Дервас Читти - Дервас Читти Град Пустыня Страница 23

В один из дней и это были не суббота и не воскресенье в ущелье появились арабы, разыскивавшие Евфимия. Феоктист попросил их придти в субботу, однако шейх, взяв его за руку, показал ему своего сына, у которого была поражена неизлечимою болезнью вся правая сторона тела, и поведал монаху свою историю. Некогда он был военачальником у арабов (его имя Аспевет это персидский титул «конюшего»), находившихся под властью персов. В последние годы царствования Издигерда (420) начались гонения на христиан. Когда стало известно, что он помогает бежавшим от преследования христианам, Аспевет нашел пристанище у ромеев и вскоре был назначен на подобную же должность («филарх») Анатолием, magister militumperOrientem. При этом он все еще оставался язычником.

Однако его больной сын, которому в Персии не могли помочь ни врачи, ни маги, обратился, наконец, к Богу Христиан (может быть, здесь следовало бы сказать «ромеев»?) и в сонном видении был направлен седовласым монахом с большою бородой к ущелью, находившемуся к югу от дороги, соединяющей Иерусалим с Иерихоном. Евфимий (в котором мальчик тут же признал увиденного во сне монаха) спустился вниз и исцелил сына Аспевета. Пришедшие тут же уверовали во Христа и были крещены в небольшой крестильне, устроенной прямо в пещере. Шейх был наречен Петром. Брат его жены Марин пожелал стать монахом и остался в монастыре; когда умер Феоктист — а произошло это через сорок лет Марин стал главой киновии.[571]

Искавший уединенной жизни Евфимий в скором времени покинул это место и вместе с таким же, как и он сам, уроженцем Мелитена, молодым Дометианом, пошел по берегу Мертвого Моря на юг и, вероятно, на какоето время остановился на вершине древней еврейской твердыни Масада. Церковь, развалины которой сохранились доныне, возможно, была заложена им. Долгое пребывание на этом месте даже ему представлялось затруднительным, и потому он перешел оттуда в район Зифа к востоку от Хеврона, там, где Давид прятался от Саула.[572] Вскоре ему вновь пришлось скрываться от людей, и он вместе со своим учеником поселился в пещере на том ровном участке пустыни, по которому они с Феоктистом в 411 году шли из Фары в ВадиМукеллик. О его возвращении тут же узнали и в пустыне, и вскоре сам Феоктист пришел к Евфимию, прося вернуться в его монастырь, находившийся всего в трех милях от этого места. Старец не принял этого приглашения, но стал приходить туда по субботам и воскресеньям на богослужение.[573] Петр Аспевет также узнал о возврашении старца и пришел к нему со всеми своими людьми и с новыми катехуменами, которых Евфимий отвел в ВадиМукеллик для крещения. Петр построил для святого большой «двуустый» водоем, пекарню и три кельи, одна из которых являлась «молельней или церковью». Нет ничего странного в том, что Евфимий не уступил просьбам Петра и его народа остаться рядом с ним, но — вместо этого — отвел их на удобное место, находившееся между двумя монастырями, где они построили церковь и раскинули возле нее свои шатры, и куда он то и дело приходил, пока у них не появился собственный клир. В конце концов, Петр был поставлен епископом, а его люди жили уже в нескольких станах. [574] Ему суждено было сыграть заметную роль на соборе в Эфесе.[575]

Евфимий не имел желания обращать свое новое пристанище в киновию или в лавру. Всех приходивших к нему просителей он отправлял к Феоктисту. Однако в сонном видении ему было поведено принять трех каппадокийских братьев и более не отсылать приходящих. Вскоре рядом с ним поселились двенадцать братьев. Петр Аспевет построил для них небольшие кельи и украсил церковь παντι κόσμω («всеми украшениями»). Место это стало лаврой «подобной Фаре», а 7 мая 428 года Ювеналий Иерусалимский освятил монастырскую церковь.[576]

Кирилл Скифопольский, написавший Житие Евфимия через сто с лишним лет, знал, что в его время обитель эта находилась на дороге к другим пустынным монастырям, и пытался представить, сколь безлюдным это место было в ту пору, когда туда пришел Евфимий. Это место расположено в центральной части пустыни, и потому выбор его Евфимием мог бы показаться крайне неожиданным, если бы он, Евфимий, не осознавал его стратегической значимости. Евфимий устроил здесь лавру. Однако он понимал, что место это больше подходит для киновии, и оставил указания по соответствующему преобразованию обители после его смерти.[577] При этом преподобный Евфимий заложил и основу характерного именно для Иудеи монашества, рассматривая киновийный «Нижний Монастырь» святого Феоктиста в качестве обители для начинающих, из которой молодые монахи со временем должны были перейти в лавру с ее близким к отшельничеству жительством.[578] Во времена Антония и Пахомия призвания анахорета и киновита рассматривались как нечто раздельно существующее. Святитель Василий Великий считал более высоким киновийное жительство. В Нитрии и в Скиту сложилась ситуация, отдаленно напоминающая указанный «иудейский» устав, однако там она так и не получила конкретного воплощения. В евфимиевой системе, окончательно принятой в следующем поколении Саввой, киновия является составной частью лавры, соответствующей неизбежной подготовительной стадии.

Список первых двенадцати учеников Евфимия весьма показателен. Четверо из них (так же как и сам Евфимий) были уроженцами Мелитена, трое пришли из Каппадокии, трое — из находившегося на Синайском полуострове Раифа, один из Антиохии, и еще один уроженец палестинской Тивериады из Скифополя, где он был пресвитером. Скифопольский пресвитер и один из раифских братьев, который также был пресвитером, продолжали это свое служение и в лавре. Дометиан Мелитенский и Домнин Антиохийский были рукоположены в лаврских дьяконов, и Дометиан служил в этом сане до конца своей жизни. Домнин же, доводившийся племенником патриарху Иоанну Антиохийскому, несмотря на пророческое предупреждение Евфимия, после Эфеса отправился помогать своему дяде, преемником которого он впоследствии и стал. На «разбойничьем» Эфесском соборе 449 года он лишился епископской кафедры (хотя и поставил свою подпись под решениями собора) и исполненный покаянных чувств вернулся к Евфимию.[579] Еще трое братьев стали епископами: каппадокиец Косма Скифопольский,[580] мелитианец Стефан Иамнийский[581] и его брат Гаиан Мадабский.[582] До того как стать епископом, Косма в течение какогото времени был хранителем Креста Господня в Иерусалиме, сменил же его в этом служении его брат Хрисипп,[583]оставивший нам немало проповедей, отмеченных искусной риторикой.[584] Третий каппадокийский брат, евнух Гавриил, стал игуменом заложенного Евдокией храма святого Стефана; известно, что он умел говорить и писать на греческом, латинском и сирийском языках.[585] Андрей, третий из братьевмелитенцев, был поставлен Вассой игуменом мартирия святого Мины в Иерусалиме.[586] Лишь о двух раифских братьях мы не имеем никаких сведений.

Евфимий никогда не бывал в египетских пустынях, однако был готов взять их за образец. Нас нисколько не удивляет, когда мы читаем, что ближе других ему был строгий и образованный Арсений, который все еще был жив и о котором ему рассказывали странники, возвращавшиеся из Египта.[587]

Антоний был неграмотен и не имел священного сана; то же самое мы можем сказать о большинстве египетских монахов. Евфимий же был церковным служителем едва ли не с рождения, об учениках его в этом отношении также было сказано достаточно.

* * *

Когда Ювеналий прибыл освящать церковь лавры святого Евфимия, он привел с собою богослова Исихия и хорепископа Пассариона.[588] Исихий умер уже после Халкидона, но о жизни его нам известно очень немногое. Его пространные творения, главным образом, комментарии на Священное Писание, сохранились лишь фрагментарно, однако нуждаются в куда более обстоятельном исследовании;[589] Хрисипп, ученик преподобного Евфимия, в своих писаниях, возможно, зависим от него. О Пассарионе же нам ничего не известно, до нас не дошли и его писания. Тем не менее, он — первый, о ком говорится (в рассматриваемом нами отрывке из Жития Евфимия) как об «архимандрите монахов». Надо заметить, что в Иерусалиме духовное лицо, носившее это звание, надзирало за всеми монахами диоцеза. Именно по этой причине он и должен был присутствовать на освящении церкви монастыря святого Евфимия. Он умер менее чем через семь месяцев после этого, в конце ноября.[590] В монашеской жизни Иерусалима его рассматривали в качестве главной фигуры: он создал за восточными вратами города[591] знаменитую богадельню (πτωχοτροφεΐον) и устроил в стенах Святого Сиона великую и прекрасную киновию для «ревнителей» этой святыни, «ради служения и псалмопения тех, кто непрестанно славит Бога».[592] Особое значение, придаваемое церковному уставу, и здесь является отличительною чертою, характерной именно для палестинского монашества. Названная особенность киновийной организации, а также забота о бедных свидетельствуют о близости Пассариона традиции Василия Великого.