Вениамин Милов - Дневник инока Страница 22

Тане пришлось вернуться в Москву. Однако вскоре, 25 января 1933 года, в день ее Ангела, она была арестована и после нескольких месяцев пребывания на Лубянке и в Бутырской тюрьме отправлена в ссылку в Бийск (Алтайский край). Вернулась она оттуда уже в 1936 году, без права проживания в столице. Она поселилась в Загорске[102], в домике, когда‑то предусмотрительно купленном для нее отцом Георгием.

Во время многолетнего отсутствия Татьяны мезонин сдавался внаем молодому учителю физики, Тихону Тихоновичу Пелиху[103]. Познакомившись с хозяйкой, Т. Т. Пелих, глубоко верующий человек, не усомнился в том, что она — его судьба. И, действительно, их брак оказался на редкость счастливым и гармоничным.

Ко времени знакомства с архимандритом Вениамином в семье Пелихов было уже двое детей — Катя и Сережа. Их также стали водить на исповедь к отцу Вениамину. И в дальнейшем его письма из ссылки неизменно содержали строчки, адресованные детям.

После своего возвращения в октябре 1954 года отец Вениамин ни разу не выбрался в Загорск. Да и жить ему оставалось уже меньше года. Поэтому многие наставления, которые он давал в письмах членам семьи Пелихов, выглядят как завещание.

В целом же письма архимандрита Вениамина из ссылки, несомненно, являются свидетельством верности пастырскому долгу, избранному иноческому пути, своему народу, в муках его вавилонского пленения, а главное — верности Кресту Христову, который дается каждому христианину, но по его мере. Мера же владыки Вениамина оказалась весьма велика, как и предрек ему саратовский затворник:"Я бы взял тебя, раб Божий, да ты уж очень высок…"[104]. Поэтому и тяжесть испытаний, выпавших на его долю за семнадцать лет лагерей и ссылок, далеко превышает меру современного человека.

***

Дорогие о Господе![105]

Прежде всего радуюсь случаю написать Вам, хотя пишу в казахской юрте[106], сидя на земле. Теперь жнива и казахи кочуют, я, по обстоятельствам своего положения, вынужден участвовать в колхозной работе. Посылку Вашу получил. Горячо благодарю за теплое участие и память о мне. Письма Ваши читаю со всем сердечным вниманием и душой живу Вашими радостями и скорбями. Пишите и далее, если не затруднитесь. Меня до 15 августа, если мне не предстанет возможности писать в юрте, извините за молчание.

Заочно призываю на всю Вашу семью Божие благословение, вся она родная мне. Простите за почерк. Пишу на коленях, отчего неудобно выводить буквы. Жалко, что похлопотать в Москве за меня трудно. Если бы поближе к Вам жил и с русскими — было бы легче. Господь с Вами.

22 июля 1949 г.

Дорогие о Господе!

Как я порадовался письму от Вас. В первый раз услыхал о Ваших жизненных новостях, которые мне весьма интересны. Благодарю за любовь Вашу ко мне. Ее я помню всегда и ношу в сердце. Не огорчайтесь некоторыми неувязками из‑за невозможности сделать мне добро, какое хотите. Я и так это глубоко чувствую.

Мне нужны рабочие рукавицы, бумага, конверты, вообще канцелярские принадлежности, гречневая крупа, сухари, рыбий жир. Живу в юрте на жниве. Сильно устаю на работе. Это письмо пишу ощупью, поздно вечером у юрты. Весь я в грязи. Стирка белья невозможна. Вообще быт тяжелый. Но все надобно терпеть ради Христа. Шлю благословение Божие всем вам. К[атю] и С[ережу][107] также всегда помню, как своих родных. Простите.

7 июля 1949 г.

Дорогая о Господе Т[атьяна] Б[орисовна]!

На днях потерял я перочинный нож. Без него как без рук, и купить негде. Прошу Вас, если возможно, послать его. Живу я по–прежнему в болезни и трудах физических. Перспектив на лучшее никаких. Один Господь — все упование. Нет отдельного уголка и человека, где бы поселиться. Живу на толпе и шуме. Привет о[тцу] Т[ихону] и Божие благословение призываю на всю Вашу семью. Господь с Вами.

14 августа 1949 г.

Дорогая Т[атьяна] Б[орисовна]!

Я пока до сентября продолжаю жить в грязной юрте и работаю до утомления ежедневного. Вас и всех Ваших домочадцев поминаю мысленно ежедневно. С переходом в деревню буду просить Вашей хозяйственной опытности: нет ли возможности достать пачку сушеных овощей, чтобы класть в суп. У нас теперь, кроме пшеничной муки, ничего купить нельзя. Надо ухитряться готовить суп из муки. Привет о[тцу] Т[ихону] и благословение Божие призываю на всю Вашу семью. У Вас теперь проходят Успенские торжества. Жду Вашего письма.

20 августа 1949 г,

Дорогая Т[атьяна] Б[орисовна]!

Жду продолжения Вашего"многословия"… Как приятно узнать о лаврской жизни и о знакомых… О Т[ихоне] Т[ихоновиче] пишите возможное мне. Заочно ему кланяюсь. За чисто родное отношение благодарю Вас. Это — жезл в моей жизни, когда спотыкаешься. К[атю] и С[ережу] прошу утешать свою маму послушанием и добрым поведением. Христос со всеми вами!

1 сентября 1949 г.

Дорогая Т[атьяна] Б[орисовна]!

Пишу это письмо Вам полулежа на полу землянки, в которой живу. Я на новом послушании в колхозе — исполняю на огороде колхозном обязанности ночного сторожа[108]. Ночью в течение 12–ти часов, с 8 веч[ера] до 8 утра, переношу стужу зимы, а днем едва нахожу для тревожного отдыха часа три. Зато не слышу непрерывного окрика бригадира:"Давай, Милев!"

Сейчас получил Вашу открытку и повещение на посылку. Лучи Вашего сердоболия падают на меня согревающим теплом. Спаси Вас Христос! Пусть к Вашей семье возвратится"утрясенною мерою"эта Ваша деятельная работа милости и сердоболия Вашего.

Т[ихона] Тихоновича] запоздало поздравляю с прошедшим днем Ангела[109]. Господь да подкрепит его на служение Богу при новом настоятеле. Как ведут себя детки? Внимательно ли учатся? Буду ждать от Т[атьяны] Б[орисовны] такой заметки в письме, что К[атя] и С[ережа] утешают ее послушанием и поведением. Нет лучшего украшения для детей, когда у них все чисто и свято, то есть и обращение их с родителями, и речь корректная, и услужливость безропотная, и поведение в школе безукоризненное. У К[ати] и С[ережи] эти стороны жизни, вероятно, неплохи, но желательно, чтобы они становились лучше и лучше.

Лично я живу пока без особых болезней физических, но в общем скорбно. Нет угла отдохнуть и человеческой обстановки жизни в духе христианства. Осталось у меня одно мысленное призывание Бога. Как‑то и где буду проводить зиму. Спаси, Христос, о[тца] Т[ихона] и Вас и родных Вам и мне деток. Простите.

15 сентября 1949 г.

Дорогая Т[атьяна] Б [орисовна]!

Посылку получил в сохранности. Очень у Вас упаковка хороша. Неси за километры — и шпагат не порвется. Катю родную благодарю за малиновое варенье, хорошо ею сваренное, а Сережу — за ножик. Мне нужны еще расческа и гребешок.

Внешне я все неустроен. Живу между небом и землей, ночую под открытым небом. Но благодаря посылкам сыт. Без посылок купить негде. Прошу Бога, чтобы устроил мой выезд отсюда.

Вы говорили о перемене адреса моего, но у меня к этому нет пока оснований. Отцу Тихону мой горячий привет и молитвенные пожелания. Родную Т[атьяну] Б[орисовну] благодарю за все и желаю ей терпения в несении домашнего креста. Кате и Сереже дай, Боже, возрастания в небесных качествах души — смирении, святыни и послушании родителям. Простите.

17 сентября 1949 г.

Дорогая Т[атьяна] Б[орисовна]!

Вы писали о возможности скорой перемены моего адреса. Адрес пока старый, но работа моя новая. От председателя колхоза я получил приказание идти работать учетчиком в тракторную бригаду. Общество от меня по настроению — далекое. Мучаюсь с обмерами полей. Работают день и ночь, а я должен регистрировать горючее в тракторах и выработку. Нахожусь все время в полях, а ночью в какой‑либо дымной юрте. Мучают паразиты, холод и теснота. Так должно быть до заморозков, то есть до половины ноября. Приписанным же я остаюсь к Молотову. Адресуйте свою почту туда же — в Молотов. Не знаю, увижу ли Вас и когда увижу — неизвестно. Скоро зима. Мне нужна будет шапка. Настроение грустное. Как служба о[тца] Т[ихона]? Как живут дети? Одно меня ободряет — это то, что план жизни у каждого человека развертывает Бог. Если Он послал меня в такую тесноту, значит, так нужно.

Мясо надобно солить едкой солью, чтобы не разлагалось. Я как раз нахожусь в рассоле. Даже при такой суровости быта душа частично разлагается вдали от Церкви. Что же было бы со мной при тихом образе жизни? Прошу писать почаще. Кланяюсь о[тцу] Т[ихону]. Деткам шлю Божие благословение. Остаюсь с пожеланием Вам терпения, бодрости духа.

А[рхимандрит] В[ениамин]

26 сентября 1949г.

Дорогая Т[атьяна] Б[орисовна]!

Обстоятельное и насыщенное фактами Вашей жизни письмо получил. Много радует меня получение Ваших писем. Как будто лично поговорю, когда почитаю Ваши письма. Больше мне не с кем говорить, как только языком письменных строчек с родными, живущими вдали.