С. А. Федченков - Святой Ириней Лионский. Его жизнь и литературная деятельность Страница 4

111. Wemer I., dr. Der Paulinismus des Irenaus / /Texte und Untersuf| и ingen. Bd. VI. Heft 2. Leipzig, 1889.

112. Wieten L. T. Irenaeus’ Geschrift «Ten Bewijze der apostolische (‘diking». Utrecht, 1909.

113. Zahn Th., dr. Analecta zur Geschichte und Literatur der Kirche im ,· woiten Jahrhundert. I. Zur Biographie des Polycarpus und des Irenaus. II. das Schreiben des Irenaus an Victor//Forschungen zur Geschichte des iH'iilostamentlichen Kanons und der altkirchlichen Literatur. Theil IV. ErЬшцс'П und Leipzig, 1891.

114. Его же. Apostel und Apostelschtiter in der Provinz Asien//Forsjfl it ingen. Theil VI. Leipzig, 1900.

115. Его же. Irenaus, Bischof von Lyon//Real-Encyclopadie fiir proknhmtische Theologie und Kirche von Al. Hauck. Bd. IX. 3 Aufl. Leipzig, 1900.[11]

117. Zeigler H. Irenaus, der Bischof von Lyon. Berlin, 1871,

и другие сочинение, статьи и творения св. отцев, которые мы будем указывать[12] в примечаниях к тексту нашего сочинения.

Часть первая. Жизнь св. Иринея Лионского

Глава 1. Происхождение св. Иринея Лионского

1. Национальность и место рождения св. Иринея

Кто были родители св. Иринея, неизвестно. Ни Евсевий, ни Иероним, ни творения самого св. отца и других древних учителей Церкви не дают прямых исторических свидетельств, определяющих его происхождение. Этим объясняется то, что Иринея причисляли и, отчасти, причисляют к разным национальностям.

Икумений называет его кельтом, т. е. причисляет по происхождению к галлам (Είρηνοάφ τφ Κελτω... по-латыни Irenaeo gallo).[13] Но это мнение основано на недоразумении. Выражаясь так о св. отце, Икумений имел в виду[14] собственные слова последнего в предисловии к 1-й книге Contra haereses: «Я живу среди кельтов (ήμων των έν Κελτοΐς διατριβόντων)».[15] Других доказательств в пользу своей гипотезы он lie приводит. — Однако, судя по всему ходу речи, Ириней в данном случае говорит не вообще о жизни своей, а лишь о времени написания им большого антигностического труда (185-189 гг.), когда, будучи епископом Лионским, он по необходимости жил и вращайся постоянно среди коренного населения Галлии, кельтов. Но вращаться среди кельтов — не значит еще быть кельтом от рождения. И истинный смысл слов св. отца, взятых в связи с последующим', совершенно противоположен мнению Икумения. Ириней в данном параграфе говорит об языке своего сочинения, характеризует его как безыскусственный и указывает причину этого недостатка, с его точки зрения,, в том именно, что он «живет среди кельтов и по большей части имеет дело с варварским языком (βάρβαρον διάλεκτον)»; таким образом, его природный язык от влияния варварского как бы испортился. Эта мысль о «порче»[16] природного и противоположение ему «варварского», каким термином греки обыкновенно определяли все не-греческие языки, доказывает как раз, вопреки мнению Икумения, что природным наречием Иринея ни в каком случае не могло быть «варварское» — кельтское и что, следовательно, и сам он по своему происхождению не был кельтом.

К тому же заключению приводит нас и анализ отрывка письма Иринея к Флорину.[17] Из него видно, что св. отец ранние годы свои провел в Малой Азии, и нигде нет указания, что он переселился сюда из какойлибо другой страны. В виду такой явной несостоятельности предположение Икумения было — даже без подробной критики — отвергнуто еще Фейарденцием,[18] как до очевидности ложное, и после него уже никем ни разу не выставлялось и не защищалось.

В противоположность Икумению Фейарденций решительно назвал св. Иринея греком. И это мнение утвердилось в исторической науке и господствовало в ней безраздельно до 60-х гт. прошлого столетия [XIX в']. Но в 1857 г. англичанин Гарвей в предисловии к своему изданию творений Иринея (London, 1857) высказал совершенно новое предположение о национальности св. отца, назвав его сирийцем.[19]

Имя автора, его издательские[20] и ученые труды,[21] а также и то, что последнее мнение было принято некоторыми другими учеными (Эббёт,[22] Фаррар[23]), заставляет нас отнестись к его заявлению с должным вниманием, несмотря на исключительную его необычайность. В подтверждение своей гипотезы Гарвей ссылается: а) на имя Иринея, неупотребительное, по его мнению, в греческой номенклатуре и, вероятно, переведенное с соответствующего ему сирийского слова; б) на хорошее знакомство св. отца с еврейским и вообще восточными языками; в) на шероховатость, неровность (roughness) стиля его сочинений и, наконец, г) на то, что Ириней будто бы пользуется сирийским переводом Св. Писания и цитирует его в своих сочинениях, причем Гарвей в подстрочных примечаниях к своему изданию указывает, по счету Роопса, 105 мест, где особенно ясно (будто бы) это пользование сирийским переводом.[24]

Все эти основания весьма подробно и обстоятельно разобраны американским ученым Роопсом, посвятившим данному вопросу большую статью в «The Bibliotheca sacra».[25] По поводу первого пункта он вполне основательно замечает, что греческое имя Ειρηναίος нельзя считать необычным в греческой номенклатуре. Его носили и раньше, и во времена св. Иринея поэт антологии, например, один грамматик, епископ Тирский и др.[26] Затем, исторически не известно и ниоткуда не видно, чтобы у св. отца были какие-либо реальные мотивы к перемене своего имени.[27] Да и вообще на этом основании нельзя делать никаких заключений, так как в настоящее время по недостатку исторических свидетельств мы лишены возможности определенно утверждать, какие слова и имена употреблялись в известной стране и местности, особенно ввиду того, что греческая колонизация и культура внесли в этом отношении много путаницы. А если уж делать какие-либо выводы, то скорее в обратную по сравнению с Гарвеем сторону. Так и поступает большинство исследователей, доказывающих,греческое происхождение св. Иринея;[28] и хотя само по себе это основание не убедительно при определении национальности,[29] тем не менее, думаем, гораздо естественнее и правильнее из греческого имени[30] заключить к греческому происхождению, чем сирийскому,[31] тем более что под гипотезой Гарвея не имеется никаких положительных исторических данных.

Сирийский и еврейский языки родственны между собой; поэтому при отличном знании последнего возможно знакомство и с первым. А отсюда и ссылка Гарвея на хорошее знание св. Иринеем еврейского языка имела бы некоторое значение, если бы соответствовала действительности. Однако уже сам св. отец считает себя неопытным в еврейском языке и отсылает в подтверждение своего толкования значения еврейского имени «Иисус» к «periti eorum» (ученым еврейским).[32] И эта «неопытность» есть действительный факт. Достаточно прочитать хотя бы главу 24 второй книги «Против ересей», где объясняется значение имени «Иисус», или главу 35 той же книги, где толкуется смысл разных имен, прилагаемых евреями к Божеству,[33] чтобы понять, что св. отец очень плохо знал еврейский язык[34] и всеми толкованиями своими «обязан, вероятно, также не очень знающему еврею»: настолько они «не ясны и сомнительного достоинства».[35] Кроме того, во многих местах своих сочинений сам Ириней выразительно подчеркивает, что ни еврейский, ни другой какой-либо сходный с ним язык не есть его при, родный, на котором он говорил бы с детства. Таковым является, по его словам, греческое наречие. Так, во второй книге «Против ересей», гл. 24,2, он замечает об евреях: «Они пишут иногда по порядку, как и мы (sicuti et nos), — а выше св. отец сравнивает именно греческий и еврейский языки, — а иногда в обратном направлении» и т. д.[36] Или еще яснее в книге «Доказательство апостольской проповеди», § 53: «Он (Христос) носит двойное имя: на еврейском языке — Мессия Христос и на нашем — Иисус Спаситель».[37]

Но если бы даже Гарвею и удалось обосновать факт хорошего зна^ ния св. Иринеем еврейского языка, то из этого можно было бы сделать вывод только о знакомстве с сирийским. Однако ученому автору необходимо доказать не знакомство только, а знание, и притом такое, которое говорило бы, что сирийский язык — есть язык матери Иринея и его самого с рождения. Но очевидно, что из первой посылки силлогизма Гарвея — о знании еврейского языка — нельзя сделать такого вывода; скорее можно было бы заключить к еврейскому происхождению св. отца, чего не предполагает и Гарвей. Поэтому-то и взятая во всем ее объеме ссылка ученого на знание еврейского языка св. Иринеем никоим образом не может доказать сирийского происхождения последнего.

Что касается шероховатости стиля сочинений св. отца, то, указывая на нее, Гарвей имел в виду собственные слова Иринея (уже отчасти приведенные нами выше)[38] в предисловии к 1-й книге Contra haereses. Английский ученый понимает их так, что св. отец, пиша свое сочинение на греческом языке, вынужден был внести в него некоторые кельтские слова и выражения (idioms). Но влияние кельтского наречия сказалось бы несомненно в меньшей степени, если бы греческий язык был природным языком Иринея. Очевидно, св. отец лишь научился ему, будучи в детстве привезен из Сирии в Смирну; и как приобретенный, а не природный, этот язык скорее поддался иноземному влиянию.[39]