Владимир Дацышен - Христианство в Китае: история и современность Страница 25

С вхождением Приамурья в состав России в середине XIX века появились планы организации миссионерской православной деятельности на территории соседней Маньчжурии. Для этого были предприняты попытки организации преподавания китайского языка в Благовещенской духовной семинарии [475]. Вскоре русская деятельность в Северо–Восточном Китае оказалась невозможной, не появилось в регионе и православия. В 1870 г. глава Пекинской миссии архимандрит Палладий проехал через всю Маньчжурию из Пекина в Благовещенск. Но данная поездка не была связана с миссионерством.

Вопрос о православном миссионерстве в Маньчжурии вновь был поднят в конце XIX века, после начала активной русской экспансии в регионе. Сначала появились православные церковные структуры, призванные обеспечить духовные потребности прибывших туда русских. После занятия Порт–Артура, в октябре 1898 г. для войск на Квантунском полуострове утверждено три духовных причта, в том числе два в Порт–Артуре при штабе войск и в 9–м Восточно–Сибирском стрелковом полку, и в размещенном Даляньване 11 -м Восточно–Сибирском полку. Каждый причт возглавлялся священником, находившимся в подчинении протопресвитеру военного и морского духовенства. В мае 1903 г. учрежден еще один православный причт для церкви Квантунского флотского экипажа. Пять лет в Порт–Артуре работал благочинный военных церквей Квантунской области и священник штаба Квантунской области протоиерей И. Никольский. Активное и всестороннее освоение и заселение русскими Маньчжурии ставили перед русской православной церковью новые задачи. В 1901 г. в Дальнем основано подворье Пекинской миссии, затем подворья появились на станции Маньчжурия и в Харбине [476].

Но развитие миссионерства в Маньчжурии столкнулось с неожиданным препятствием. С самого своего основания администрация Общества Китайско–Восточной железной дороги (КВЖД) во главе с С. Ю. Витте выступали против распространения русской культуры в Китае, опасаясь, что это может вызвать осложнения как с китайскими властями, так и с партнерами в Европе. Предназначение Российской духовной миссии они видели лишь в обеспечении духовных потребностей русского православного населения в Маньчжурии, но не в распространении православия в китайском обществе. С 1904 г. отмечались противоречия между миссионерами и военным духовенством  [477]. Летом 1907 г. КВЖД была выведена из ведения епископа Пекинского и Китайского [478].

4.3. Распространение православия среди китайцев в России

Интересной проблемой в истории православия на Востоке является распространение христианства среди китайцев на территории России. Первые факты крещения китайцев в Сибири связаны с установлением русско–китайских связей в XVII веке. Например, взятый в Селенгинске и перешедший на русскую службу крещеный китаец, в 1740–х годах работал переводчиком. Поскольку новокрещенные по документам проходили по своим христианским именам, то их китайское происхождение можно было выявить лишь по косвенным данным, например, по образованию и роду деятельности. Выходцы из Китая были единственными на русской территории переводчиками китайского языка. Несомненно, китайцем был Тимофей Иванов, служивший переводчиком в Енисейске [479]. Среди желавших принять православие были представители разных национальностей, проживавших на территории Цинской империи [480]. Широкий резонанс получил факт крещения в 1684 г. беглого эвенкийского князя Гантимура (Петра), некоторое время служившего Цинам, и его сына Катаная (Павла). Однако китайские власти крайне негативно относились к таким бывшим подданными. Они запрещали им въезжать на территорию империи даже в составе официальных российских миссий. Например, из‑за протестов китайской стороны Н. Г. Спафарий вынужден был отправить назад в Россию переводчика, православного китайца, и остаться без переводчика.

В XVIII веке также отмечались факты принятия православия выходцами из Китая. В 1722 г. якутский житель Д. Кичкин писал в правительство: «В прошлых годах пришел из Китаев один человек в Селенгинской монастырь, который близ города Иркутска, и воспринял святое крещение, а ныне живет в том монастыре. А оной умеет читать и писать по манзурски и по никански. О котором я получил известие из Тобольска чрез своеручное письмо от преосвященного архиерея Филофея. А к оному имя, в том письме того не объявлено» [481]. Петр I распорядился прислать этого китайца в Петербург. Наибольшую известность получил привезенный в 1734 г. из Тобольска в Петербург Чжу Гэ (Джога, Федор Петров), крещенный в 1737 году [482]. Во второй половине XVIII века помощником учителя китайского языка А. Л. Леонтьева состоял крещеный китаец А. Васильев, назвавшийся знаменным офицером и сыном цзянцзюня. Количество крещеных китайцев было больше или, по крайней мере, могло быть больше, чем это зафиксировано в документах.

Интересным и малоизученным опытом принятия китайцами православия является пример перехода в российское подданство беженцев из Китая в 60–х годах XIX века [483]. Первоначально беженцы на территории России формально оставались в ведении китайских властей. Однако летом 1866 г. китайские чиновники через Внешнюю Монголию выехали в пределы Цинской империи. Беженцы столкнулись со многими трудностями, они вынуждены были приспосабливаться к русскому образу жизни. Летом 1866 г. чиновник И. Русанов отмечал, что беженцы посещали церковь. После трехлетнего пребывания в России почти все «калмыки–улюты» потеряли надежду на возвращение в Китай и обратились с просьбой о принятии их в российское подданство и наделении землей. Часть беженцев 210 семей калмыков (739 душ) и 73 семьи «солон–дауров» (298 душ) заявили о желании принять российское подданство и православие [484].

В 1868 г. епископ Томский Алексей крестил в Копале 19 беженцев из Китая, в числе которых были калмыки, дауры и китайцы; затем крестил беженцев в других селениях. Всего в 1868 г. в Копальском уезде было крещено 588 человек, в том числе 8 китайцев и 9 маньчжур. В последующие годы было крещено еще некоторое число беженцев, их число составило 721 человек, включая 12  китайцев и 12 маньчжур [485].

Часть принявших православие беженцев–монголов приписали к казачьему сословию. Но «новые христиане» оказались чужими среди русского населения, беженцев оскорбляли даже в церкви. Современники отмечали: «Несмотря на то, что они числились христианами и во всем пользовались равными правами с остальным населением, русские казаки, при всяком удобном случае, старались их унизить и эпитет «вонючая собака» они слышали очень часто» [486]. После восстановления цинской власти в Синьцзяне бывшие китайские подданные в подавляющем большинстве легально вернулись или бежали в Китай, где не сохранили православия [487].

На вошедшей в состав России в середине XIX века территории Приамурья осталось жить некоторое число китайцев: так называемые «зазейские маньчжуры» [488] и «уссурийские манзы». В начале ХХ века численность китайцев в Приамурье достигла несколько тысяч человек. Уже во второй половине XIX века сложились, казалось бы, благоприятные условия для создания китайской православной общины. Этому способствовали ряд факторов: Русская Православная церковь имела опыт миссионерской работы как в Китае, так и среди народов Дальнего Востока России; благодаря миссионерам–католикам китайские христианские общины появились в Маньчжурии и Синьцзяне; власти объявили крещение в качестве обязательного условия принятия китайцев в российское подданство; специфика китайского менталитета и религиозной системы народов Дальнего Востока не создавали серьезных барьеров для реального или формально принятия христианства. Несмотря на эти благоприятные факторы, на Востоке России китайская православная община не сложилась, что привело к появлению ложного представления о бесперспективности православной миссионерской деятельности среди китайцев.

При внимательном рассмотрении вышеперечисленных факторов видно, что они не могли оказать серьезного благоприятного влияния на процесс создания православной китайской общины. Российская духовная миссия в Пекине собственно миссионерской деятельностью практически не занималась, контактов с русскими католики во Внешнем Китае практически не имели, российские власти и общество не приветствовали принятие китайцами российского подданства. Что касается менталитета, то китайцы принимали православие, как и прочие ценности и атрибуты другого мира, когда считали, что в том мире им живется лучше, чем дома, и их там принимают. Но в России, в силу экономических, политических и природно–климатических условий, китайцы редко видели преимущества перед своей родиной.