОЛЬ НАД ПОГОДОЙ

Колдун на службе общества. Читатель, вероятно, помнит, что в лабиринт магии нас привело рассмотрение двух типов человекобога. Эта нить направляла наши шаги и вывела нас наконец на возвышение, с которого мы можем, остановившись ненадолго, оглянуться на пройденный путь и увидеть перед собой длинную и крутую дорогу, по которой нам еще предстоит взбираться.

Из предшествующего следует, что можно различать два типа человекобога: религиозный и магический. В первом случае предполагается, что существо высшего порядка вселяется в человека на более или менее продолжительный срок и проявляет свою сверхъестественную мощь и мудрость путем совершения чудес и изречения пророчеств. К данному типу человекобога подходит название вдохновенного и воплощенного: человеческое тело здесь всего лишь хрупкий скудельный сосуд, наполненный бессмертным божественным духом. Во втором случае человекобог-маг есть не более как человек, но человек, обладающий необычайной силой. На обладание подобной силой в меньшем объеме претендует большинство его соплеменников, Ведь в примитивном обществе едва ли найдется хоть один человек, который на досуге не занимался бы магией. В то время как человекобоги первого, боговдохновенного типа черпают свою божественность от божества, которое снизошло до того, чтобы скрыть свое небесное сияние под унылым обличьем земного праха, человекобог второго типа черпает свою необычайную силу из некой физической общности с природой. Он не является простым вместилищем божественного духа. Все существо его — и тело, и душа — столь тонко настроены на гармонию с природой, что прикосновение его руки или поворот головы заставляют вибрировать всю материальную структуру мира. И, обратно, его божественный организм проявляет чувствительность к таким незначительным изменениям обстановки, которые совершенно никак не отразились бы на простом смертном. Но какую бы четкую разграничительную линию мы ни проводили в теории между двумя типами человекобогов, на практике она редко прослеживается со всей четкостью. В ходе дальнейшего изложения я не буду настаивать на этом пункте.

На практике искусство магии, как уже говорилось, может употребляться на благо либо индивидов, либо всего общества, и в зависимости от того, направлена ли она на достижение первой или второй цели, магия называется частной или общественной. Мы отметили далее, что маг, удовлетворяющий общественные потребности, занимает очень влиятельное положение в обществе, и если к тому же он человек расчетливый и способный, то может достичь ранга вождя или царя. Так анализ общественной магии приводит к пониманию ранних форм царской власти, ибо в диком и варварском обществе многие вожди и цари в огромной мере обязаны властью своей репутации как магов.

С точки зрения общества, самым главным, на что следует употребить магию, является создание достаточного запаса пищи. Приведенные выше примеры показывают, что все добытчики пищи (охотники, рыбаки, земледельцы) прибегают к магии. Но они поступают здесь как частные лица для своей собственной пользы и на благо своих семей, а не как должностные лица в интересах всего народа. Другое дело, когда обряды исполняются не самими охотниками, рыболовами и земледельцами, а профессиональными колдунами от имени соплеменников. В примитивном обществе, где господствует однородность занятий и где разделение на профессиональные группы едва наметилось, каждый человек в большей или меньшей степени занимается магией в своих интересах и использует чары и заклинания на благо себе и во вред своим врагам. Великий шаг вперед был сделан тогда, когда колдуны выделились в особый класс, то есть когда они были отделены от остальных соплеменников для того, чтобы своим искусством — будь оно направлено на излечение болезней, предсказание будущего или на другую общественно значимую цель — приносить пользу всему обществу. Негодность средств, которые большинство из этих профессионалов употребляло для достижения своих целей, не должна умалять в наших глазах огромную значимость самого этого института. Значительная группа людей — по крайней мере, на высшей ступени дикости — освободилась при этом от необходимости зарабатывать себе на жизнь тяжелым физическим трудом и получила возможность (и даже стимул) заняться исследованием тайн природы. Правом и одновременно обязанностью людей этой профессии было знать больше своих соплеменников, знакомиться со всем, что может помочь человеку в его изнурительной борьбе с природой, облегчить его страдания и продлить жизнь. Свойства лекарственных растений и минералов, причины выпадения осадков и засухи, грома и молнии, смена времен года, фазы луны, дневное и годичное обращение солнца, движение звезд, тайны жизни и смерти — вещи, вызвавшие изумление первых философов-магов и побудившие их искать решение проблем, которые, без сомнения, часто привлекали их внимание по причине настойчивых требований клиентов. Последние ожидали от них не только понимания, но и управления великими природными процессами на благо людей.

Такую цель поразить с первого выстрела, конечно, невозможно. Медленный, бесконечный процесс приближения к истине заключается в постоянном выдвижении и проверке гипотез. Те из них, которые соответствуют фактам, принимаются, а все остальные отвергаются. Нет сомнения, что представления о естественной причинности, которыми оперировал колдун, покажутся нам явно ложными и абсурдными, но в его время это были оправданные гипотезы, хотя они и не выдержали проверки опытом. Насмешки и порицание заслуженно выпадают не на долю тех, кто эти теории изобрел, а на долю тех, кто продолжал упорно придерживаться их после того, как были выдвинуты более оправданные гипотезы. В поисках истины у людей, конечно, никогда не было более сильных побудительных мотивов, чем у этих первобытных колдунов. Им абсолютно необходимо было создать хоть видимость знания: ведь одна-единственная ошибка, будучи обнаруженной, могла стоить им жизни. Это, несомненно, заставляло их прибегать к обману с целью скрыть собственное невежество, но в то же время это давало им мощнейший стимул заменять мнимое знание настоящим. Ведь если вы хотите создать у других впечатление, что вы что-то знаете, самое лучшее действительно знать это. Так что, как бы ни отвергали мы непомерные притязания магов и как бы ни осуждали их за то, что они вводили людей в заблуждение, образование этого класса в его первоначальном виде принесло человечеству неисчислимые блага. Колдуны явились прямыми предшественниками не только современных врачей и хирургов, но и современных исследователей и первооткрывателей во всех отраслях естественных наук. Они положили начало процессу, который привел их последователей в более поздние эпохи к столь славным и полезным открытиям. И если начало было скудным и малообещающим, то приписать это следует скорее неизбежным трудностям, которые возникают на пути познания, нежели природной неспособности или сознательному мошенничеству этих людей.