Сергей Лукацкий - Самый громкий процесс нашей эры. Приговор, который изменил мир Страница 38

]S TIBERIEVM

PON]TIVS PILATVS

PRAEF]ECTVS IVD[EA]E

Видимо, камень был частью Tiberieum, храма, посвященного Тиберию, который построил Пилат. Наиболее возможное чтение:

Кесарийский Тибериеум

Понтий Пилат

Префект Иудеи посвятил.

Стела находится в музее Иерусалима.

В рассматриваемом периоде наместники Иудеи рекрутировались из сословия всадников, прошедших воинскую службу. В полномочия наместника входило свершение правосудия, контроль за сбором налогов, за стабильностью римского господства и забота о внешней безопасности территории. Тацит указывает, что после смерти Агриппы «Клавдий превратил Иудею в провинцию и поручил управлять ею римским всадникам и вольноотпущенникам» (Тас.Hist. V. 9). Можно провести аналогию устройства провинции Иудея с положением дел в Египте, об организации которой Тацит пишет: «В Египте уже со времен божественного Августа место царей заняли римские всадники, которые управляли страной и командовали войсками, охраняющими здесь порядок: императоры сочли за благо держать под своим личным присмотром эту труднодоступную провинцию. склонную из-за царивших здесь суеверий и распущенности к волнениям и мятежам, незнакомую с законами и государственным управлением» (Tac.Hist. I. 11).

То есть Понтий Пилат был префектом и именно Пилатом представлен Рим в Евангелиях. Он был ставленником Луция Элия Сеяна (лат.Lucius Aelius Seianus), всесильного фаворита и командующего преторианской гвардией императора Тиберия. Сеян считался ярым ненавистником иудаизма.

Явные симпатии евангелистов к Пилату неоправданны (копты считают его мучеником, его жена святая в греческой, коптской и эфиопской церквах), по свидетельству источников, он был жестоким, упрямым солдафоном. Вот характеристики современников: «Он испугался, как бы евреи в самом деле не отправили посольство и не обнаружили других сторон его правленья, поведав о взятках, оскорбленьях, лихоимстве, бесчинствах, злобе, беспрерывных казнях без суда, ужасной и бессмысленной жестокости. И этот человек, чье раздраженье усугубило природную гневливость.»; «Тот стал упорствовать, ибо был от природы жесток, самоуверен и неумолим» (Филон Александрийский. О посольстве к Гаю.Philo.Legatio ad Gaium).

Неприязненное, провокационное, негибкое отношение к обычаям иудеев сквозит во всех действиях правления Пилата, это констатирует даже проримски ориентированный историк Иосиф Флавий. В начале своего правления, вопреки обычаю и привилегиям, данным иудеям, Пилат «приказал однажды принести в Иерусалим ночью изображение императора, называемое римлянами signa. Когда наступило утро, иудеи пришли в страшное волнение; находившиеся вблизи этого зрелища пришли в ужас, усматривая в нем нарушение закона (так как иудеям воспрещена постановка изображений в городе); ожесточение городских жителей привлекло в Иерусалим многочисленные толпы сельских обывателей. Все двинулись в путь по направлению к Кесарии к Пилату, чтобы просить его об удалении изображения из Иерусалима и об оставлении неприкосновенной веры их отцов. Получив от него отказ, они бросились на землю и оставались в этом положении пять дней и столько же ночей, не трогаясь с места. На шестой день Пилат сел на судейское кресло в большом ристалище и приказал призвать к себе народ для того будто, чтобы объявить ему свое решение; предварительно же он отдал приказание солдатам: по данному сигналу окружить иудеев с оружием в руках. Увидя себя внезапно замкнутыми тройной линией вооруженных солдат, иудеи остолбенели при виде этого неожиданного зрелища. Но когда Пилат объявил, что он прикажет изрубить их всех, если они не примут императорских изображений, и тут же дал знак солдатам обнажить мечи, тогда иудеи, как будто по уговору, упали все на землю, вытянули свои шеи и громко воскликнули: скорее они дадут убить себя, чем переступят закон. Пораженный этим религиозным подвигом, Пилат отдал приказание немедленно удалить статуи из Иерусалима» (Flav.lud. Ant. IX. 2­3).

Можно предположить, что знаки когорт должны были занять свое место в Претории, где для них должно быть устроено специальное святилище - sacellum, где наряду со значками когорт устанавливались легионный орел и бюсты императоров. Этому и воспротивились иудеи, расценив подобный акт как оскорбление святости Иерусалима. В аналогичной ситуации более гибкий и тактичный человек Публий Петроний (лат.Petronius, 39-42 гг.), будучи наместником Сирии, увидел, что ради сохранения святости Храма евреи готовы совершить самопожертвование. Он понял, что исполнение приказа Калигулы об установке его статуи в Храме приведет к беспорядкам, а возможно, и восстанию евреев в Палестине и в других римских владениях на Востоке, подавление которого потребует от Рима значительных усилий, поэтому он сделал все возможное, дабы избежать осквернения Храма.

Второе столкновение с Пилатом произошло из-за акведука. «Впоследствии он возбудил новые волнения тем, что употребил священный клад, называющийся Корбаном, на устройство водопровода, по которому вода доставлялась из отдаления четырехсот стадиев. Народ был сильно возмущен, и, когда Пилат прибыл в Иерусалим, он с воплями окружил его судейское кресло. Но Пилат, уведомленный заранее о готовившемся народном стечении, вооружил своих солдат, переодел их в штатское платье и приказал им, смешавшись в толпе, бить крикунов кнутами, не пуская, впрочем, в ход оружия. По сигналу, данному им с трибуны, они приступили к экзекуции. Много иудеев пало мертвыми под их ударами, а многие были растоптаны в смятении своими же соотечественниками»(Flav.lud. Ant. IX. 4). Вероятно, существовал порядок совместного финансирования Римом и средствами провинции подобных нужд. Но у иудеев священная казна храма и была местной казной. «У нас нет другой общественной казны, кроме священной»(Flav.lud. Ant. XIV. 7: 2), попытка ограбить казну вызвала возмущение.

Филон Александрийский, живший в одно время с Пилатом, дает следующую характеристику его личности в своем «Посольстве к Гаю»: «Однажды иудеи стали увещевать его добрыми словами, но свирепый и упрямый Пилат не обратил на это никакого внимания; тогда те воскликнули: «перестань дразнить народ, не возбуждай его к восстанию. Воля Тиверия клонится к тому, чтобы наши законы пользовались уважением. Если же ты, быть может, имеешь другой эдикт или новую инструкцию, то покажи их нам, и мы немедленно отправим депутацию в Рим». Эти слова только больше раздразнили его, ибо он боялся, что посольство раскроет в Риме все его преступления, его продажность и хищничество, разорение целых фамилий, все низости, затейщиком которых он был, казнь множества людей, не подвергнутых даже никакому суду, и другие ужасы, превосходившие всякие пределы»(Filo.Legatio ad Gajum, § 38).