Виктор Барановский - Иудаизм Страница 31

Вторую категорию составляли жертвоприношения субботнего дня. Хотя установление о субботе было дано прежде (Исх. 20:8-11), здесь впервые даются правила, касающиеся субботнего ритуала. Кроме упомянутого выше постоянного всесожжения, в субботу должно было приносить в жертву двух однолетних ягнят без порока с сопутствовавшими им возлиянием и хлебным приношением.

В первый день каждого месяца общество должно было приносить дополнительное всесожжение, помимо постоянного, описанного здесь. В новомесячие всесожжения состояли из двух тельцов, одного овна и семи однолетних агнцев. Все животные должны были быть без порока. При каждом полагалось соответствующее приношение хлебное и возлияние. Кроме того, в праздник ново-месячия приносился козел как жертва за грех.

Прежде Господь повелел евреям, чтобы в эти праздники непременно трубили в трубы.

Установления относительно Пасхи были разработаны на принципах, изложенных прежде (Исх. 12:3-11). В первый месяц, четырнадцатый день месяца (Нисана) подлежали закланию пасхальные агнцы. Начиная с пятнадцатого дня и последующие семь дней (по 21-ое число включительно) праздновали праздник опресноков. Начинались эти семь дней с субботы, в последующие шесть дней требовалось приносить такие же жертвы, как в новомесячие, плюс субботние приношения. Эти приношения делались в дополнение к ежедневным всесожжениям весь остаток недели. Последний из семи дней тоже был субботой, и жертвы в седьмой день требовалось приносить такие же, как и в первый день.

Праздник седмиц надо было соблюдать так же, как субботу, а жертвы в этот праздник следовало приносить такие же, как в праздники новомесячия. Кроме того, требовалось приносить Богу от нового хлеба, ради чего и праздновался праздник седмиц.

Первый день седьмого месяца был днем Нового года. В сопровождении трубного звука в этот день в жертву приносились один телец, один овн и семь агнцев, а также козел. Все это было в дополнение к жертвам по случаю новомесячия, так как данный день не был обычным праздничным днем начала месяца. Помимо этого, следовало совершать обычные ежеутренние и ежевечерние всесожжения.

День очищения надо было праздновать на десятый день седьмого месяца. Он праздновался как суббота, с такими же жертвоприношениями, как в день Нового года (за исключением жертв, приносившихся по случаю новомесячия). Козел в жертву за грех приносился в этот день сверх постоянного всесожжения в целях очищения.

Праздник кущей, который продолжался с пятнадцатого дня седьмого месяца по 22-ой его день, требовал огромного числа жертвоприношений, потому что им отмечалось окончание ежегодных сборов урожая, и это был праздник благодарения Богу.

Первый день этого праздника праздновался как суббота, в жертву приносились тринадцать тельцов, два овна, четырнадцать однолетних агнцев без порока. При каждом теленке, баране и ягненке должны были предлагаться соответствующие хлебные приношения. Четкого упоминания о возлияниях в первый день нет, за исключением возлияний, сопутствующих повседневным всесожжениям.

Принесение козла в жертву за грех было обязательным, как обязательными были и постоянные всесожжения.

На второй день жертвы приносились такие же, как в первый, с той разницей, что закалывали двенадцать (а не тринадцать) тельцов, и жертвоприношениям сопутствовали возлияния. В каждый из последующих дней число приносимых тельцов сокращалось на одного, пока не достигало семи (на седьмой день). Эти семь тельцов на седьмой день явно имели символическое значение, как выражение полноты.

Восьмой день праздника кущей отмечался как еще одна суббота, жертвы в этот день приносились такие же, как в день Нового года, исключая жертвы, приносившиеся по случаю новомесячия, но с сопутствовавшими возлияниями. При праздновании всех упомянутых праздников должны были приноситься соответствующие жертвы, помимо обычных, по обету, от усердия и мирных.

Законы об обетах (гл. 30)

Согласно завету, человек мог дать обет Господу выполнять что-то определенное или, напротив, воздерживаться от чего-то в какой-то определенный период времени. В книге Чисел не уточняется, какие именно обеты могли даваться или как их следовало давать, либо отменять. Эта глава только учит, как важно держаться обета, коль скоро он дан.

Если человек давал обет (обещание делать то-то и то-то) или зарок (обещание не делать чего-то), то должен был безоговорочно выполнять их. Если незамужняя дочь дала обещание такого рода, и ее отец не воспротивился этому, она должна была сдержать обещание. Но если отец запрещал ей, то обещание ее считалось аннулированным. В отношении замужней женщины такую же ответственность в этих вопросах нес муж ее.

Вдова или разведенная, дав обет, несла за него такую же ответственность, как мужчина. Если муж знал об обете, данном его женой, и молчал какое-то время, а потом запрещал ей, то вина за это ложилась на него. Это значит, что после какого-то периода времени обет обретал силу и мог быть отменен лишь ценой соответствующего жертвоприношения.

Законы о предоставлении права убежища в случае неумышленного убийства (35:6-34).

Племени Левия назначалось сорок восемь городов, шесть из которых должны были стать городами-убежищами, где могли бы укрываться убийцы.

Эти сорок восемь городов равномерно располагались на всей территории, занятой Израилем. Их должно было выделить для левитов каждое из племен, действуя по справедливости: племена с большими наделами должны были предоставить левитам больше городов, а племена с меньшими наделами – меньше.

Если человек совершал неумышленное убийство, то имел возможность скрыться в одном из этих городов-убежищ от мстителя и таким образом сохранить себе жизнь в ожидании суда. Три таких города-убежища должны были быть на восточном берегу Иордана и три – на западном его берегу. В этих городах обвиняемый в убийстве обретал защиту, как среди людей, относившихся к нему нейтрально.

В законе дается определение умышленного убийства. Если кто-то ударит другого предметом, который может быть причислен к смертоносным орудиям, как-то: куском железа, камнем или деревянным предметом, и получивший удар умрет, то преступника следует считать убийцей, поскольку он воспользовался орудием убийства. Таковой искать защиты в одном из городов-убежищ не мог, но становился объектом преследования со стороны мстителя, и сам подлежал смерти. Мстителем обычно выступал один из членов семьи убитого, и на него в интересах общества возлагалась ответственность за отмщение убийце смертью же. Такая же судьба ожидала всякого, кто совершал преднамеренное убийство, то есть по причине явно враждебного отношения к своей жертве.

Однако, если человек убивал другого по чистой случайности, толкнув его или нечаянно сбросив на него что-нибудь, либо уронив на него камень, то такой нечаянный убийца имел право на убежище в одном из упомянутых шести городов, чтобы жить там, пока дело его не получало разрешения между обществом израильским и мстителем. Если оказывалось, что убийство действительно не было умышленным, то обвиняемому разрешалось вернуться в город-убежище, чтобы оставаться там до смерти первосвященника. Если же он выходил за пределы этого города до времени, то мог быть безнаказанно убит мстителем.

Смерть первосвященника символизировала в этих случаях прощение или отпущение греха человекоубийства.

В любом случае для обвинения в убийстве следовало располагать свидетельскими показаниями о происшедшем. Важно, однако, что одного свидетеля было недостаточно. Далее, убийца не мог отделаться штрафом (выкупом) или как-то иначе искупить себя. Если он виновен, то должен был умереть. Также и убийца по неосторожности, приговоренный к пребыванию в одном из городов-убежищ, не мог предложить за себя денежную компенсацию (выкуп). Причина столь строгого подхода состояла в том, что кровь, пролитая при убийстве, оскверняет землю, и «очистить» ее можно было лишь кровью самого убийцы. Не годилось, чтобы земля, на которой жил Израиль и пребывал Господь, обитавший в среде Израиля, оставалась оскверненной. Таким образом, кровная месть была не предметом выбора, а необходимостью, продиктованной богословскими понятиями.

Наследие замужних дочерей (гл. 36)

В постановлениях, которые Моисей дал ранее, он повелел, чтобы имущество человека, не имевшего сыновей, по смерти его, наследовали его дочери. Постановление это было продиктовано специфическим случаем, связанным с дочерьми Салпаада, потомка Манассии, из клана Галаада. И вот возник новый вопрос: как поступать с наследием, если дочери человека, не имевшего сыновей, выйдут замуж в другие племена? В случае дочерей Салпаада, например, перейдет ли земля их от Манассии к другим племенам? Останется ли она у других племен и после Юбилейного года? (Напомним, что в Юбилейный год, наступавший через каждые пятьдесят лет, всякое имущество, приобретенное у другого или отданное в залог, требовалось возвращать его первоначальному владельцу). Может ли случиться, что этого не произойдет с землями, перешедшими к другим племенам по брачному контракту, заключенному владелицей земли?