Андрей Муравьев - Путешествие ко святым местам в 1830 году Страница 36

Он весь из одного куска розового гранита, длиной, как мне казалось, около пяти сажень, ибо я мог только судить по глазомеру; колосс сей лежит на правом боку в широкой яме, совершенно почти уцелевший, кроме ног, отбитых ниже колена, и несколько поврежденной спины; даже сохранилась полировка камня. Лицо удивительной отделки и древнего египетского облика: длинные, немного поднятые в оконечностях глаза, широкий улыбающийся рот, завитая борода и на голове высокая остроконечная шапка. Туловище покрыто панцирем; обычная иероглифическая птица с распущенным крылом изображена на исписанном иероглифами набедреннике, от которого висят кисти панциря; за поясом малый нож, смешно не соответствующий огромности статуи: колена голые, так же и руки, не отделенные от тела по обычаю египетского ваяния; в одной из них свиток, а на бедре видна маленькая рука гения, который вел сего исполина, как бы в память гения человеческого, соорудившего подобные громады. Ноги также не отделены от массы, вероятно, для крепости. Таков дивный вид сего истукана, редкого образца колоссального искусства по соразмерности своих членов, столь трудной для ваятеля в подобных массах; но кого он изображает? – неизвестно. Летописи говорят о многих статуях, воздвигнутых царями: Сезострис, или Рамзес V изобразил колоссами (в 30 локтей) себя и супругу; Псамметих украсил притвор храма целым рядом колоссальных кариатид (в 12 локтей), и Амазис соорудил двух исполинов из эфиопского камня, или базальта (в 20 локтей). Тот, кто открыл колосс сей, полагал, что он изображает Сезостриса-Рамзеса по сходству оного со слепком сего царя, который находится в Турине.

От развалин Мемфиса мы начали возвращаться к северу через многие селения и пальмовые рощи, насаженные правильными рядами по воле Мегемета Али, который обложил жителей за каждую пальму двумя левами подати. Сии искуственные рощи приносят большую пользу Египту, защищая его от убийственного ветра, хамсина, веющего до наводнения в течение мая и июня, от которого почти задыхаются жители. Но с тех пор как размножились пальмы, воздух Египта освежился и облегчилось несколько душное веяние ветра пустынь нубийских. С лишком за три часа вверх от Мемфиса и близ оставленного монастыря коптов мы спустились к Нилу и, снова переплыв его на барках, вступили на противоположном берегу в стан Мегемета Али.

После мертвой тишины левого берега Нила, наполненного только великими воспоминаниями развалин, странен внезапный переход в шумный стан сей, где дикими толпами теснятся вокруг рассеянных вдоль реки шатров войска паши, ни в какое время года не изменяя кочующей жизни своей. Здесь с первого шага пропадает очарование древнего Египта и его новые обладатели являются в своем истинном виде. Черные, смуглые и белые лица солдат пестреют вместе с их разнообразными одеждами. Совершенный беспорядок царствует в обширном полчище, которое только в строю заслуживает название регулярного. Франки, посвятившие себя его образованию, должны влачить горькую жизнь в невежественном кругу, не пользуясь уважением подчиненных, ни самого паши, который пренебрегает ими как наемниками, назначив большую плату, не всегда исправно выдаваемую; в течение знойного лета один только намет защищает их от горящего неба Египта. По ловкой осанке легко можно отличить их от прочей толпы, но их немного мелькает на пространстве всего лагеря, который тянется до старого Каира.

Около ста тысяч войска поддерживают могущественное имя Мегемета Али; в числе оных до 50000 одной пехоты, 10000 артиллерии и матросов, столько же конницы. В бытность мою паша набирал еще несколько конных полков из негров и нубийцев, особенно способных к сему роду службы, но мне не удалось видеть лошадей их, потому что в весеннее время года они все выпускаются на зелень, столь редкую в Египте. До 30000 бедуинов готовы поднять оружие на рубеже степи при первом зове паши, ибо их шейхи находятся в столице. Вообще войска египетские, обучаемые ныне на европейский лад, к которому легче привыкают ловкие и живые арабы, нежели тяжелые турки, могут смело состязаться с полчищами Африки и Азии.

Вавилон

Старый Каир, называемый некогда Вавилоном по племени строивших его пленников Сезостриса или от поселившихся в нем воинов Камбиза, еще заключает в себе остатки греческих и римских твердынь (Каср-эль-Хама), которые пали после долгой осады пред арабским завоевателем Амру-ибн-эль-Аасом, полководцем халифа Омара, и своими развалинами положили первое основание власти мусульман в Египте. Триста лет до начала нового Каира старый служил столицей правителям сей области; имя Вавилона, знаменитого в летописях древнейших, осталось в повестях рыцарских и новому Каиру. Вавилонские султаны были целью удальства западных витязей, и их несметные сокровища предметом жадных рассказов поклонников. Ныне осталось мало следов прежнего величия: но счастливое положение на берегу Нила и канала, проведенного из реки Саладином в новую столицу, делает и доселе старый Каир богатым предместьем и лучшей пристанью нового, и вместе приютом христиан, которые большей частью его населяют.

Обширный монастырь греческий Св. Георгия, недалеко от разоренного храма Богоматери, едва ли не одного из древнейших в Египте, стоит на месте прежнего вышгорода, и с его высоких террас открываются живописнейшие виды, а смежный с ним монастырь коптов заключает в себе святыню драгоценную для христианства. Внутри главной церкви (которой алтарь отличается от наших резьбой деревянной стены своей, заменяющею образа иконостаса) есть в полу отверстие; несколько ступеней сводят в подземное святилище, где грот, обращенный в церковь, украшен малыми столбами. Там святое семейство четыре года спасалось от вражды Ирода, и там протекли первые младенческие лета Спасителя. Хотя правдоподобно, что святые изгнанники поселились не в шумном Мемфисе или Александрии, но в темном Вавилоне, населенном подобно им иноземцами, трудно, однако же, сказать утвердительно, что здесь было жилище Иосифа и Марии: но к нему уже столько лет обращено благоговение христиан, и, кроме древности предания, подземное положение, сходное с другими святилищами Палестины, так соответствует кроткому духу младенца, пришедшего не угасить курящегося льна и не стереть сокрушенной трости, что сердце невольно расположено верить сему таинственному убежищу Богочеловека.

Величественнее всех памятников славы арабской в Вавилоне самый первый, которым они ознаменовали свое владычество над землей египетской, – мечеть Омара, основанная завоевателем Амру-ибн-эль-Аасом. Сооружение ее дало новое имя Вавилону – Фостат, или шатер, ибо мечеть была воздвигнута на месте шатра Амру. Идя отселе на разрушение Александрии, он не хотел снять своего намета, в котором голубица свила себе гнездо, и дал время нежной птице вывести птенцов своих в то самое время, как столько матерей александрийских рыдали над трупами умерщвленных им сынов. Такова чудная игра природы в сердце человеческом!

Голая квадратная стена, образующая наружность обширной мечети, скрывает внутреннюю красоту ее и великолепие, невольно поражающее европейца, не привыкшего к сему совершенно отличному образу строения, истинно арабскому; так сооружены были лучшие и древнейшие мечети Каира во времена его славы. Мы ожидаем притворов, куполов – одним словом, самого здания, и вместо того является одна четверосторонняя ограда, которой портики обращены внутрь. Два только ряда внутренних столбов украшают передовую стену здания, и посреди оной открываются двое высоких ворот. Столбы в три ряда тянутся вдоль боковых стен, и пять других рядов образуют главный внутренний притвор, противолежащий входу: под легким навесом бесчисленных арк хранится Коран и воздвигнута кафедра для хатиба: посреди же сей колоннады простирается обширный двор для молитвы народа. Ничто не может сравниться с красотой и легкостью малых арк над колоннами, в прямом и косвенном направлении завлекающих взоры во глубину удаляющихся портиков; около трехсот столбов считается в сем очаровательном здании, которое хотя и пришло в упадок от перенесения столицы в новый Каир, однако же не потеряло глубокого уважения народа, всегда совершающего в нем молитвы в последнюю пятницу рамазана. Какая роскошь всех мраморов в сих колоннах! древние опоры иероглифических фронтонов Египта с своими лотосами, разнообразные и разноцветные столбы, блиставшие в капищах греческих и римских и в первых церквах христианства, стеклись в великолепную мечеть сию, как густой лес трофеев арабских, в одном Египте сокрушивших славу стольких племен. Если бы сии гордые завоеватели хотели воздвигнуть памятник всемирным своим победам, они бы не могли придумать ничего красноречивее и выразительнее мечети Омара, ибо в ней дико изображены все века, царства и народы, странным смещением созданных ими столбов, как бы во славу веры, грозившей на время поглотить вселенную.