Рудольф Штайнер - Очерк Тайноведения Страница 22

Воздействует, однако, не только жизнь человека из Духо-страны на взаимосвязи физического мира, но, наоборот, также деятельность в физическом бытии имеет свои воздействия в Духовном мире. Пример может сделать наглядным, что происходит в этом отношении. Устанавливаются некие узы (Band) любви между матерью и ребенком. Из притягательности между обоими, которая коренится в силах чувственного мира, исходит эта любовь. Однако она преобразуется в ходе времени. Из чувственных узы становятся все более Духовными. И эти Духовные узы ткутся не только для физического мира, но также для Духо-страны. Также с другими взаимосвязями это так. То, что вплетается в физический мир через существо Духа, это остается установленным в Духовном мире. Приятели, которые в жизни внутренне связали себя, принадлежат также в стране Духа вместе; и после оставления тел они есть в еще много более внутренней общности чем в физической жизни. Ибо как Духи они есть здесь друг для друга так же, как это было описано выше при откровении одних Духовных существ в других через Внутреннее. И некие узы, которые сотканы между двумя людьми, сводят их также в новой жизни опять вместе. В наиболее истинном смысле слова должно поэтому говориться об опять-нахождении людей после смерти.

Что однажды произошло с человеком с рождения вплоть до смерти и отсюда вплоть к некому новому рождению, это повторяет себя. Человек возвращается всегда опять на Землю, если плод, который он приобрел в физический жизни, пришел ко зрелости в Духо-стране. Все-же устанавливается не просто некое повторение без начала и конца, но человек однажды переходит из других форм бытия в такие, которые проходят в обозначенном роде, и он будет переходить к другим в будущем. Воззрение на эти переходные уровни будет дано, когда, в последующем, в смысле сверх-чувственного сознания, будет изложено развитие Миро-Вселенной в совместной связи с человеком.

Процессы между смертью и неким новым рождением есть для чувственного наблюдения, естественно, еще более скрыты чем те, которые как Духовное лежат в основании проявленного бытия между рождением и смертью. Это чувственное наблюдение может для этой части скрытого Мира видеть действия только там, где они вступают в физическое бытие. Для него должно быть вопросом приносит ли человек, который вступает через рождение в бытие, нечто с собой из того, что описывает сверх-чувственное познание о процессах между некой прежней смертью и рождением. Если некто находит раковину-дом улитки, в котором ничего не заметно от животного, то он все-же, только признает, что этот раковина-дом улитки возник через деятельность некого животного, и не может верить, что таковой соединился совместно в свою форму через голые физические силы. Равно так может некто, кто рассматривает человека в жизни и находит нечто, что из этой жизни не может происходить, разумным образом признать, что это нечто происходит из того, что описывает наука сверх-чувственного, если через это бросается объясняющий свет на иначе необъяснимое. Так могло бы также здесь чувственно-рассудочное наблюдение из видимых действий найти понятным невидимые причины (Ursachen, пра-вещи). И кто эту жизнь рассматривает совершенно непредвзято, тому также будет это с каждым новым наблюдением все больше выдаваться, как верное. Только дело идет о том, чтобы найти правильную точку зрения, чтобы наблюдать воздействия в жизни. Где располагаются, например, воздействия того, что сверх-чувственное познание излагает как процессы времени очищения? Как выступает воздействие того, что после этого времени очищения, по указаниям Духовного исследования, человек должен пережить в чисто Духовных областях?

Загадки внедряются каждому серьезному, глубокому рассмотрению жизни достаточно на этом поле. Видят одного человека, рожденного в нужде и нищете, наделенного лишь немногими одаренностями, так что он через таковые, с данными его рождением фактами, является предопределенным к жалкому бытию. Другой будет с первого мгновения своего бытия охраняться и лелеяться заботливыми руками и сердцами; у него разворачиваются блестящие способности; он предрасположен к некому плодотворному, удовлетворяющему бытию. Два противопоставленных мысле-настроя (Gesinnungen) могли бы сделать себя действенными напротив таким вопросам. Один будет желать придерживаться того, что воспринимают чувства и что может понять, удерживающийся на этих чувствах рассудок. В том, что один человек рождается в счастье, а другой в несчастье, этот мысле-настрой не будет видеть никакого вопроса. Он, если он также не желает использовать слово "случайность", все-же не будет задумываться о том, чтобы предположить какую-нибудь закономерную совместную связь, которая задействует это. И в отношении задатков, одаренностей будет придерживаться такой образ представления того, что "наследуют" от родителей, пра-родителей и прочих предков. Он будет отклонять, чтобы искать причины в Духовных процессах, которые человек сам до своего рождения - помимо наследственной линии своих предков - проделал и через которые он оформил себя задатками и одаренностями. - Другой мысле-настрой будет чувствовать себя неудовлетворенным через такое понимание. Он скажет: ничто не происходит, все-же, также в проявленном мире в определенном месте или в определенном окружении, без того чтобы не должно было бы предположить причины, почему это есть такой случай. Возможно, что также во многих случаях человек эти причины еще не исследовал, но они имеются в наличии. Альпийский цветок не произрастает на низменности. Его природа имеет нечто, что сводит его совместно с Альпийской местностью. Равно так должно существовать нечто в человеке, что позволяет ему быть рожденным в определенном окружении. С причинами, которые лежат только в физическом мире, этого при этом не сделается. Они выделяются для глубоко-мыслящего так, как если факт, что некто некому другому нанес удар, должен бы быть объяснен не чувствами первого, но физическим механизмом его руки. - Равно также неудовлетворенным должен показать себя этот мысле-настрой со всяким объяснением из голой "наследственности" задатков и одаренностей. Из него можно всегда сказать: Смотрите, как определенные задатки в семье наследуются дальше. В двух с половиной столетиях наследовались музыкальные задатки в членах семьи Баха (Bach). Из семьи Бернулли (Bernoulli) вышло восемь математиков, которые отчасти в своем детстве предопределялись к совсем другим профессиям. Однако "наследственные" одаренности всегда гнали их к семейной профессии. Возможно издалека указать на то, как через точное исследование ряда предков некой личности можно было бы показать, что тем или иным способом одаренность этой личности показывала себя у предков и что она представляется только как некая суммарность унаследованных задатков. -Кто имеет указанный второй вид мысле-настроя, конечно не оставит такие факты без внимания; они не могут, однако, быть для него тем, чем они являются для того, кто желает при своих объяснениях опираться только на процессы в чувственном мире. Первый будет ссылаться на то, что так же мало могут суммироваться наследованные задатки сами по себе в целую личность, как и металлические части часов сформироваться сами по себе в таковые. И если ему возразить, что ведь, все-же, именно совместное воздействие родителей могло бы быть причиной комбинации задатков, итак таковое, как бы выступает на месте часовщика, то он возразит: Взгляните с непредвзятостью на то полностью новое, что дается с каждой личностью ребенка; это не может приходить от родителей, просто потому, что в таковых это не имеется в наличии.

Неясное мышление может учредить в этой области много путаницы. Наихудшим есть это, когда носителями первого смысло-настроя таковые последнего выставляются как противники того, что, все-же, опирается на "достоверные факты". Однако этим последним вообще не нужно приходить к смыслу того, чтобы оспаривать этим фактам их истинность или ценность. Они видят, например, полностью также, что определенный Духовный задаток, да Духовная направленность в некой семье "наследуется дальше" и что известные задатки, в неком потомоке суммированные и скомбинированные, выдают значимую личность. Они могут полностью признать, если им говорят, что наиболее значимое имя редко стоит у вершины, но находится у конца кровного родства. Не нужно отмечать им это, однако, как плохое, если они вынуждены образовывать из этого совсем другие мысли чем те, которые желают оставаться стоять только при чувственно-действительном. Последним можно, именно, возразить: Конечно, показывает человек признаки своих предков, ибо Духовно-Душевное, которое через рождение вступает в физическое бытие, заимствует свою телесность от того, что дает ему наследственность. Этим, однако, сказано еще ничто иное, как то, что некое существо носит особенности среды, в которую оно погружается. Это конечно есть особенное - тривиальное сравнение, однако непредвзятый не будет оспаривать его правоту, если будет сказано: то, что человеческое существо показывает себя облаченным в качества своих предков, доказывает происхождение личных качеств этого существа так же мало, как это мало доказывает нечто о внутренней природе некого человека, если он является мокрым, потому что он в воду упал. И далее может быть сказано: Если наиболее значимое имя стоит у конца кровного родства, то это показывает, что носитель этого имени нуждался в таком кровном родстве, чтобы сформировать себе тело, которое ему было необходимым для развертывания своей цельной личности. Это не доказывает, однако, вообще ничего для "наследственности" самой личности: да это доказывает для здоровой логики прямо противоположное. Если, именно, наследуются личные дарования, то они должны были бы стоять у начала кровного родства и затем, исходя отсюда, наследоваться на потомоков. Но так как они, однако, стоят у конца, это есть прямо некое свидетельство для того, что они не наследуются. (См. замечание #4)