Ольга Михайлова - Молния Господня Страница 23

Империали и Леваро медленно брели по тёмным улицам. Вообще-то это было дело магистрата, воистину, «обычная уголовщина», и вмешательство инквизиции было совершенно излишним. Но в таком случае всё оставалось на откуп весьма нерасторопного Чинери, и могло вовсе кончиться ничем. Леваро заверил инквизитора, что с Чинери он завтра же договорится. Не было случая, чтобы мессир Эннаро отказывался от помощи инквизиции — если, разумеется, они не слишком афишировали свою помощь. Но Гоццано никогда не страдал больным честолюбием, и инквизиция всегда ладила со светским судьёй. «Завтра поднимем всех осведомителей, — выпустим в город. Хорошо, что день базарный. Кто-нибудь что-нибудь да принесёт. Объявим о награде тому, кто сообщит об убийстве». Джеронимо кивнул. Домой идти не хотелось, не хотелось видеть несчастную Терезу, но надо было расспросить её о подробностях их договоренности с девочкой, да и обдумать всё спокойно.

— Что касается убийц, — заметил Леваро у входа в дом, — один вывод сделать можно. Это снова сделано людьми без чести.

Вианданте блеснул глазами и горько усмехнулся.

— Разумеется, мерзость запредельная, но подобные выводы не помогают следствию, я говорил вам, Леваро.

— Может, и помогают. По крайней мере, очерчивают круг подозреваемых.

С мессиром Чинери, и вправду, договорились в считанные минуты. Тот полагал, что с него вполне хватит нераскрытого убийства братьев Спалацатто и треклятого Минорино, и едва Леваро заговорил о следах нечистого в деле, вопрос был решён в пользу инквизиционного расследования. На следующий день разосланные по городу денунцианты, состоящие на службе в Трибунале, и другие, получающие жалование неофициально, наводнили рыночную площадь. Вчерашнее злодейское убийство ребенка обсуждалось во всех углах. Агенты провоцировали разговоры, высказывали предположения, одно нелепей другого. Но ничего, кроме констатации уже известного факта, и горестных выводов о том, что явно настали последние времена, разнюхать не удалось. Тереза была у дочери, хлопочущей о похоронах. Аллоро приготовил омлет, и после обеда оба они долго безмолвно сидели у погасшего камина. Оглашённое инквизицией воззвание предлагало награду тому, кто поможет напасть на след убийцы. Сумма, предложенная Леваро, была сначала удвоена, а, по размышлении, — утроена Джеронимо. Это было целое состояние.

Оставалось ждать.

…Прошло семь дней. Вианданте был бы куда терпеливее, если бы не приходилось ежедневно видеть перед собой пергаментно-ссохшееся лицо несчастной Терезы и её крохотную фигурку, облаченную в чёрное. Денунцианты прошерстили весь город. И ничего. Инквизитор почти ничего не ел, кусок не лез в горло. Стал нервен и раздражителен.

Когда кухарка впустила в дом прокурора, инквизитор сидел у камина, зло уставившись на огонь. Леваро щелкнул пальцами, и Вианданте резко обернулся. «Есть новости?» «Кто его знает, но сегодня в ящике тайных жалоб Трибунала обнаружено любопытное послание. Неизвестный уверяет, что знает, кто совершил злодеяние, претендует на награду, но требует гарантий полной безопасности и анонимности». «Что он хочет?» «Встречи завтра в районе Трех дорог, хочет, чтобы вы принесли деньги и были один».

Вианданте вскочил.

— Хорошо.

— Ничего хорошего. Припомните Гоццано. Никуда вы один не пойдёте.

— Убийцы Гоццано казнены.

— Ничего не значит. Людей без чести меньше не становится.

— Я пойду, Леваро. Не перечьте мне.

Глава фискалов неожиданно согласился. Вианданте понял, что тот собирается окружить окрестность Трех дорог. «Может и стоит. В любом случае, Леваро, без надобности себя не раскрывайте. По возможности проследите за ним, узнайте имя, но не задерживайте».

Распутье Трех дорог позволяло назначившему здесь встречу издалека заметить приближающегося. Понимая это, инквизитор шёл не таясь. Но торопился. Смеркалось. В новолуние во мраке не увидеть и своей руки. Сумка с деньгами не столько отягощала, сколько мешала идти, после прошедшего дождя хлипкая грязь на склоне скользила и противно чавкала под ногами.

Вианданте остановился у развилки. Незнакомец появился из купы деревьев невдалеке, отделившись в сумерках от ствола. Лицо закрывал монашеский капюшон, откуда наружу выступала только густая чёрная борода. Может быть, фальшивая. Его речь выдавала человека не плебейского происхождения, то же можно было сказать и о его манерах. Он галантно поклонился Вианданте, извинившись, что не может представиться, выразил сожаление, что убийца вполне может оказаться неподсуден его милости, но ведь это и не входило в условия сделки, не так ли?

Вианданте кивнул, но заметил, что сведения должны быть подкреплены доказательствами. «Боюсь, то это затруднительно, мягко возразил незнакомец, ведь тогда вы без труда поймете, кто я, а своим приходом сюда вы согласились принять мои условия. Я видел вас в церкви, и подумал, что вы человек чести». «Но у меня нет гарантий, что и вы — человек чести», возразил Вианданте. Но всё это говорил просто для того, чтобы лучше запомнить голос незнакомца. Раньше такого не слышал. Инквизитор поверил неизвестному осведомителю Действовал ли тот из желания пополнить мошну, или просто не мог заявить на убийцу гласно — он не лгал.

— Имея доказательства и свидетельства, и последний глупец узнает имя убийцы, — заметил незнакомец. — Если ваши мозги и впрямь таковы, как говорят… Начните с конца. У вас будет имя.

Вианданте решился. «Хорошо. Вот деньги». Незнакомец закинул мошну за спину.

— Насильник и убийца — Рикардо Вено, сынок нашего подеста…

…Вианданте долго смотрел, как незнакомец удалялся. Потер затёкшее плечо. Стараясь не упасть на скользкой траве, двинулся к городу. Прошёл сотню шагов по предместью, и его тень удвоилась. Леваро ступал неслышно, по-кошачьи, попадая в такт его шагов, ни о чём не спрашивая. Около таверны их ждали лошади. Прокурор предусмотрительно запасся дюжиной сдобных пирожков, кувшином вина и солидным куском сливочного сыра.

В Трибунале фискал запер двери на засов, сел напротив инквизитора, разложил припасы. Тот, несколько дней до этого питавшийся Святым Духом и куском хлеба в день, остервенело вцепился зубами в пирожок. Прокурор, взяв свежайшую выпечку, разлил вино по стаканам, смерил начальника долгим взглядом. «Ну, и за что мы заплатили?»

Инквизитор опрокинул в себя стакан вина, ибо основательно продрог, тут же проглотил пирожок и взялся за другой.

— Рикардо Вено, сын нашего подеста, главы местного муниципалитета, в ведении которого и городской магистрат…

Леваро, собиравшийся было тоже откусить пирожок, замер с открытым ртом. «Только не говорите, что меня одурачили и у нашего подеста нет сына, а само имя — фикция». Леваро всё-таки вонзил зубы в тесто. Методично и задумчиво прожевал. Несколько раз изумленно сморгнул. «Не фикция. Есть. Мерзейший, не по годам истаскавшийся щенок, испорченный всегдашними потачками папаши. Такие считают, что им всё позволено. Расскажите о встрече. Когда выяснят, кто ваш осведомитель, допросим его». Вианданте отверг такой modus operandi. «Допроса не будет. Мы дали ему гарантии. Узнав его, мы просто поймём, откуда ему известно имя преступника и насколько его сведения правдивы». Коротко передал прокурору содержание беседы с незнакомцем. «Где был младший Вено в день убийства? — вот с чего начнём».

Леваро покачал головой. Физиономия его кривилась. «Убийца вполне может оказаться неподсуден вашей милости, ваш таинственный осведомитель прав. Убийца не еретик, и попадает под юрисдикцию светского суда, и папаша замнёт дело». Элиа ждал, что инквизитор возразит. Его полномочия были значительны. Глава священного Трибунала мог вступить в смертельную распрю с магистратом и сцепись он с семейкой Вено, — тем бы не поздоровилось. Но Вианданте не возразил, только мягко поинтересовался: неподсуден потому, что сынок подеста, или потому, что в его действиях нет ереси, подсудной Святой Инквизиции? И не дожидаясь ответа, мягко продолжил:

— Да, старая истина права — если в твоих руках власть творить всё, что задумаешь, велика опасность вообще перестать задумываться, что творишь. Это справедливо и в отношении молодого Вено, и в отношении меня. Но позволять убивать детей?

— Если вы не докажете его еретичества…

— Вы ошибаетесь, Леваро. Тут и доказывать нечего. Дионисий утверждает в 4 главе «О божественных именах», что множество демонов является причиной всякого зла и для себя и для других. И Дамаскин говорит, что всякая злоба и всякая нечистота суть изобретения дьявола. Кроме того, Апостол и евангелист Иоанн цитирует Христа, говорящего фарисеям: «Ваш отец диавол. Он был человекоубийца искони и не устоял в истине, ибо нет в нем истины». Следовательно, любой, преданный человекоубийству, суть сын диавола.

Элиа улыбнулся.