Дж. Клиер - Россия собирает своих евреев Страница 27

Неудивительно, что для начала Сенат отверг предложение выкупать личные права на винокурение. Сославшись на постановление от 3 мая 1783 г… Сенат объявил, что в сельских районах только землевладельцы обладают правами на производство спиртного. При этом Сенат напомнил евреям, что все подданные, приписанные к городам (как, предположительно, и обстояло с евреями), наравне с горожанами-христианами пользуются финансовыми благами, поступающими в города от доходов с торговли спиртным. Но если было сочтено, что Пассек прав, запрещая евреям самостоятельно заниматься производством и продажей водки, то, как признал Сенат, ему не следовало ни препятствовать помещикам отдавать в аренду их права, ни пытаться регулировать эти действия. Евреям, располагавшим законной арендой, даже если они были зарегистрированы как горожане, нельзя было мешать заниматься своим делом. Поскольку инструкция от 3 мая была составлена во вполне ясных выражениях, то Сенату оказалось не так уж трудно прийти к такому заключению. Само по себе это решение было, вероятно, нацелено не столько на умиротворение евреев, сколько на успокоение тех встревоженных помещиков, которые лишились бы доходов, оставшись без помощи энергичных посредников-евреев. Но хотя в этом случае, как и позднее, российское правительство было вынуждено терпеть такое положение, оно все равно всегда неодобрительно смотрело на то, какое множество евреев занято в торговле спиртным. Большинство проектов реформирования в будущем было направлено на перемещение евреев в другие, более «полезные» профессии.

Вопрос о переселении евреев нельзя было решить столь же просто, потому что здесь Пассек явно оказался в полном согласии с духом и буквой закона в том виде, в каком он претворялся в жизнь в других губерниях. Тем не менее Сенат признал необходимость какого-то компромисса, ведь было вполне очевидно, что в большинстве городов евреи скорее всего не смогли бы найти ни жилье, ни работу. И тут Сенат нашел новаторское решение, никогда еще не применявшееся в отношении христиан, которых также ожидало переселение. Вовсе не нужно, сказали в Сенате, чтобы власти переселяли евреев «без времени». Вместо этого надо разрешить евреям – обладателям законно действующих паспортов, выданных кагалом, «временное проживание» в сельской местности при условии, что они будут и дальше платить все причитающиеся с них налоги. Но если это решение и позволило на какое-то время снять проблему, то в будущем оно оказалось неудовлетворительным. Несколько раз центральные власти приходили к заключению, что переселение евреев уже больше не является преждевременным (нередко это решение принималось в качестве карательной меры), хотя все обстоятельства, препятствовавшие их переселениям в 1785 г., сохранялись и впоследствии.

Решимость правительства продолжать линию на интеграцию общества видна по тому, как подошел Сенат к системе самостоятельных еврейских судов, на сохранении которой настаивало руководство кагалов. Такие суды дали бы старейшинам мощные рычаги контроля над общиной и способствовали бы укреплению автономии еврейства. Сенат отказался пойти на эту уступку, опровергнув тем самым обещания, косвенно выраженные в указах 1772 и 1776 гг. Сенат счел, что евреи не нуждаются в отдельных судах, поскольку на них распространяется действие Городового уложения 21 апреля

1785 г. Из этого следовало, что евреи вправе избираться в бургомистры и советники магистрата (коллективный орган, наделенный обширными полицейскими полномочиями), в городские комитеты, или думы, «в равной пропорции со всеми другими группами». Итак, в решении Сената 1785 г. открыто провозглашалось то, что лишь подразумевалось в Городовом уложении. Евреи как отдельная группа ни разу не упоминались в Городовом уложении, но в этом документе особо оговаривались права нерусского населения христианского вероисповедания (католиков и др.) – там шла речь о полной веротерпимости в отношении к этим людям, об их праве присягать по своим обычаям и т.п. Сенат отмел все сомнения в том, могут ли евреи пользоваться такими же правами и нести те же обязанности. Согласно мнению Сената, особые еврейские суды являлись излишними, потому что евреи получили возможность обращаться в обычные суды, где их должны были судить на их собственном языке, согласно статье 127 Городового уложения.

Последнее решение вызывает некоторое недоумение. Статья 127 полностью звучит так:

«Буде в городе 500 семей или более поселившихся иногородних или иностранных, то Городовой магистрат дозволяется составить половину из российских, а другую из иностранных, то есть: число российских бургомистров и ратманов остается как ныне, а иногородним и иностранным дозволяется избрать столько же, и сих последних присовокупить к первым, и судить им всякие дела, вступающие в Городовой магистрат, российским по-российски, а иностранным на своем языке, (то же самое разумеется и о цехах)» [262].

Ссылаясь на эту статью. Сенат явно имел в виду последнее ее положение, по которому евреи могли рассчитывать на судопроизводство на родном языке. Но на каком основании статья 127 вообще могла быть приложима к евреям? Выше, в статье 124, Городовое уложение гласило, что свободное отправление религиозного культа «дозволяется иноверным, иногородним и иностранным». Эти категории, по-видимому, обозначали: неправославных, уже проживавших в определенных городах, местных уроженцев, не принявших православие; нерусских, которые переселились из одного русского города в другой (хотя термин «иногородний» сам по себе не имел ни религиозного, ни национального значения); иностранцев. То обстоятельство, что в положения статьи 127, в отличие от статьи 124, термин «иноверные» не включен, является не только вопросом семантики. Отсутствие этого слова предполагало, что положения статьи 127 распространялись на евреев потому, что в правовом отношении они рассматривались в качестве иностранцев, а не потому, что они и так обладали предусмотренными статьей 127 правами наряду с православными подданными нерусского происхождения, на которых распространялось действие статьи 124. Это наблюдение над содержанием Городового уложения приобретает решающее значение, если взглянуть на него в комплексе с другим постановлением Сената того времени – об отказе евреям в разрешении записываться в купечество в Риге, так как на это «особого Высочайшего повеления нет, без коего Сенат поступить на сие не может» [263]. Иными словами, несмотря на все заверения в противном, евреев все еще можно было рассматривать коллективно, как отдельное сословие. Если бы каждый из них числился «купцом» или «мещанином», а не «евреем», тогда такое понимание было бы невозможно: в этом случае он обладал бы законным правом регистрироваться в любом городе империи, получив внутренний паспорт, необходимый для переезда.

Именно такая двусмысленность, присущая некоторым статьям Городового уложения, и позволяла русским администраторам как тогда, так и впоследствии неправильно толковать права, данные евреям законом [264]. Так, в петиции, направленной в Сенат в 1802 г. евреями Каменец-Подольска, говорилось, что бывший военный губернатор Волыни и Подолии, И.В.Гудович, однажды разрешил местным евреям занять половину выборных должностей в местечках, где они проживали. Сделал он это на том основании, что по статье 127 Городового уложения такое представительство было позволено иностранцам [265]. Таким образом двусмысленность закона породила «ложный прецедент» – вполне законный с виду правовой прецедент, который позже был опровергнут как основанный на неверном прочтении исходного намерения законодателей. Сенат в 1786 г. ввел это постановление, а Гудович его «развил» – либо идя по стопам Сената, либо в свою очередь неверно поняв статью 127. После 1802 г. этот прецедент более не учитывался, и в правление Александра I евреев определенно уже не считали иностранцами [266].

Мысль о том, что евреи – это иностранцы, никогда не выражалась прямо, однако связанный с ней законодательный подход к евреям как к особой группе населения, которой все запрещено, если специально не разрешено, был реальностью, что подтвердила сама Екатерина в 1791 г. Это положение прочно вошло в российское законодательство. Некоторые историки увидели в нем исходную точку для появления целого свода дискриминационного законодательства, обрушенного на евреев в XIX в. [267]

Однако в России рассматриваемого времени положение евреев не являлось чем-то особенным. Западные концепции сословных привилегий, не говоря уже о «естественных правах», не были отражены в законодательной традиции России, где существование государства зависело от усиленной эксплуатации всех ресурсов страны и населения. Государством устанавливались как привилегии, так и обязанности всех сословий, и переход подданных из одного сословия в другое не поощрялся. На перемену места проживания индивидуальных членов того или иного сословия также смотрели с неудовольствием. Отдельная группа населения могла заниматься каким-либо видом хозяйственной деятельности только по предписанию государства, и наоборот, все, что не было официально разрешено, воспринималось как запрещенное [268]. Поэтому избранный Сенатом подход к евреям был направлен на прочное закрепление их в системе русского законодательства. Отрицательная сторона подобного подхода проявилась лишь со временем, а остальные решения Сената по поводу евреев можно рассматривать как сознательное стремление удовлетворить их требования и поощрить их постепенное вхождение в российское общество.