Александр Кукушкин - Alma Matrix или Служение игумена Траяна Страница 30

– Ты умеешь запросто объяснить суть дела в двух словах. Мой ответ – в четверг.

– Что – в четверг?

– А чего тебе от меня надо, то и в четверг. Чего тебе от меня надо-то? Я в последний раз с Михалковым общался на съемочной площадке «Сибирского цирюльника», сколько уж лет прошло.

– Ты с Михалковым работал?

– Да разве это работа?! – вскинулся Настоящий. – Это просто кошмар. Представь: Москва, жара, снимаем сцену, где Меньшикова ведут под конвоем с арестантами на вокзал, чтобы отправить в Сибирь. Полдня нас гоняют, а на мне – я в массовке играл – шерстяной сюртук какой-то, брюки толстенные и еще кепка! А Михалков сидит в белом костюмчике, попивает водичку и кричит в громкоговоритель, что ничего никуда не годится, и нужен еще дубль. Вот с тех пор я его возненавидел. Барин он, а я из крестьян, генетика.

– Ну, так ведь режиссер хороший зато.

– Да, правда, гений. Кто ж спорит. А чего он к нам собрался?

– Его позвала Академия по просьбе студенческого Совета. Михалков прочитает у нас лекцию и ответит на вопросы будущих пастырей.

– Оно ему надо? – с сомнением произнес Настоящий.

– Разумеется, глупец. Потому что это очень престижно, прочитать лекцию в Московской духовной Академии. Но нас интересуют не его мотивация и цели, а наши собственные. Смотри, какое дело. Его фактически позвали студенты, студенты организуют ему встречу, экскурсию, студенты на лекцию придут, пофотографируются вместе, потом обед какой-то, подарки на память ему подарят, и он уедет. А потом студенты, то есть мы…

– То есть ты.

– То есть я, верно. Потом я попрошу у него денег, понял? А он даст, потому что православный, добрый и ему понравилось у нас. И, вообще, давать деньги семинаристам правильно. Но только денег он даст не Академии, а нам, студенческому Совету. А на деньги мы построим себе спортивный зал… Как тебе план? – Голот вопросительно смотрел на товарища.

– Ага. Только я не уловил, в чем заключается моя роль.

– Роль твоя огромна и важность ее не возможно переоценить. Ты подумай, какое самое слабое место во всей этой истории? – Настоящему не хотелось думать и он пожал плечами. Голот продолжил: – Самым слабым местом являются наши студенты, которым на все наплевать и которых я не могу контролировать. А ведь именно к студентам приедет Михалков, разумеешь? От общения с ними у него сформируется главное впечатление, и исходя из него он даст или не даст денег на спортзал. Короче, – Голот протянул обе руки перед собой и двумя указательными пальцами ткнул в Настоящего, – ты сделаешь так, чтобы Михалкову понравились семинаристы, сидящие в зале на его выступлении.

«Ты хочешь, – оживился Настоящий, – чтобы я…» – «Да!» – «Чтобы я срежиссировал?..» – «Да». – «Чтобы я… срежиссировал наше общение с режиссером?» – «Да». – «Чтобы были правильные вопросы?» – «Да». – «Чтобы люди к микрофону выходили уже подготовленными?» – «Да». – «Да?» – «О, да!» – «Ха!» – «О том и речь, отец!» – «Супер, слушай!»

– Вопросы должны быть разными, обо всем, чтобы он понял, что студенты в курсе его творчества и планов, чтобы понял, что они умные, что…

– Ясно, – перебил Настоящий с горящими глазами, – о политике, о Голливуде, о его семье, о патриотизме, о православии, да-да-да, это нужно сделать. Точно! Разными почерками на листочках написать, потом слать их из зала. Несколько человек к микрофону. Легко, запросто. Сделаю! Когда он будет?

– Семнадцатого. Но только, Саш, чтобы без всяких приколов, ладно? Серьезное дело все-таки.

– Не боись, прорвемся. – Настоящий закрыл Библию и встал из-за стола. – Пойду Гайду найду.

– Вот этого я и боюсь, – Голот скорчил гримасу непонятного свойства, – не заигрывайтесь, хорошо?..

Семнадцатого числа после обеда Анатолий Голот зашел в набитый до отказа актовый зал. Навстречу ему со своих кресел стали подниматься люди, пока все в зале не оказались на ногах. Все смотрели на Анатолия. А он смотрел на них. Он не спеша подошел к столику с микрофоном, взял его в правую руку и медленно поднес ко рту. Зал затих.

– Отцы, братья и сестры. Дамы и господа! Как президент студенческого Совета рад представить вам нашего гостя… – Анатолий сделал паузу и бросил взгляд на дверь. – Никита Михалков!

Зал зааплодировал.

Встреча удалась на славу. Никита Сергеевич фонтанировал шутками, острил, рассказывал истории из своей жизни, о своей семье, о кино. Его завалили вопросами из зала, у микрофона стояла очередь желающих пообщаться напрямую, аудитория ходила ходуном, случайно бросив взгляд на телефон, Анатолий заметил, что уже прошло два с половиной часа. Михалкова не хотели отпускать, он не хотел уходить и был доволен. Все были довольны, даже отец Траян, сидевший в первом ряду, улыбался, но больше всех был доволен Анатолий Голот. Всё шло по его плану…

Гордые собой Гайда и Настоящий сидели в комнате Студсовета, закинув ноги на стол, и ждали Голота, чтобы насладиться его похвалами. Вряд ли даже он со своим максимализмом ожидал подобного успеха от их работы. Дверь открылась, они повернули головы и увидели на пороге Макса Задубицкого с бутылкой шампанского.

– Моцарт – великий композитор! – сказал Макс и вошел.

– Тебе понравилось? – лениво спросил Гайда.

– Мне? Да ничего так. Больше всего понравилось про Моцарта, – Макс налил шампанское по бокалам, и поднял тост. – За Моцарта!

– Чего ты так к Моцарту привязался? Конечно, он должен был ответить, что это его любимый композитор, ведь предыдущий вопрос был о «Сибирском цирюльнике», где этого Моцарта просто куча. Или ты думал, он скажет, что Бах?

– Настоящий, ты когда-нибудь Моцарта слушал?

– Издеваешься?

– Ладно, ладно, сейчас все объясню. На самом деле, я единственный, кто это заметил, все остальные просто ушами прохлопали, – Макс долил себе шампанского. – Итак. Михалкову из зала приходит записка с вопросом о его любимом композиторе. Он делает звенящую паузу и, улыбнувшись, отвечает: «Знаете, а все-таки Моцарт». Зал хохочет: еще бы, ведь «Моцарт – великий композитор», только что про этот фильм разговаривали. Потом Никита Сергеич говорит что-то еще, а потом напевает мотивчик, чтобы проиллюстрировать гениальность Моцарта. И что же он у нас напевает?

Настоящий морщил лоб, пытаясь вспомнить.

– Не может быть, – поразился Гайда.

Макс поднялся из-за стола и с бокалом в руке напел:

– Таа-ля-ля-лии-ла, пара-пара-пара-пара-пара-параа-ра, таа-ля-ля-лии-ла…

– Россини? – Настоящий вспомнил, что именно эту мелодию изображал Михалков.

– Мотивчик увертюры «Севильского цирюльника», – Макс стал хохотать. – Россини, брат ты мой! Россини – великий композитор! И никто не заметил! Просто умора! Вот я и думаю – он это специально, чтобы поиздеваться над нами, или ошибся, а? За Моцарта? – и Макс второй раз поднял бокал.

Михалков дал денег. Владыка всячески помогал. Траян нисколько не мешал. Спортивный комплекс строился на удивление быстро. Московские строительные фирмы работали на совесть. Компании, занимающиеся поставкой фитнес-тренажеров предлагали свои услуги наперебой. Анатолий Голот узнал, что такое профессиональная вентиляция, профессиональные душевые кабины с дезинфекцией, профессиональные тренажеры для развития всяких бицепсов-трицепсов-предплечий-голеней и даже мышц шеи. Работать было интересно. К концу учебного года он планировал комплекс сдать. Уже сейчас стало понятно, что подобного центра нет не только ни у какого вуза, но и не у всякого спортклуба или спортшколы; про общедоступные фитнес-залы и говорить было нечего.

Ради возможности поработать с новейшими тренажерами все лучшие тренеры города заранее соглашались быть инструкторами на занятиях семинаристов. Сергей Пушко каждый день ходил по пустым залам и облизывался в предвкушении, надеясь в скором времени вернуть себе былую физическую форму спецназовца. Михаил Гайда сделал золотую табличку с надписью: «Вначале была мерзость запустения. Потом был Анатолий Голот. А потом появился этот зал. Слава герою! Благодарные потомки не забудут тебя, Анатолий. Спи спокойным сном, пусть земля будет тебе пухом, а на Страшном суде пусть оправдаешься ты четырехсторонней силовой мультистанцией, грифами, дисками и гантелями. Аминь». Табличку он прикрутил над наружным входом, прежде чем стены обложили облицовочным камнем. Анатолий узнал о выходке Гайды только по фотографиям и поначалу порывался стену разломать и табличку снять, но потом передумал.

Александр Настоящий создал специальный «Чин освящения фитнес-зала» с сомнительными ссылками на ветхозаветного судью Самсона и его подвиги по избиванию филистимлян ослиной челюстью, и всё просил Голота подать чин на рассмотрение Владыке ректору, чтобы использовать его при открытии-освящении комплекса. Голот чин взял, но ректору не передал, и центр освящали как простое помещение. Настоящий был жутко расстроен до тех пор, пока не нашел где-то ослиную челюсть и не повесил ее на цепочке в главном зале.