Джидду Кришнамурти - Комментарии к жизни. Книга первая Страница 38

Мысль — всегда поверхностный отклик, она никогда не сможет ответить глубинно. Мысль — это всегда внешнее, мысль — всегда следствие, а размышление — это согласование следствий. Мысль всегда поверхностна, хотя она может занять место на различных уровнях. Мысль никогда не сможет проникать в глубокое, скрытое. Мысль не может выйти за пределы себя, и каждая попытка сделать это есть ее собственное расстройство.

«Что вы подразумеваете под мыслью?»

Мысль — ответ на любой вызов, мысль — это не действие, не выполнение. Мысль — это продукт, результат размышления, это результат воспоминания. Воспоминание — это мысль, а мысль — оформление воспоминания в слова. Воспоминание — это опыт. Умственный процесс — это сознательный процесс, как скрытый, так и открытый. Весь умственный процесс — это сознание. Бодрствующие и спящие, верхние и более глубокие уровни — все это части памяти, опыта. Мысль не является независимой. Не существует независимого размышления. «Независимое размышление» является противоречивым понятием. Мысль, будучи результатом, выступает против или соглашается, сравнивается или приспосабливается, осуждает или оправдывает, и поэтому она никогда не сможет быть свободной. Результат никогда не может быть свободным. Он может крутиться, управлять, блуждать на каком-то расстоянии, но он не может быть свободным от его собственного якоря. Мысль стоит на якоре у памяти и никогда не может быть свободной для обнаружения сути проблемы.

«Вы хотите сказать, что мысль вообще не имеет никакой ценности?»

Ее ценность в согласовании результатов, но в ней нет никакой ценности как в средстве для действия. Действие — это переворот, а не согласование результатов. Действие, освобожденное от мысли, идеи, веры никогда не будет в пределах образца. В пределах образца может быть деятельность, и эта деятельность является либо насильственной, кровавой, или наоборот. Но это не действие. Противоположное — тоже не действие, это видоизмененное продолжение деятельности. Противоположное все еще находится в пределах области результата, и в преследовании противоположного мысль оказывается пойманной в сети ее собственных ответов. Действие — это не результат мысли, действие не имеет никакого отношения к мысли. Мысль или результат никогда не смогут создать новое. Новое длится от мгновения до мгновения, а мысль — это всегда старое, прошлое, обусловленное. У нее есть ценность, но нет свободы. Всякая ценность — это ограничение, оно связывает. Мысль связывает, поскольку ее лелеют.

«Какие взаимоотношения между сознанием и мыслью?»

Разве они не те же самые? Есть ли какое-нибудь различие между «думать» и «осознавать»? Думать — это отклик, а осознавать не такой же отклик? Когда кто-то осознает тот стул, это отклик на стимул, а разве мысль не отклик памяти на вызов? Именно этот отклик мы называем переживанием. Переживание — это вызов и отклик, и это переживание вместе с присвоенным ему именем или запоминанием его, этот полный процесс на различных уровнях и является сознанием, разве нет? Опыт — это результат, продукт переживания. Результату дают название, само название — это умозаключение, одно из многих умозаключений, которые составляют память. Этот процесс умозаключения — это сознание. Умозаключение или результат являются самосознанием. «Я» — это память, множество умозаключений. А мысль — это отклик памяти. Мысль — это всегда умозаключения. Размышление проводит к умозаключению, и поэтому оно никогда не сможет быть свободно.

Мысль — это всегда поверхностное умозаключение. Сознание — это запись поверхностного. Поверхностное разделяет себя на внешнее и внутреннее, но это разделение не делает мысль менее поверхностной.

«Но разве нет чего-то, что вне мысли, вне времени, чего-то, что не создано умом?»

Или вам рассказали о том состоянии, или вы прочитали о нем, или было переживание этого. Переживание никогда не сможет стать опытом, результатом. О нем нельзя подумать, а если можно, то это воспоминание, а не переживание. Вы можете повторить то, что вы прочли или услышали, но слово — не это же самое явление, и слово, повторение предотвращает состояние переживания. Такое состояние переживания не может возникнуть, пока есть мышление. Мысль, результат, следствие никогда не познают состояние переживания.

«Тогда, как заставить мысль не быть?»

Поймите суть того, что мысль, продукт известного, никогда не сможет быть в состоянии переживания. Переживание всегда ново, размышление всегда старо. Поймите суть этого, и истина принесет свободу, свободу от мысли, результата. Тогда возникнет то, что за пределами сознания, что не спит и не бодрствует, что всегда без названия: оно есть.

Самопожертвование

Он был очень толстым, но очень довольным собой. Он побывал несколько раз в тюрьме и был избит полицией, а теперь он был известным политиком и находился на пути становления министром. Он был на нескольких собраниях, сидя скромно, один среди многих. Но многие знали о нем, и он осознавал это. Когда он говорил, у него был властный голос, как будто с постамента. Множество людей взирали на него, а его голос снисходил до их уровня. Хотя он был среди них, он держался обособленно. Он был крупным политическим деятелем, его узнавали и смотрели заискивающе. Но уважение только доходило до какой-то определенной точки и никуда дальше. Каждый знал обо всем этом, когда началось обсуждение, и здесь воцарилась та специфическая атмосфера, которая возникает, когда известная персона находится среди аудитории, это была атмосфера удивления и ожидания, духа товарищества и подозрения, снисходительной отчужденности и удовольствия.

Он пришел с другом, и друг начал рассказывать о себе: сколько раз он сидел в тюрьме, избиениях, которым он подвергся, и огромных жертвах, которые он сделал ради свободы его страны. Он был богатым человеком, полностью европеизированным, с большим домом и садами, несколькими автомобилями и так далее. Поскольку друг рассказывал о деяниях большого человека, то есть себя, его голос наполнялся восхищением и почтением все более. Но сохранялось затаенное чувство, мысль, которая, казалось, говорила: «Может, он и не тот, за кого себя выдает, но, в конце концов, посмотрите на жертвы, которые он принес, по крайней мере, это уже что-то». Сам большой человек говорил об усовершенствовании, развитии гидроэлектричества, обеспечении процветания людей, текущей угрозе коммунизма, далеко идущих планах и целях. О человеке забыли, но оставались планы и идеологии.

Отречение, чтобы заполучить цель — это сделка, в этом нет никакого отречения, а только обмен. Самопожертвование — раздутие своего «я». Принесение в жертву «я» — это усовершенствование «я», но каким бы утонченным «я» ни сделало себя, оно все еще замкнуто, мелочно, ограничено. Отречение ради цели, какой бы великой, грандиозной и важной она ни была, является заменой цели ради «я». Цель или идея превращается в эго, «я» и «мое». Сознательная жертва — это раздутие «я»: отказ от чего-то ради того, чтобы снова получить что-то другое. Сознательная жертва — это пассивное самоутверждение «я». Отказ от чего-то — это иная форма приобретения. Вы отрекаетесь от этого с целью получить то. Это помещается на более низкий уровень, а то на более высокий уровень, и, чтобы получить высшее, вы «отказываетесь» от низшего. В этом процессе нет никакого отказа, а есть только получение большего удовлетворения, а в поиске большего удовлетворения нет никакого элемента жертвы. Зачем использовать праведно звучащее слово для приносящей удовлетворение деятельности, в которую все с удовольствием вовлекаются? Вы «оставили» ваше социальное положение, чтобы получить другой вид положения, и, возможно, вы теперь его имеете, так что ваша жертва принесла вам желаемое вознаграждение. Некоторые хотят свое вознаграждение на небесах, другие здесь и сейчас.

«Это вознаграждение досталось в ходе событий, но сознательно я никогда не искал вознаграждения, когда я впервые присоединился к этому движению».

Само присоединение к популярному или непопулярному движению — это само по себе удовлетворение, не так ли? Можно неосознанно присоединиться ради вознаграждения, но внутренние побуждения, которые вынуждают присоединиться, сложны, и без их понимания вряд ли кто-то сможет сказать, что не искал вознаграждение. Конечно, важно понять это побуждение отрекаться, жертвовать, не так ли? Почему мы хотим отказаться от чего-то? Чтобы ответить на это, разве мы не должны сначала узнать, почему мы привязались к чему-то? Только, когда мы привязаны, мы говорим об отчуждении. Не было бы никакого усилия отказаться, если бы не было никакой привязанности. Не было бы никакого отречения, если бы не было никакого обладания. Мы обладаем и затем отрекаемся, чтобы обладать чем-то еще. Это последовательное отречение рассматривается как благородство и служение поучительным примером.