Сергей Мансуров - Очерки по истории церкви Страница 34

Мы узнаем от святого Игнатия, что они удаляются от Евхаристии и молитвы, так как не признают, что Евхаристия есть Плоть Спасителя нашего Иисуса Христа, которая пострадала за наши грехи, но которую Отец воскресил по Своей благодати. Они учили, что Спаситель пострадал «призрачно», «не исповедуют Его носящим плоть»; они отрицали действительность Христова воплощения, всю Его жизнь во плоти, страдания и Воскресение. Святой Игнатий ярко показывает, какою мертвечиной пахнет от этих «бесплотных» христиан. Превращая в видимость, в призрак, обесценивая земную жизнь и дела Спасителя во плоти, эти еретики не способны были ценить, любить и освящать и человеческих дел во плоти. У ефесян, истинных христиан, наоборот, по словам святого Игнатия, «духовно» было и то, что они делали «по плоти».

Нс таков был плод еретических умствований. «Посмотрите, — пишет в Смирну святой Игнатий, — на тех, которые иначе учат о пришедшей к нам благодати Иисуса Христа, — как они противны воле Божией! У них нет попечения о любви, ни о вдовице, ни о сироте, ни о притесняемом, ни об узнике, ни об освобождении от уз, ни об алчущем, ни о жаждущем», и по учению и по жизни призрачно все их христианство. «Сами они призраки», — говорит о них святой Игнатий. Еретики, отрываясь от источника вечной жизни — смерти и Воскресения Спасителя, «умирают в своих прениях и умствованиях».

Святой Игнатий противопоставляет им «учение пророков и особенно Евангелие, в котором нам открыты страдания Христа и совершенно ясно Его Воскресение». Поэтому проповедники, самовидцы и свидетели Евангельских событий — апостолы «смерть презирали и явились выше смерти».

Страдания и Воскресение Спасителя вдохновляли и даровали силу и жизненный смысл подвигу самого святого Игнатия. Он писал: «Чтобы участвовать в Его страданиях (в которых, — как он говорит в другом месте, — наше воскресение. — С. М.), я терплю все это, и Он укрепляет меня, потому что соделался человеком совершенным». Земная жизнь, подвиги, страдания маленькие и большие — не призрак, они не бесплодны, ибо их плод — соединение со Христом и Богом — вечная жизнь. К этому же призывает святой Игнатий смирнян. Вот начало борьбы за чистоту и полноту апостольского предания в Церкви, за Православие.

Святой Игнатий всячески остерегает смирнян от еретиков, не только внутренне, через убеждение, но и внешне учит ограждаться от них, как от великой опасности для Христова дела.

«Надобно удаляться таких людей, — пишет он в Смирну, — и ни наедине, ни в собрании не говорить о них». Более того: «…не дай Бог вспоминать их, пока не раскаются они и не признают страдания Христа, которое есть наше воскресение… Нс только нс должно принимать (их) к себе, но, если возможно, и не встречаться с ними, а только молиться за них, — не раскаются ли они как-нибудь».

Святой Игнатий, полный любви и ревности, берег смирнян от лжеучений как от заразительной, прилипчивой болезни. Ефесяне, как более опытные в христианской жизни, выросшие под руководством апостольским, сами ограждались и прогоняли всяких лжеучителей. В Смирне же лжеучения находили некоторую почву. Святой Игнатий учит вырывать их с корнем, ибо самые мысли еретиков имеют свойство подавлять и ослаблять любовь, жизнь христианскую.

Лучшее предохранение от всяких заблуждений для всех Церквей и особенно для Смирнской, которая имела святого Поликарпа, святой Игнатий видел в единении вокруг своего епископа. «Бегайте разделения, как начала зол… Внимайте же епископу, дабы и Бог внимал вам. Я жертва за тех, которые повинуются епископу, пресвитерам и диаконам. И пусть участь моя будет одинакова с ними. Вместе подвизайтесь, вместе совершайте путь свой, вместе терпите, вместе успокаивайтесь, вместе вставайте, как Божии домостроители и домочадцы и слуги».

Всей силой своей любви и авторитета святой Игнатий укреплял в Смирне значение и влияние святого Поликарпа. В пророческом духе он предвидел, как послужит Церкви этот возлюбленный ему епископ. Смирнская Церковь во главе со святым Поликарпом вместе с Ефесской Церковью были во II в. оплотом христианства.

По дороге в Рим святой Игнатий сам побывал в Смирне. Здесь его окружила любовь Поликарпа и прибывших сюда ефесян. Его «успокоили» во всем. Окруженный любовью Малоазийских Церквей, он почувствовал себя не одиноким в своем подвиге.

«Приветствую вас из Смирны вместе с находившимися при мне Церквами Божиими, которые утешили меня во всем, телесно и духовно», — писал он. Смирняне окружили любовью не только самого Игнатия, «возлюбив его узы», но и успокоили его двух диаконов Филона и Агафонада, которые вскоре за тем догоняли святого Игнатия, чтобы послужить ему и сообщить радостную весть, что в его Антиохийской Церкви водворился мир, кончилось гонение. Все это было сопряжено с немалою опасностью: со слов святого Игнатия явствует, что в других Церквах не все пожелали принять их. Но смирняне вместе с ефесянами снарядили для заботы о святом некоего Вурра, который, по словам святого Игнатия, был «истинно образец служения Богу». Вплоть до приезда Филона и Агафонада Вурр старательно, не боясь опасности разделить участь святого мученика, исполнял свое служение и вернулся в Смирну с посланием от него из Троады. (Здесь догнали святого Игнатия Филон и Агафонад.)

Далеко не все тогда имели мужество и усердие смирнян и ефесян. Не говоря уже о Палестине, где некоторые отколовшиеся от Церкви христиане предали старца — епископа Симеона, в самой Малой Азии многие вифинские христиане в эти годы проявили мало мужества.

Почти каждое послание святого Игнатия свидетельствует о любви его к святому Поликарпу. Выделяя его из всех епископов, он по отъезде из Смирны пишет ему особое послание (помимо послания Смирнской Церкви). Из всего видно, что святой Игнатий в святом Поликарпе прозревал того человека, который, как способный знать волю Божию, поведет Церковь не только Смирнскую, но и Вселенскую по угодному Богу пути. Поэтому он пишет ему с особенным вниманием и любовью, стараясь усовершить и углубить путь его жизни, делясь с ним своим многолетним опытом епископа. Святой Поликарп не был преемником святого Игнатия по кафедре, но святой Игнатий ему как бы вручил то руководящее положение во Вселенской Церкви, которым сам пользовался.

Он внимательно присмотрелся к личности святого Поликарпа. Откровенно и просто он иное одобряет в нем, а иное учит совершенствовать и испросить у Бога. Святой Игнатий одобряет его твердость в благочестии, его терпение в любви; он учит искать еще большего — быть снисходительнее, любить не одних добрых, но и худых учеников, принимать всех ласково, не смущаться людей, учащих иному (еретиков), достигать большего разумения, чтобы проникнуть в сокровенное. Указывая ему, чему сам святой Поликарп должен учить свою паству, советует избегать «ухищрений» ума, которыми вскоре так богат стал этот век процветания гностицизма — самой ухищренной из всех ересей; призывает его больше заботиться и учить об устроении жизни и души.

В своих надеждах на святого Поликарпа святой Игнатий не ошибся. Действительно, объединившись вокруг своего славного епископа, Смирнская Церковь выстояла во всех бурях и опасностях, которыми изобиловал II век. Святой Игнатий писал святому Поликарпу: «…как кормчему нужны ветры или обуреваемому — пристань, так настоящему времени нужен ты, чтобы достигнуть Бога». Когда это писалось, святой Поликарп еще только начинал свое долголетнее служение. После кончины святого Игнатия в течение полувека, или около того, именно святой Поликарп отражал от Церкви бесчисленные попытки замутить чистоту Апостольских учений.

«Великому борцу свойственно принимать удары и побеждать», — писал ему святой Игнатий. Святой Поликарп стоял 86 лет твердо, как наковальня, по которой бьют: об его «твердое, как камень, благочестие» разбилось немало враждебных христианству сил.

Среди всяких «мудростей» гностицизма, среди «вдохновенных» и «ухищренных» лжепророков — Маркионов, Марков, Валентинов — он пронес спокойно свою простую, твердую и вместе полную глубины веру. Этот муж, «пророческий и апостольский», как называли его современники, послужил примером и руководством для всей Церкви.

Второй век кишел людьми, которые, по меткому выражению святого Иринея, «не став еще людьми, хотели быть богами», стремились возвещать и познавать тайны более глубокие, чем благовестие Христово. Это были часто даровитые люди с некоторой философской подготовкой и вкусом. В христианстве они увидели преимущественно философскую или богословскую систему, но недостаточно разработанную, и принялись ее дополнять и исправлять, каждый по своему разумению.

К началу II в. святой Ипполит Римский насчитывает уже тридцать две таких попытки «исправить» христианство. Некоторые из этих попыток привлекли немало последователей. Так, Маркион (около середины II в.), положивший начало учению о двух Богах — христианском и ветхозаветном, добром и злом, — по словам святого Иустина, своего современника, «убедил множество людей», и «во всех сторонах многие слушают его» [137]. Большим успехом пользовался и Валентин, другой гностический мудрец (140–160 гг.), исследовавший небо вдоль и поперек так, что внимавшим ему вся божественная жизнь до и после сотворения мира становилась яснее, чем земная, в которой, по справедливому замечанию святого Иринея, часто приходится сознаваться в незнании.