Борис Деревенский - Иисус Христос как историческая личность Страница 3

Сказания о божественном зачатии, рождении и детстве Иисуса появились уже на эллинистической почве. Сюда же надо отнести и евреев диаспоры, успевших проникнуться эллинистическими представлениями. У греков в большом количестве ходили истории о происхождении великих царей и героев от богов и небожителей. Вполне закономерно, что такая история, вернее, даже две таких истории появились и у Иисуса Христа. Одну из них можно назвать версией еврейской диаспоры, вторую – греко-еврейской версией. Первая изложена в Евангелии от Матфея, вторая – в Евангелии от Луки.

Каноническое Евангелие от Матфея, бесспорно, писал еврей, – о том свидетельствует и характер, и весь тон писания, а также имеющиеся в нем семитизмы и обилие цитат из Ветхого Завета. Не найдя в своем источнике, Евангелии от Марка (либо, скорее, в том Протоевангелии, которое впоследствии превратилось в Евангелие от Марка), рассказа о ранних годах Спасителя, Матфей восполнил недостачу, воспользовавшись, очевидно, популярным в его общине (предположительно, Антиохийской) сказанием о поклонении новорожденному Иисусу «волхвов с востока», о ревности и коварстве царя Ирода, избиении младенцев Вифлеема и бегстве семьи Иисуса в Египет. Спасение младенца царского рода (и будущего царя) от жестокого и ревностного к своей власти правителя – один из излюбленных сюжетов фольклора и эпоса многих народов. Подобным образом составлены легенды о рождении и детстве Ромула и Рема, иранских царей Кира и Кей-Хосрова, а также Кришны. Нет ничего удивительного в том, что христианские сказители применили этот сюжет и к Иисусу Христу. Рассказ Матфея не только по общей композиции, но даже в деталях соответствует тому, что в агадической литературе повествуется о Моисее: те же мудрецы, предсказывающие царю рождение еврейского сына, который избавит народ свой от рабства, то же небесное сияние при рождении ребенка, то же истребление жестоким царем младенцев мужского пола и то же чудесное спасение новорожденного (Исх Раб., 1).

Далее рассказ о бегстве и возвращении Святого семейства из Египта является типологической параллелью ветхозаветной истории Иосифа Прекрасного, оказавшегося в Египте, переселения к нему затем его братьев и отца Иакова, и исхода евреев из Египта под предводительством Моисея. Отсюда и приведенная Матфеем цитата из книги пророка Осии: «Из Египта воззвал Я Сына Моего» (2:15). Осия же понимал под сыном Божиим Израиль на заре его истории: «Когда Израиль был юн, Я любил его и из Египта вызвал сына Моего» (11:1).

Что касается прибытия к новорожденному Иисусу «волхвов с востока», то это перекликается с ветхозаветными пророчествами о том, что языческие народы и цари придут в Сион (Иерусалим) на поклонение Богу Израилеву. Поклонение это было перенесено потом и на Мессию. Любопытно, что сами по себе волхвы (маги, астрологи) в среде ортодоксальных евреев связывались с колдунами и колдовством, запрещенным Торой (Вт 18:10-12), а занятие астрологией расценивалось как богохульство (ВТ Шаб. 75а). Евреи же диаспоры, усвоившие эллинистическое мировоззрение, относились к астрологии вполне лояльно и даже видели в восточных магах-халдеях великих мудрецов и прорицателей.

Только в диаспоре, куда вeсти из Палестины поступали зачастую в виде слухов, мог возникнуть рассказ о поголовном истреблении царем Иродом младенцев Вифлеема. В самой Иудее такой рассказ не мог бы ходить без того, чтобы не встретить недоверие и обвинение в преувеличении. Царствование Ирода Великого действительно отметилось всевозможными жестокостями, но такого из ряда вон выходящего случая не было. Не знали о нем и еврейские историки, в частности, Иосиф Флавий, подробно описавший правление Ирода. Возможно, в рассказе Матфея об избиении младенцев каким-то образом отразились громкие и драматические суды Ирода над своими сыновьями Александром, Аристобулом и Антипатром, обвиненными в измене, – один за другим они были казнены незадолго до кончины самого царя. В этой связи примечательно сообщение римского поэта Макробия (нач. V в.), как бы смешавшего историю с евангельскими рассказами: «Ирод, царь Иудеи, велел перебить в Сирии мальчиков в возрасте до двух лет, и между убитыми оказались его сыновья» (Сатурналии, II 4.11).

Вторая версия рождения и детства Иисуса является отчасти греческой не только потому, что евангелист Лука был греком и, видимо, не знал еврейского языка (так, например, он не переводит имя «Иисус» (1:31), как это делает Матфей (1:21); она эллинистическая по своему характеру. Посланный Богом ангел с извещением о предстоящем зачатии и рождении Иисуса приходит к Марии, тогда как у Матфея ангел является во сне Иосифу и в дальнейшем действует только через него, а Мария остается на заднем плане, как и положено быть женщине по восточным представлениям. В рассказе же Луки мать Иисуса находится в центре всех событий. Она произносит благодарственную молитву Господу (1:46-55); она единственная, кто понимает значение прихода к новорожденному младенцу пастухов (2:15-16); к ней, а не к главе семейства обращается в Храме праведник Симеон (2:34-35), и она же укоряет двенадцатилетнего Иисуса за его поведение в Иерусалиме (2:48). Более того, в рождественской истории Луки активно действует и другая женщина, родственница Марии Елизавета. Хотя лично и не общающаяся с вышним миром (ангел является только ее мужу Захарии) Елизавета, тем не менее, при встрече с Марией «исполняется Святого Духа», благословляет свою молодую родственницу и вообще обнаруживает поразительную осведомленность в тайне происходящего (1:40-45). Все это нетипично для еврейских сочинений той поры, где роль женщин очень и очень невелика.

Однако при всем этом нельзя не заметить, что рассказ Луки также базируется на Ветхом Завете, оперирует ветхозаветными образами. Именно поэтому мы называем версию эту греко-еврейской. Описание рождения Иоанна Крестителя (1 гл.) напоминает рассказ Книги Судей о рождении назорея Самсона (13 гл.), молитва Марии навеяна песней Анны из 1-й книги Царств (2:1-10), а эпизод с отроком Иисусом в Храме написан под влиянием рассказа об отроке Самуиле (1 Цар гл. 2-3). Передаваемое Лукой пророчество Захарии (1:67-79) выражает типичные еврейские мессианские чаяния, – такой произраильский гимн не мог быть сочинен греками. Приводит Лука и родословную Иисуса, хотя и отличную от родословной Матфея, но восходящую к тому же царю Давиду и патриарху Аврааму. Несомненно, эти сведения Лука получил от христиан-евреев, для которых принадлежность Иисуса к роду Давида имела решающее значение. По всей вероятности, еврейской была и основа рождественского рассказа Луки, которую он развил в свойственном ему духе и даже добавил кое-что из римских исторических хроник. Последнее касается упоминания о переписи наместника Сирии Квириния (2:2). Еще Эрнест Ренан характеризовал Евангелие от Луки как «документ второго разбора», в котором чувствуется компиляция.

Начиная еще с раннехристианского апологета Татиана (II в.) делаются попытки согласовать две различные версии рождения и детства Иисуса, изложенные Матфеем и Лукой. В целом выработалась следующая схема. Благовещение происходит в Назарете (Лука), рождение Иисуса – в Вифлееме (Матфей, Лука), там же к новорожденному приходят пастухи (Лука) и волхвы (Матфей), оттуда Иосиф и Мария отправляются в Иерусалим для совершения обрядов над младенцем-первенцем (Лука), затем происходит бегство в Египет (Матфей), возвращение в Назарет (Матфей, Лука), и, наконец, посещение 12-летним Иисусом Иерусалимского храма (Лука).

Такая схема страдает неувязками. По Матфею, Святое семейство бежит из Вифлеема в Египет, спасаясь от Ирода, а у Луки сказано, что оно «по прошествии восьми дней» появляется в Иерусалиме (2:22), то есть едва ли не на глазах у кровожадного царя. Далее, у Луки ясно говорится, что Святое семейство из Иерусалима возвращается прямо в Назарет (2:39), а по Матфею оно переселяется туда из Египта, и, можно понять, что появляется в Галилее впервые (2:22-23). Совершенно ясно, что Матфей ничего не знает и ни о переписи Квириния, ни об обрядах, совершенных в Храме, а Лука со своей стороны не слышал о преследовании младенца-Иисуса царем Иродом и вовсе не предполагает продолжительного путешествия в Египет. Нельзя сказать, чтобы эти две версии начала жизни Иисуса, возникшие в разных христианских общинах независимо друг от друга, можно было бы согласовать в принципе.

Но и эти более-менее подробные легенды вскоре перестали удовлетворять верующих, живо интересовавшихся детскими годами Спасителя. Начиная со II века появилось несколько апокрифических Евангелий, где обстоятельно описывается не только рождение и детство Христа, но и жизнь его матери Девы Марии. Таковы т. н. Первоевангелие Иакова, Евангелие детства Спасителя, Евангелие Псевдо-Матфея и др. Эти сказания, составленные большей частью греками, довольно слабо знакомыми с историей Палестины и иудейскими обычаями, никак нельзя признать источниками, несмотря на всю их популярность в раннехристианских общинах. Зависимые во всем от канонических Евангелий, они являются в сущности их ухудшенными и огрубленными вариантами, хотя и пытаются расширить евангельскую историю и восполнить ее пробелы. Иисус утрачивает в них даже те еврейские корни, которые еще сохраняются в Евангелии от Луки. Совершенно теряется связь Иисуса с ветхозаветными пророчествами, та связь, которую неукоснительно проводили все евангелисты. Происходят разительные перемены и в образе юного Иисуса. Вместо прилежного отрока, возраставшего, как сказано у Луки, в повиновении у родителей, и набиравшегося мудрости (2:51,52), на страницах апокрифов объявляется малолетний волшебник и чародей, едва ли не с первого своего дня поражающий окружающих всевозможными чудесами, порою довольно грубыми и жестокими.