Сергей Иванов - Византийское миссионерство: Можно ли сделать из «варвара» христианина? Страница 37

Имперские проповедники в Алании обращались главным образом к правящему классу. Арабский писатель Ибн–Русге пишет: «Царь алан — христианин, а большая часть жителей его царства — кяфиры [язычники] и поклоняются идолам»[602]. Поэтому плоды миссии Евфимия и Петра были недолговечны: после Николая Мистика укоренение византийской церкви в Алании было прервано при каких‑то неведомых нам обстоятельствах. Аль–Масуди рассказывает, что аланы «после 320 г. (932 г. н. э.) отвратились от своих новых верований и изгнали епископов и священников, посланных к ним царем румским»[603]. Этот факт подтверждается и археологией: храм на Ильичевском городище, построенный на рубеже IX‑X вв., был разрушен вскоре, по–видимому, самими жителями. Поблизости от развалин, в Гамовской балке, найдены плиты христианских храмов, использовавшиеся для языческих захоронений[604]. При каких обстоятельствах совершилось вторичное появление византийской церкви в Алании, мы не знаем, но уже к концу 940–х гг., когда Константин Багрянородный составляет свою «Книгу церемоний», он считает нужным обращаться к «эксусиасгу» Алании как к своему «духовному сыну»[605]. Аланский митрополит, Николай, впервые фигурирует под 997— 998 гг.[606] По сути, только с этого времени и начинается настоящая христианизация Алании, о которой мы поговорим ниже.

II. Византийское христианство в Венгрии

На территории Паннонии к моменту начала варварских вторжений имелось крещеное население. После захвата этой области кочевниками–аварами, христианство там продолжало в какой‑то форме существовать. Что среди аваров были христиане, то ли свои, то ли византийские, следует из материалов раскопок: в аварском могильнике VI в. на Балатоне найден посеребренный крест с надписью ΦΩΣ ΖΟΗ («свет жизни») и серебряная капсула с изображением св. Петра и надписью ΠΕΤΡΟΣ, а у Завода, в погребении VII‑VIII вв., крест с неясной греческой надписью[607].

Можно допустить, что и венгры пришли в IX в. в Паннонию, уже зная что‑то о христианстве. Весьма существенно, что слово gorog ‘грек’, как и слово kereszt ‘крест’, проникли в венгерский язык, по всей видимости, до появления мадьяр в Центральной Европе[608]. Поскольку оба слова — славянские, можно сделать вывод, что именно славяне были посредниками между Византией и степными кочевниками. Второй возможный посредник — христианизованные хазары[609].

После полувека военных столкновений и политических контактов венгров с Империей, в Константинополь в 948 г. прибыли послы князя мадьяр Файза, а в 953 г., как рассказывает Скилица (XI в.), «их князь Вулосуд [Булчу], притворившись (ύποκριθείς), будто полюбил христианскую веру, прибыл в Константинов град. Он был крещен, причем [император] Константин [Багрянородный] стал его восприемником, был почтен титулом патрикия и сделался хозяином больших богатств. Потом он вернулся восвояси. Через некоторое время и Гилас [Дюла], который также являлся князем турков [т. е. венгров], прибыл в столицу и был крещен (βαπτίζεται). Он тоже (καί αυτός) был удостоен тех же благодеяний и почестей. Взял он с собой и одного монаха по имени Иерофей, знаменитого своим благочестием. [Константинопольский патриарх] Феофилакт рукоположил его епископом Туркии. Оказавшись там, он многих привел (έπανήγαγεν) к христианству от варварского заблуждения. Что касается Гиласа, то он оставался в вере и ни сам никогда не совершал на· бегов против ромеев, ни пленных христиан не оставил без попечения — но выкупал их, заботился о них и отпускал на свободу. Что же до Вулосуда, то он пренебрег заветом с Богом и частенько вместе со всем племенем выступал против ромеев»[610].

О должности Иерофея мы подробнее говорим на с. 320[611]. Венгерская епископия была, по–видимому, «миссионерской», т. е. бродячей, без единого центра. Эта епархия, не фигурирующая в официальных списках, просуществовала, однако, довольно долго: в январе 1028 г. мы встречаем свидетельство о некоем Ιωάννης Τουρκίας, т. е. «Иоанне Туркийском». В том же XI в. на одной печати поименован «Антоний монах, синкелл и проэдр[612] Туркии»[613]. Однако некоторые области южной Венгрии все же получили и обыкновенную епархиальную структуру: Василий II, перечисляя в своем хрисовуле суффратанты Охридской архиепископии, упоминает, среди болгарских названий, и Βίσισκον (Διβίσκος), соответствующий пункту Τιμπίσκο (Тимиш) недалеко от совр. Смедерево[614].

Из археологических свидетельств византийского влияния в Венгрии можно назвать раскопанные у Сегеда остатки церкви Кишзомбор (там обнаружены монеты Константина VII и Романа И) и найденные у слияния Тисы и Бодрога, в Кapeca, две ротонды, напоминающие византийский стиль. Итак, в области Зомбор византийская миссия действовала, видимо, весьма активно[615]. Если говорить о византийских реликварных крестах (их на сегодняшний день раскопано около сорока, из них 15 относятся к середине X — середине XI в.), то они распространялись по Венгрии вдоль течения рек Дуная и Тисы. Районами максимальной концентрации таких миссионерских находок являются области Бекеш и Чонград[616], а также район между Веспремом и Секешфехерваром. Скорее всего, центром, где производились в массовом порядке подобные кресты, была Фессалоника[617]. Если это так, то мы имеем еще один пример миссионерской деятельности местной церкви, максимально приближенной к театру миссии (ср. пример Херсона, с. 183).

В конце X в. князь Айтонь в своей столице Марошваре построил монастырь Иоанна Предтечи, где поселил греческих монахов, служивших там литургию «по отеческому обычаю» (more patrio). Раскопки выявили остатки церкви размером 20 на 12/13 метров. Недалеко от церкви найден баптистерий. Все это И. Тот рассматривает как «продолжение и обновление более ранней миссионерской деятельности византийской Церкви»[618]. Кроме того, в кладе золотых изделий из Надьсентмиклош есть предметы с греческими надписями, возможно подаренные самому Айтоню[619].

Удивительно при этом, что византийские лексические имсгвования в венгерском языке на редкость малочисленны не более десятка, причем все — «бродячие»[620]. Среди терминов, имеющих так или иначе отношение к миссионерству, отметим kartya («пергамен»), eretnek («еретик»), remete («отшельник»), alamizsna («подаяние»), zsoltar («псалом»). Однако ни один из них не считается прямым заимствованием из Византии — таковых просто не существует[621].

Большинство базовых христианских понятий венгерского языка — славянские. Видимо, реальную миссионерскую работу среди венгерского населения вели либо местные славяне[622], которые уже были христианизованы, либо болгарские проповедники[623].

В принципе, в нашу задачу не входит рассматривать судьбу греческого христианского влияния в какой‑либо стране после укоренения там христианства, но поскольку Венгрия почти сразу вышла из юрисдикции Константинополя, оставшихся среди мадьяр греческих клириков можно до какой‑то степени воспринимать как миссионеров. Поэтому скажем несколько слов об «атавизмах» византийской церкви в Венгрии. Соперник Айтоня, Стефан (Иштван), с самого начала ориентировался на Рим, а потому после его победы над Айтонем вся Венгрия в конце X в. подчинилась папе[624]. Однако это не прервало тесных связей Венгрии с Константинополем. Согласно законам дасло I (XI в.), Великий пост в Венгрии начинался в понедельник, по греческому обычаю, а не в среду, по латинскому. Ритуал водосвятия на Богоявление осуществлялся «в соответствии с греческим обычаем — sicut est mos Graecorum»[625]. Наличие в Пече «греческих философов» отмечает под 1154 г. араб Дль–Идриси[626]. В 1221 г. папа Гонорий III писал архиепископу Эсгергома, что в монастыре в Вышеграде, в котором сидят греческие монахи, следует поселить венгров, чтобы сделать насельников «соответствующими соседним церквам по языку и образу жизни — vicinis ecclesiis lingua et vita conformes»[627], а в 1234 г. папа Григорий IX жаловался, что на валахов оказывают влияние некие pseudoepiscopi Grecorum (см. с. 262). В Венгрии до сих пор весьма популярен культ св. Димитрия, при том что Рим его вовсе не знает[628]. А ведь именно портрет этого святого украшает первые печати «епископов Туркии»!

III. Византия на пороге крестоносной идеологии

Византийцы всегда воспринимали свою войну против варваров как богоугодное дело. Еще более актуальной стала религиозная составляющая в борьбе с исламом, создавшим концепцию «джихада». И тем не менее идея «священной войны» выкристаллизовалась в Византии очень поздно — лишь к середине X в. Никифор Фока в 967 г. отправил в Багадад халифу Аль–Мути поэму, в которой грозил мусульманам: «Я завоюю вашу землю, я пойду аж до Мекки, где я поставлю трон величайшему существу… Я завоюю весь Восток и Запад и повсюду распространю религию креста»[629]. Как видим, Никифор вплотную подошел к концепции крестового похода — до ее возникновения на Западе. Однако византийское общество не приняло этой идеи[630]. К примеру, выдвинутая Никифоров доктрина, будто все воины, павшие в бою с неверными, автоматически должны рассматриваться как мученики за веру вызвала яростное противодействие со стороны церкви. Образ духовного лица, обагряющего руки кровью, пусть даже кровью врагов Христовых, оставался глубоко чужд грекам —. в отличие от Запада, где он легко прижился. Крестоносная идеология не годилась для Византии, и хотя походы Никифора, а еще более Иоанна Цимисхия в 973—974 гг. в направлении Иерусалима и возбудили у ромеев надежды на освобождение Гроба Господня, идеи расширения христианства без одновременного расширения Империи оставались им чужды[631].