Дервас Читти - Дервас Читти Град Пустыня Страница 21

Уже на Синае[518] гость, увидевший как усердно трудятся монахи, заметил Сильвану: «Старайтесь не о пище тленной… Мария же избрала благую часть». Сильван попросил монаха Захарию дать гостю книгу и отвел его в пустую келью. На обед его не позвали. Когда же он, покинув келью, стал жаловаться на это Сильвану, тот ответил ему: «Ты человек духовный и не нуждаешься в столь грубой пище. Мы же люди плотские и хотим есть, а для этого нам приходится работать. Ты избрал благую часть, занимаясь весь день чтением грубая пища не для тебя». Гость понял, что, в конечном счете, Мария не может обойтись без Марфы.

Сколь долго находился Сильван на Синае мы не знаем, известно лишь то, что один из его монахов Нетрас стал епископом Фаранским,[519] а Марк переписчик умер перед тем, как они отправились в Сирию.[520] Создается такое впечатление, будто под Сирией понималась и Палестина. В любом случае, в конце концов, Сильван и его ученики поселились в районе Газы, на берегах ВадиГаза (Wadi Ghazzeh) близ Герара. Здесь, как свидетельствует одна из сохранившихся историй, ими была принята организация по типу Лавры разбросанные кельи с центральной церковью, где братия могла собираться по субботам и воскресеньям.[521] В другой истории говорится о том, что Сильван всячески возражал против церковной музыки у монахов.[522]В этом отношении он целиком принадлежит египетской традиции, восходящей к Памво и к первым дням Нитрии,[523]которая в конце шестого века проявилась и на Синае.[524]Кассиан также пишет о том, что в Египте особенно в Скиту — служба велась предельно просто, и часы не выделялись особо, поскольку это противоречило бы наставлению о «непрестанной молитве», тогда как в Палестине они стали служиться очень рано.[525] Существует история о том, как Епифаний, став епископом, продолжал отстаивать египетскую традицию, постоянно споря с настоятелем палестинского монастыря. Последний сказал ему: «Твои молитвы не нарушают нашего канона, мы лишь ревностнее служим Третий, Шестой и Девятый час». В ответ он услышал: «Вы нарушаете все прочие часы дня, когда перестаете молиться. Ибо подлинный монах в сердце своем непрестанно молится и поет псалмы».[526]

Созомен сообщает нам о том, что Сильван был палеетинцем по рождению, сменил же его в Гераре его ученик Захария, и произошло это до 415 года, когда в селении, носившем имя пророка Захарии (близ Элеутерополя) была обнаружена его, пророка, гробница.[527] Однако самым известным учеником Сильвана был Зенон, небольшой сухощавый человечек, очень сосредоточенный и, разом, ис־ кренний, исполненный божественной теплоты и отмеченный великим даром сострадания, вследствие чего очень многие искали у него духовного совета.[528] Создается такое впечатление, что он достаточно свободно перемещался по Палестине и, возможно, по Сирии.[529] Однако в конце жизни он поселяется в КефрШарта (Kefr She'arta),[530] в четырнадцати милях к северовостоку от Газы. За год до Халкидона он ушел в полный затвор и, видимо, умер в течение этого года.[531] О нем мы еще услышим.

И, все же, самой значительной фигурой был монах, покинувший Скит значительно позже. Авву Исайю,'[532]проходившего аскетическое обучение в киновии, а затем удалившегося во внутреннюю Скитскую пустыню,[533] даже здесь не оставляли в покое (судя по имеющимся в нашем распоряжении записям, он покинул Скит вовсе не по причине его разорения варварами). Он перебрался в Палестину в период между Эфесским и Халкидонским соборами.[534]Совершив паломничество по святым местам, он на какоето время поселился возле Элеутерополя, однако в скором времени монахи Иудейской пустыни и гости из Египта вновь стали беспокоить Исайю, прознав о его местонахождении.[535] Тогда он перешел в БейтДальфу (Beit Daltha) в окрестностях Газы. В этом местечке, которое находилось всего в четырех милях от Тавафы, где родился Иларион,[536]он провел сорок или пятьдесят лет и почил там же 11 августа 489 года.[537] Вдали от Иудейской пустыни, в этом достаточно густонаселенном районе его могли беспокоить египтяне. Чтобы оградить себя от них, Исайя затворился в келье и виделся только со своим учеником Петром Египтянином. Приходившие к нему за духовным советом передавали свои вопросы и получали ответы через Петра.[538] Вероятно, с аввой Исайей была связана и находившаяся здесь же киновия.[539] Мы вправе предположить, что ею управлял не он сам, но поставленный им настоятель. Нечто подобное повторится в Тавафе и в следующем столетии. Это обстоятельство, а также время его служения и его контакты таковы, что мы могли бы говорить о нем в следующей лекции. Несмотря на то, что Исайя провел в Палестине сорок или пятьдесят лет, в сирийском переводе его творений он именуется Исайей Скитским; своим младшим современникам он должен был представляться живым воплощением древнего скитского аскетизма. Словно Янус он смотрит не только вперед, но и назад, и потому я счел возможным говорить о нем здесь.

Его друзья принадлежали к аристократической и консервативной партии, категорически возражавшей против нововведений (так они их оценивали) Халкидона и стремившейся к сохранению в чистоте старой веры и старого жительства. Вполне возможно, что именно в этой среде сложился основной первичный корпус Apophthegmata. Не только Сильван и его ученики, но и сам Исайя занимают в этом собрании заметное место, однако Иоанн, сосланный Маркианом,[540] свидетельствует о его антихалкидонстве, это же свидетельство повторяется и в ряде историй о монахах Энатона, настоятелем у которых был Лонгин.»[541] Эта обитель находилась у девятого мильного столба к западу от Александрии и потому была куда теснее, чем Нитрия — не говоря уже о Ските связана с этим городом, который, как представляется, ко времени Халкидона взял под свой контроль египетское монашество,[542] уже навыкшее к насильственному вмешательству в историю.»[543] На деле, Лонгин являлся лидером оппозиции собору.[544] Кстати говоря, между монахами Газы и этими египетскими кругами всегда сохранялись тесные контакты.

К сожалению, творения Исайи на оригинальном греческом языке сейчас не такто просто найти. В XL томе (11051204) греческой патрологии содержится латинская их версия. В 1911 году монах Августин издал в Иерусалиме несовершенный греческий текст, лакуны которого были восполнены путем обратного перевода с латыни. В 1929 году я купил эту книгу, а теперь оказалось, что в Западной Европе имеется всего несколько ее экземпляров. Также у меня есть машинописная копия более полного текста, основанного на сравнении иерусалимского издания с рукописью Bodleian MS. (Cromwell 14), которая содержит на полях обширные старые дополнения, считавшиеся до недавнего времени (для некоторых глав) единственным образчиком изначального греческого текста, подтверждаемого ранними сирийскими и коптскими версиями.»[545] Сирийский текст, подготовленный к изданию Антуаном Гийомоном (он же готовил и коптский текст),"[546] содержит материал, отсутствующий в греческой версии, в том числе небольшое собрание историй об отцах, рассказанных Исайе его старшими современниками. Все или почти все эти истории, которые могут быть представлены в несколько сокращенной или обобщенной форме и порою имеют неясное происхождение, содержатся в алфавитном и в других собраниях Apophthegmata.[547] Это является убедительным свидетельством в пользу того, что первоначально они входили в собрание Исайи, содержащее запись рассказанных им историй. Таким образом, мы имеем дело с еще одним сборником Apophthegmata, имеющим отношение к Исайе или к его окружению. Мне представляется, что внимательное изучение словаря позволит придти к заключению о таком же происхождении множества других историй.

Из двадцати девяти «гомилий» (λόγοι), сохранившихся на греческом, одна серия изречений, начинающихся со слов «Внемли себе…» (πρόσεχε σεαυτω),"[548] имеет иной, чем у Исайи, словарь, отсутствует в сирийской версии и приписывается в той версии, где изречения начинаются со слов τήρει σεαυτόν, Аммону, преемнику Антония; [549] мы вправе предположить, что она могла быть переведена с коптского оригинала. В ряде манускриптов тридцатым λόγος'οΜ включена первая глава («О том, что молитву должно предпочитать всему») приписываемых Василию Великому «Правил монашеской жизни».[550] Некоторые манускрипты придерживаются этой атрибуции, в других она приписывается Исайе. Следует заметить, что ее достаточно своеобразный язык и словарь больше похожи на язык Исайи.