Тронд Берг Эриксен - Августин. Беспокойное сердце Страница 33

Новое определение четырех искусств не выглядит естественным или понятным. В трактате «О музыке» мы видим, как трудно было Августину вставлять в учебник по метрике кроткие сердечные вздохи, чтобы его специальное содержание приобрело богословскую значительность. Правда, именно здесь впервые в творчестве Августина встречается понятие грехопадения. Пусть даже оно упоминается в придаточном предложении, говорящем, что грех испортил человеческую природу и что трактат этот был вдохновлен изучением работ епископа Амвросия, которыми Августин занимался первые два года по возвращении в Тагасту. Кроме того, в Риме в 387 году Августин написал трактат «О грамматике». К тому времени, когда он в старости писал в «Пересмотрах» (426) о своих ранних работах, это сочинение было уже утрачено. Августин нигде не мог найти этого текста. За долгие годы жизнь увела его совсем в другую сторону.

Трактат «О музыке» — это учение об эстетике ритмов и числовых отношений, которое родственно его рассуждениям о числах, то есть учению о numerus, в сочинении «О Книге Бытия буквально» (подробном комментарии Августина на рассказ о сотворении мира). Отношение между музыкой как предметом чувств и как гредметом мысли стоит в центре его внимания. Однако в этой книге на удивление мало богословских рассуждений. Связь между числами, ритмами и воспоминаниями рассматривается и во многих других произведениях Августина (напр. О христ. учен. Ц, 62–64). Августин использовал материалы из этих работ и в ряде других своих сочинений, и трактат «О музыке» читался в средневековье как богословская аллегория, ибо тогда не допускали мьюли, что Августин мог написать что–то, не имеющее определенного богословского содержания.

Епископ Валерий выделил Августину необходимую землю для учреждения в Гиппоне нового «садового» монастыря. Он часто и твердо заявлял, что монашество и священство не исключают друг друга. У самого Августина было мало времени, чтобы находиться в монастыре, но ему было важно установить связь между своими юношескими амбициями и своей новой жизнью. Это крайне личное решение — монастырь — положило начало монастырскому делу в Западной церкви, и Августин был первым каноником (canonicus), то есть монахом и священником в одном лице.

Августин стал епископом Гиппона в сорок два года. Он по–прежнему твердо считал, что монастырский образ жизни важен для деятельности духовных пастырей. Поэтому он продолжал свои упражнения в смирении и после того, как стал главой местной Церкви. Итак, он учредил монастырь — это была его третья и последняя остановка на пути из Кассициака через Тагасту в Гиппон, — и этот монастырь рядом с его епископским домом стал самым значительным сообществом священников в Гиппоне. Августин призывал всех священников идти в монастыри и сам назначал епископов на большие территории, выбирая их из своего монастырского сообщества. Августин вообще не посвящал в сан священника тех, кто не имел опыта монастырской жизни. Такова была его новая концепция: не бегство от мира, но служение Церкви. С помощью монастыря в Гиппоне Августин реформировал и определил роль священника в Африканской церкви.

В монастыре Августина при епископской усадьбе подавали только вегетарианскую пищу и царил запрет на посещение женщин. Члены этого сообщества читали книги, изучали и обсуждали их. Многие гости приезжали издалека и встречались друг с другом за столом Августина. Строгое предупреждение запрещало сплетничать об отсутствующих. В 397 году умер епископ Амвросий. С этого времени только кроткий Павлин Ноланский — друг и ученик поэта Авзония — и ученый Иероним в Вифлееме остались по своему положению в Церкви равными Августину.

В Гиппоне Регии Августин обходился вегетарианской пищей, но в поездках охотно ел и мясную (О граде Бож. XXI. 4). Он с пониманием относился к тем, кто любит вино (Проп. 17, 3; 151, 4), и следил за тем, чтобы не возлагать на своих священников или верующих непосильную для них ношу. Бог не ограничил число спасенных только теми, кто выдержит до конца. Он выбирал и тех, чья жизнь не могла служить образцом нравственности, говорит Августин (О даре упор. 8, 19). Епископ знал своих слушателей, и в сердце его находилось место для обычных слабостей. Но к тем, кто крал у ближнего последнее или занимался ростовщичеством, он был безжалостен (Толков на Пс. 127, 11; Проп. 88, 25).

С апреля 391 года, после короткой передышки, которую можно назвать его Гефсиманом, Августин жил в Гиппоне. Он попросил Валерия освободить его на несколько месяцев, чтобы, перед тем как начать службу пресвитера, он смог по–новому прочитать Священное Писание. Это описано в Письме 21. Последний раз в жизни у Августина было время только для себя. Изучение Писания было для него особенно важно перед открытым разрывом с манихеями. Вообще Книгу Псалмов Августин прочитал еще в Кассициаке, но для систематического изучения Писания у него пока что не было времени. Единственная работа по толкованию писания, известная нам до той передышки, — это трактат «О Книге бытия против манихеев» (389), в котором Августин применяет к Ветхому Завету аллегорический метод, дабы убедить манихеев в том, что они неверно прочитали тексты о творении.

В это время, отвечая на вопрос своего друга юности Гонората, Августин пишет сочинение «О пользе веры» (391). Он рекомендует Гонорату принять католическую веру и пытается заронить в нем недоверие к манихеям, с которыми Гонорат был тесно связан. В типичной для него манере Августин ссылается на свое окружение и ждет, или даже требует, чтобы другие шли по его стопам (О пользе веры, 20). Это сочинение защищает ценность веры по сравнению с разумом. Ведь манихеи отрицали веру как путь к религиозному знаюно. Августин понял, что разум не всесилен, и это прямо вытекало из открытой им ущербности манихейства. Каждый раз, подчеркивая роль веры за счет роли разума, он наносит удар по своим прежним единомышленникам.

Независимо от области, в которой ищут истину, человек должен найти учителя. В духовных делах это еще важнее, чем в делах мирских, ибо на духовном пространстве истина еще более непостижима, говорит Августин. Если человек хочет понять сочинение, он обращается к знающим людям. Так насколько же необходимее найти знающего человека тому, кто хочет понять Священное Писание! Тот, кто ищет истину, должен быть особенно внимателен к самым разным толкованиям. Если какую–то религию исповедует почти все человечество, значит, с нее и надо начинать. По крайней мере, если мы ошибемся, мы ошибемся вместе со всеми, говорит Августин.

Так он защищает авторитет католической Церкви. Когда дело касается истины, большинство всегда зависимо от своего доверия меньшинству. Бог просвещает немногих, и большинство должно доверять им. Поэтому в религиозных вопросах доверие авторитетам неизбежно. Манихеи, предлагающие религию, построенную исключительно на разуме, не могут выполнить своих обещаний. Потому что даже в повседневной жизни необходимы вера и доверие. Как может быть возможна дружба, если она строится исключительно на разуме? Когда нам говорят, что эти два человека — наши родители, разве не должны мы прежде всего поверить этому? Было бы дико отказаться любить своих родителей только потому, что человек не может быть до конца уверен, что они действительно те, за кого выдают себя. Все человеческое общество погибло бы, если бы мы решили верить только тому, что можно доказать, говорит Августин.

Каким образом глупые, которых большинство, могут обнаружить немногих мудрых? Ведь глупые не узнают мудрость, даже если споткнутся об нее? Нет, утверждает Августин, только мудрые знают, что такое мудрость. Только мудрец может сам узнать мудреца. Потому Бог и учредил католическую Церковь, чтобы у людей был авторитет, к которому они могли бы обращаться. Христос — авторитет Церкви, и церковь хочет, чтобы мы считали ее высказывания истиной, даже если мы не в состоянии понять их разумом.

Для того Бог и стал человеком, чтобы материализовать свою мудрость в одном образе, который был бы способен внушить нам доверие и веру. Путь к мудрости лежит через веру. Августин никогда не воспринимал разум и веру как несоединимые величины. Вера должна вести к мудрости тех, чей разум еще не имеет знаний. Вера не является абсолютным конечным пунктом, это только подготовка к изменению наших знаний. Так Августин защищает перед Гоноратом ценность веры.

Всем своим друзьям, которые знали его еще манихеем, Августин отправил свое сочинение «О двух душах против манихеев» (392), в котором объяснил свое обращение в христианство и указал на основные ошибки в воззрениях манихеев на человека и в их понимании зла. Уже в августе 392 года Августин приглашает своих новых сторонников в бани Гиппона на официальный диспут с манихеем Фортунатом. С интеллектуальной точки зрения этот диспут едва ли был более серьезным, чем политические дебаты, которые в наши дни показывают по телевидению. Спор о двух природах человека неоднократно прерывался аплодисментами, свистом и выкриками из зала. На этот раз вокруг Августина объединились и католики, и донатисты, потому что Фортунат был серьезный конкурент и тем, и другим. С помощью своей безжалостной риторики Августин расправился с манихеем Фортунатом так, что тому пришлось с позором покинуть Гиппон.