С. И. Смирнов - Духовный отец в Древней Восточной Церкви Страница 37

Но не одни простые миряне нуждались в монастырском покаянии. Шли в монастыри и к отшельникам также и клирики, неся свои неочищенные совести; они исповедовали старцам грехи свои, прося у них исцеления язв душевных. В Скит к преп. Макарию Великому, который был пресвитером, пришел из селения священник, пораженный тяжкой болезнью за то, что согрешил Любодеянием и после того совершал литургию. Но подвижник не хотел и на глаза пустить грешника. За несчастного просили, и преподобный потребовал, чтобы падший пресвитер дал клятву не священствовать более. Тот обещал это, исповедал свой грех и, получив исцеление от болезни, стал в ряду мирян[609]. Заслуживает здесь внимания то обстоятельство, что старец–пресвитер, налагая на виновного священника административное наказание, совершенно согласное с канонами, исполняет чисто епископскую функцию, а никак не пресвитерскую[610]. Но описанное покаяние пресвитера в Скиту не было единичным и исключительным фактом. В правиле, которое выработали старцы этого монастыря и соседней пустыни Келлий, есть статья о приеме клириков, и в ней между прочими читаются слова, которые всего естественнее понимать в смысле прохождения клириками монастырского покаяния: «Ни одному клирику не дозволяется проживать в монастыре, разве только тому, которого грехопадение привело к унижению и он уязвлен, чтобы в монастыре он исцелился врачевством унижения»[611]. Отсюда следует, что прохождение монастырского покаяния клириками было здесь делом обычным. И в других странах, кроме монашеского Египта, мы встречаем то же явление. Есть древняя (не позднее кон. XI в.) переводная с греческого повесть «О пресвитере, впадшем в прелюбодеяние и прощену покаянием». К сожалению, время описанного в ней интересного нам происшествия неизвестно. Один константинопольский пресвитер впал в блуд. Придя в сокрушение, он пошел на гору Олимпийскую (в Вифинии), «помыслив тамо по- каятися к некоему духовному отцу, и тамо обрет старца, исповеда ему вся согрешения, посем рече блудное». Старец справился, продолжал ли он свое служение после падения, и, когда согрешивший сознался в этом, подвижник ему заметил, что он не должен был священствовать, «несть бо прощения». Падший спросил: «Несть ли, отче, покаяния?» Но старец не принял покаяния его: «Кто есмь аз судити таковая, аще бых могл своих плакатися грехове». В отчаянии грешный священник ушел от старца, но по дороге встретил другого, авву Петра. Этот сказал ему: «Мню, чадо, несть греха, побеждающа человеколюбие Божие. Но иди в келлию и яви ми своя дела». Когда священник принес исповедь, авва повторил слова предшествующего старца, что для иерея грех этот тяжек и не может быть прощен, что согрешивший не должен больше служить, и посоветовал ему принять монашеское пострижение. Священник постригся от руки аввы Петра и, сожительствуя с ним, великими трехлетними подвигами заслужил себе прощение греха[612]. В данном случае пресвитер кается в смертном грехе пред простыми старцами и под руководством одного из них проходит покаяние. Странное явление исповеди в тяжких грехах пресвитеров пред старцами и прохождение покаяния под их руководством покажется более естественным, если мы примем в расчет, что некоторые старцы (как преп. Макарий Великий) имели также пресвитерский сан, что, с другой стороны, грехи священников иногда низводили их на степень мирян, что, наконец оставив священнослужение, некоторые падшие пресвитеры принимали иноческое пострижение и уже простыми монахами проходили под руководством старцев монастырское покаяние.

Приведенные факты показывают, что миряне IV‑IX столетий — и простые, и клирики — добровольно шли к монастырским старцам, людям духовного опыта. Они несли сюда свои неочищенные совести, борющие помыслы, разъедающие сомнения мысли, страсти подавленной воли. Пред старцем исповедовали они свои грехи, нередко смертные, и прегрешения до мимолетного помысла и под его руководством, приняв епити- мию как духовное врачевство, проходили покаяние. И это было довольно распространенным явлением. Объем исповеди и характер покаяния, по–видимому, соответствовали исповеди и покаянию монашеским. К сожалению, мало известно об этой старческой исповеди мирян в период Вселенских Соборов. Известия настолько скудны, что позволяют только констатировать факт, но не дают материала, разносторонне описывающего явление. Каким чином совершалась исповедь? Существовал ли даже такой чин? Было ли заявление о прощении грехов кающегося мирянина? По–видимому; существовали выработанные приемы наложения епитимии, но были ли руководства для этого — епитимийни- ки или пенитенциалы? Как относилась к старческой исповеди мирян иерархия? Все это такие вопросы, на которые нет ответа в доступных нам источниках.

Какое же значение имела исповедь мирян у монастырских старцев? Разумеется, только нравственное. Исповедь мирян йред простыми монахами была церковно- бытовым явлением, а не составной частью Таинства покаяния, как справедливо с современной канонической точки зрения рассуждают наши ученые[613]. Но есть некоторые основания думать, что этой исповеди мирян пред старцами в древности среди самого монашества придавалось гораздо большее значение, а именно как акту, разрешающему от грехов, приближающему ее к акту сакраментальному; совершителей же ее — старцев некоторые подвижники признавали носителями власти вязать и решить. И высказанное предположение не будет особенно странно после того, как говорилось о таком же воззрении на старческую исповедь в монастыре и на старцев в деле исповеди и покаяния монахов[614]. Раз существовало мнение, что монастырский совершитель исповеди и покаяния действует в среде монахов как богоодаренный носитель власти ключей, что удивительного, если та же власть приписывалась ему также и при исповеди и покаянии мирян? Наоборот, это совершенно естественно: наличность вяжущей и решащей власти скорее зависит от духовно- нравственного состояния самого старца, а не от звания лица, пришедшего к нему для покаяния. В более позднее время (в Χ, XI и XII вв.) такое воззрение существовало несомненно, как увидим ниже. Не высказываем, однако, своего положения категорически. Мы только предполагаем существование указанного воззрения на значение старческой исповеди среди мирян в период Вселенских Соборов. К этому предположению обязывает беспристрастно истолкованное свидетельства об исповеди, которое читается в Вопросах и Ответах Анастасия Синаита († 685, по мнению архиеп. Сергия; по мнению Крумбахера, время его деятельности — 640- 700 гг.)[615]. На вопрос: «Хорошо ли исповедовать грехи наши духовным мужам (πνευματικοΐς άνδράσι)» — он отвечает: «Весьма хррошо и вполне полезно, но не неискусным и грубым в этом, дабы неразумным сочувствием и управлением или неблаговременным и нерассудительным протяжением епитимий он не сделал тебя бесчувственным презрителем или ленивым и медлительным. Итак, если найдешь мужа духовного, опытного, могущего тебя уврачевать непостыдно и с верою, исповедайся ему, как Богу, а не как человеку». Приведя ряд свидетельств из Писания, преп. Анастасий обличает тех грешников, которые сами не ходили на исповедь и своим примером заражали других, а потом нападает на заблуждающихся, принципиально отрицающих пользу исповеди пред людьми. «Но неразумно и даже нечестиво, — говорят некоторые, — будто нет пользы от исповеди пред людьми по причине их подобострастия (διά τό όμοιοπα&ές), ибо один Бог может отпускать грехи. Говорящие так пусть знают, что они, во–первых, только прикрывают этим свое нечестие и неразумие; потом, искажают слова Самого Господа, сказавшего своим ученикам: Что вы свяжете на земле, будет связано на небе; и что разрешите на земле, будет разрешено на небе (Мф. 18:18)… К тому же отрицают они совершенно крещение и всякое божественное священнодействие потому, что они совершаются людьми, а освящаются Богом. Ибо Господь обыкновенно совершает спасение людей не через одних ангелов, но и через святых людей (διά άνβρώπων άγίων): сначала через пророков, а в последние времена через Самого Себя и через божественных апостолов и затем к слугам, преемствующим Ему до скончания мира, говорит: Кто принимает вас, принимает Меня (Мф. 10:40); отвергающийся вас Меня отвергается; а отвергающийся Меня отвергается Пославшего Меня (Лк. 10:16). Если же выслушивающий исповедь и человек, но Бог через него обращает [к Себе] и исправляет и прощает, как Давид через Нафана… ибо святые служители Божии суть сотрудники и управители (oi γάρ άγιοι ύπηρέται του Θεου ε'ισι, σινεργο\ κα\ ο'ικονόμοι) ко спасению желающим спастись… Ибо человек содействует человеку в покаянии, как я сказал, и помогает, и наставляет, и обличает ко спасению по апостолу и пророку, Бог же изглаждает (έξαλείφει) грехи исповедающихся».