Петр Гнедич - Догмат искупления в русской богословской науке Страница 38

Следует в этом отношении отметить некоторые параллели. Понимание автором учения апостола Павла об искуплении почти совершенно совпадает с пониманием профессора В. Мышцына, хотя разница в методе их исследований очевидна и нет оснований предполагать прямое заимствование[741].

Понимание автором единства природы человека одинаково, по существу, с пониманием архиепископа Илариона и митрополита Антония.

Все учение автора об искуплении основывается на следующих четырех идеях, или понятиях: 1) единства природы человека, 2) его свободы, 3) любви Божией, уважающей эту свободу, и 4) силы греха, влекущего человека к гибели.

Всем этим идеям можно было бы найти подтверждение в учении святых отцов, но умозрительный характер изложения автора в известной степени исключает нужду в таких подтверждениях.

Этот характер изложения является достоинством рассуждений автора, так как способствует их стройности и последовательности мысли.

Особое значение для понимания учения об искуплении имеет раскрытие автором (в согласии с учением Церкви) губительной силы следствий греха: грех рождает смерть (Иак 1, 15). «Смерть лежит в природе греха, составляет раскрытие его внутренней сущности». А это делает понятным (насколько это может быть вообще понято), что если Сын Божий, по любви к человечеству, не благоволил предоставить его гибели или отнять у него свободу, то понес на Себе всю тяжесть этих следствий и восшел на Крест, чтобы уничтожить их силу[742].

Здесь было найдено то необходимое звено, которое отсутствовало в цепи рассуждений об искуплении у многих авторов. Так русское богословие и русская религиозная мысль соединяются в стремлении к уразумению основного христианского догмата и искании смысла жизни.

ГЛАВА V. Защита «юридической» теории искупления в русской богословской литературе XX века

Рассмотренные в предшествующих главах труды, несмотря на различное решение отдельных вопросов, могут быть объединены по признаку критического отношения к «юридическому» истолкованию догмата искупления. И хотя в большинстве их сохранились отдельные признаки такого истолкования, все же основное направление русской богословской мысли в изучаемый период можно определить (см. выше) как постепенное освобождение от «правового жизнепонимания» и «юридической» теории искупления. Изменить это заключение не может и то обстоятельство, что почти все рассмотренные произведения вызывали возражения и критические замечания сторонников «юридической» теории[743]. Все эти возражения значительно уступают трудам, по поводу которых они были написаны, — в большей их части выявилась лишь недостаточная богословская осведомленность, подчинение идеям западного богословия и даже чисто охранительные тенденции их авторов[744].

Но все же настоящий обзор русской богословской литературы, посвященной догмату искупления, остался бы неполным, если бы в нем не были рассмотрены и произведения, написанные в защиту «юридической» теории. Это рассмотрение сделает возможным установить, какие аргументы могли быть выставлены в защиту «юридической» теории против критики ее в русской богословской литературе, и определить таким образом достоинство этой критики. Такая цель определяет предмет и сам метод этого рассмотрения. Так как большая часть рассматриваемых произведений была написана как критические отзывы о том или другом произведении или авторе, то предметом рассмотрения в настоящей главе должны быть не частные критические замечания, в основном отмеченные ранее, а разделы, имевшие целью обоснование или положительное изложение «юридического» понимания.

Этим же определяется и обилие цитат и ссылок при наименьшем, строго необходимом, количестве обобщений и выводов автора.

Почти все эти произведения по существу однородны, так как все они исходят от учения об искуплении, изложенного в догматике митрополита Макария (Булгакова)[745]. Это сходство позволяет избегать рассмотрения каждого произведения в отдельности, тем более что большинство из них и не заслуживает этого по своим научным достоинствам. Кроме того, объединение их, когда один автор дополняет и поясняет другого, облегчает изучение предпосылок, положенных в основу «юридического» понимания искупления, и тех выводов, к которым это понимание неизбежно приводит.

Из числа этих произведений несколько выделены могут быть книги митрополита Елевферия и архиепископа Серафима, как наибольшие по объему (196 и 299 страниц), изданные в самые последние годы (1937 и 1943) и потому могущие суммировать более ранние высказывания, как своего рода монографии; книга архиепископа Серафима может быть отмечена и по резкости суждений, вообще характерной для сторонников «юридического» понимания искупления; статья П. Девитова, изданная также в довольно позднее время (1916 год), наиболее обоснованная, по эрудиции автора, и, наконец, небольшая статья профессора догматического богословия Киевской духовной академии М. Скабаллановича[746].

Особенностью, понижающей научное достоинство этих произведений, является их крайняя нетерпимость — когда простым отрицанием заменяется серьезное критическое рассмотрение оспариваемых положений и вместо этого утверждаются положения противоположные[747].

Подобный метод в полемике можно было бы считать удовлетворительным только в том случае, если бы утверждаемые положения были достаточно аргументированы и если бы в оставленных без рассмотрения и просто отвергнутых положениях не находились такие, которые основательно опровергали положения утверждаемые[748]. Но в большей части этих произведений научная аргументация заменяется только обилием эпитетов: «откровенное», «святоотеческое», «основанное на Священном Писании учение» и т. д.

Уверенность в непреложности и очевидности «юридического» понимания искупления позволила архиепископу Серафиму (Соболеву) утверждать о митрополите Антонии: «Он знает, что та «юридическая» теория искупления, которую он отрицает, есть, в своей сущности, богооткровенное и святоотеческое учение об искуплении нас крестной смертью Христа в удовлетворение Божественному правосудию. Тем не менее он открыто отрицает этот юридический взгляд Православной Церкви на дело искупления»[749].

Та же уверенность позволяет сторонникам «юридической» теории с первых же страниц своих исследований отрицать даже бесспорные высказывания ее противников и обвинять их «в ниспровержении Божественного домостроительства в самой его основе», то есть «в силу одного своего отрицания юридического взгляда на искупление они являются жертвою тлетворного духа нашего времени»[750].

Такие высказывания, иногда в чрезвычайно резкой и категорической форме[751], если и свидетельствуют об убежденности их авторов, то одновременно не являются действительными аргументами в пользу основанных на них выводов.

Отказываясь в чем бы то ни было согласиться со своими противниками, некоторые авторы (профессор Е. Будрин и священник Бетьковский) возражали против употребления самого термина — «юридическая теория искупления», считая «этот термин совершенно неуместным»[752], так как он «формулирован немецким протестантским умом»[753].

Но если сам термин «юридическая теория искупления» действительно получил происхождение на Западе, то в русской богословской науке в него вкладывается совершенно определенное содержание — это такое объяснение догмата искупления, в котором употребляются юридические понятия: право и его нарушения, заслуги, удовлетворение, наказание в смысле кары и т. д. И несмотря на приведенные возражения, этот термин употребляется в настоящее время одинаково как противниками, так и сторонниками соответствующего истолкования догмата искупления.

Правда, отдельные авторы отмечают условность этих понятий, но все же заключают, что «без этих терминов нельзя обойтись при изъяснении непостижимого догмата искупления»[754]. «У нас нет термина для обозначения взаимных отношений между Богом и людьми на основе Божественного правосудия, кроме слова «юридический» или «правовой»»[755].

Последнее определение уже несколько раскрывает значение этого чисто формального признака (употребление юридических понятий) «юридической» теории. И один из более серьезных защитников этой теории — П. Левитов — так определяет ее содержание: «Юридической» называется та теория падения — искупления, которая, не отрицая нравственно–психологической стороны их, выдвигает идеи вины и удовлетворения на первый план»[756], что, в общем, вполне совпадает с изложением соответствующих разделов в системе митрополита Макария (Булгакова).