Бремя страстей - Ткачев Андрей Страница 23

Раздражительность и приступы злости должны быть управляемы. То есть нужно учиться себя сдерживать. Это культурный код всех великих цивилизаций. Это вместе с тем и подлинная аскеза.

Великие культуры всегда воспитывали в себе этос внешней сдержанности. Монарху не подобает кричать, краснеть, стучать кулаками по спинке кресла, топать ногами. Какой царь в какой системе ценностей может себе это позволить? Только в спальне на жену или шута накричать. Да и то нехорошо. А на троне, в короне монарх должен быть воплощением спокойствия.

Однако владеть собой должен не только царь, но и каждый человек. Офицер должен владеть собой? Должен. А доктор? Конечно, должен. В экстремальной ситуации, если что случится, не дай Бог, врач должен принимать холодные оперативные решения. Если он будет бегать, как курица, туда-сюда, то что это за доктор? Подавляющее число людей серьезных профессий (даже, наверное, и менеджер), скажем, в экстремальной ситуации, должны оценить ситуацию и взять себя в руки. Капитан корабля не может быть истериком.

Любая серьезная культура, любая ответственная профессия предполагают, что человек будет себя сдерживать. Смелый ведь тоже боится, просто он умеет сдерживать себя на десять секунд дольше, чем трус. Трус испугался и убежал, а смелый сдержал себя, и этих десяти секунд ему хватило, чтобы одержать победу в сложной ситуации. Нужно воспитывать волевые качества. Нужно терпеть боль, нужно терпеть обиду, нужно терпеть несправедливость, к которой ты непричастен.

Девушка обязательно должна научиться владеть своими эмоциями. Если она будет бросаться на шею того, кого полюбила, то рискует сменить много постелей, а замуж так и не выйти, потому что доступная женщина никому не нужна. Стараться сдерживать себя — значит учиться вести себя правильно. Правильное поведение говорит о том, что у человека есть загадка, тайна. Это привлекает других людей, потому что они любят разгадывать загадки. Внутренний мир человека не должен быть адекватен внешнему. Нельзя все выплескивать наружу, нельзя. Поддаваясь гневу, человек теряет свою тайну. Вернее, обнаруживает, что никакой тайны в нем и нет.

Человек в гневе слишком распахнут. Он как раскрытый кошелек, как незастегнутая сумка, как незапертая дверь, как машина без сигнализации. Ну что это такое? Это прорва эмоций. Словом, гневаясь, человек теряет все свое содержимое.

А что такое праведный гнев? Он есть? Есть. Праведный гнев — самая страшная вещь на земле. Это образ и подобие праведного гнева Божия. Увидеть разгневанного праведника, может быть, самое страшное явление в человеческой жизни. Если человек допросился до такого, то он попал в большую беду.

Может ли человек, обычный человек, испытывать подобный праведный гнев? Оказывается, может. Когда на его глазах совершается нечто ужасное. На Востоке говорят: «Страшный Суд близок, если женщину насилуют на улице, и никто не вступится за нее средь белого дня». А если вступится, то ведь не с уговорами о прекращении насилия, а с гневом. Притом — крайним.

Так, если человек вмешивается в явную несправедливость — насилие над ребенком, унижение седины, разорение святынь, — и вступается, чтобы восстановить справедливость, то он имеет право гневаться. Его гнев праведен.

И «Вставай, страна огромная!» — это реально страшная песня, которая поднимает из глубины души мощную волну энергии. Справедливый гнев — это если человек не нападал первым. А кто напал — пусть боится.

Женщина, защищающая своих детей, всегда права. Если совершается что-то над ее детьми, она, как львица, нападает на тех, кто им угрожает. И в это время она страшна. Мужчина, защищающий с оружием свой дом, — страшный человек. Он имеет право защищать свой дом, свою семью, тех, кто у него за спиной. Его гнев справедлив, и с ним страшно воевать.

Если человек вмешивается в явную несправедливость — насилие над ребенком, унижение седины, разорение святынь, - и вступается, чтобы восстановить справедливость, то он имеет право гневаться. Его гнев праведен.

Но вернемся от вещей особых к быту, и от войны — к миру.

Насколько вреден гнев, известно тем, кто умеет молиться. Если, например, кто-то искренне молится, он знает, что после молитвы к нему приходит мир. И он также знает, что ничем так быстро этот мир не уничтожается, как вспышками гнева. Гнев, как знойный ветер, иссушает в душе все благие плоды.

Он обычно приходит внезапно, он врывается, как ветер в форточку. Поводом часто бывает что-то совсем незначительное. Но, придя, он уничтожает все благое,

накопленное в человеке. Начальники, в подчинении которых находится множество людей, должны это знать, но они обычно себя извиняют. Большинство реплик, сказанных начальником в гневе, не поддаются стенограмме. Люди с двумя-тремя высшими образованиями нормальные слова вставляют только для связки, а все остальное — матерная речь. Вот начнет ругаться человек в гневе, пусть он будет даже академик, — и переходит на мат. Что люди говорят в гневе, это просто ужас. Они, как во время шторма, выбрасывают со дна своей души всю гадость, которая там находится.

Связь гнева и мщения

Вариация на тему «Шинели» Гоголя

У Акакия Акакиевича нагло отобрали шинель! А он в нее душу вложил! Он, можно сказать, на время в настоящего Пигмалиона превратился, в творца и кудесника, чтобы из коленкора, ваты и кошки (которую издали можно было принять за куницу) сотворить свою Галатею...

Ведь он же и голодал по вечерам, учась питаться духовно, то есть нося в мыслях вечную идею о своей будущей шинели. И когда она легла ему на плечи, только что сшитая, только из рук портного, как Афродита — из пены, как живая и красивая женщина из мертвого и холодного мрамора, то радовался Акакий Акакиевич так, словно он женился. Гоголь прямо говорит, что радовался он так, словно «он был не один, а какая-то приятная подруга жизни согласилась с ним проходить вместе жизненную дорогу». И вот эту шинель, столь дорого давшуюся, столь мучительно выношенную, забрали у Башмачкина нагло, дав ему понюхать на вечерней улице промозглого Питера кулак величиной с чиновничью голову. И даже коленкой его под зад не побрезговали угостить на прощание.

И здесь читатель встречается нос к носу не с привычным посягательством на чужое имущество, а с какой-то катастрофой, которая тем грандиознее, чем невероятнее. Попробуй-ка угадай, сколько труда вложено в эту одежку! Вор лихо снял ее и, видимо, пропил или продал в ближайшие часы. И никогда не узнать этому вору, сколь дорогую вещь он содрал с плеч невзрачного человечка. Да и не с плеч даже, а самого сердца. Иной золотой портсигар по цене с такой шинелью рядом нельзя поставить, потому что он получен легко, без идеи и без душевных мук.

Пусть задумаются над этим воры и не воры. Для вора вещь—дешевая тряпка, а для человека, ими обиженного, в ней, возможно, помещается вся жизнь. В чашке, в книжке, в запонках, в фотоальбоме может поместиться вся жизнь человеческая. Это потому, что у каждой вещи (кроме тех, цены на которые определяются котировками рынка) есть еще своя внутренняя цена, и чтобы ее уразуметь, нужно думать, смотреть на мир и утирать слезы.

Акакий Акакиевич горя своего не перенес. Умер он, и промозглый чиновничий город спокойно сделал вид, что он и не знал о существовании этого маленького человека. Но душа его не просто была гонима вон из мира нестерпимой горечью обиды. По каким-то неведомым нам законам алхимического превращения чувств стал Башмачкин в мире теней мстителем и карателем.

Однако нужно сделать важное отступление — экскурс в науку... Объем движущегося тела по мере роста скорости движения уменьшается, поэтому пистолет стреляет маленькими пулями, а не корявыми булыжниками. Если же скорость движения тела стремится к скорости света, то объем движущегося тела стремится к нулю. И при чем здесь Башмачкин? А вы обождите. Есть объем у души человеческой или нет, про то в XXI веке трудно сказать. Об этом лучше нас мыслили средневековые ученые в коричневых грубых рясах и с лысинкой на голове. Допустим, у души есть объем. Почему не предположить, что, отделяясь от тела, душа человека (даже и Башмачкина) развивает скорость света и превращается в ноль? А потом превышает скорость света (мне почему-то кажется, что это именно так и происходит) и... переходит в царство теней и «перевертышей». Как бы выворачивается наизнанку.