Михаил Гаврилов - Святой Пий X Страница 4

попечению стадом устраиваемые либералами опасные западни и коварные ухищрения. Вас будут называть папистами, клерикалами, мракобесами, непримиримыми. Гордитесь этим! Будьте стойкими и повинуйтесь той. заповеди, о которой напоминает Исайя: "Взывай громко, не удерживайся; возвысь голос твой, подобно трубе, и укажи народу Моему на беззаконие его, и дому Иаковлеву - на грехи его Ис. 58,1)".

24 ноября 1894 г. состоялась в Венеции торжественная встреча патриарха Иосифа Сарто. Здания были украшены флагами, все, кроме городской управы. Родные сестры патриарха отправились в город заранее, так как их брат не допускал никого другого кроме них для ведения хозяйства и своих личных услуг. Ему предлагали взять настоящего повара. "Зачем мне повар? - сказал святитель - чтобы сварить поленту (дешевая кукурузная каша), мне достаточно моих двух сестёр". И вообще в Венеции святой архиерей не отступал от принятого образа жизни: как всегда,

он вставал в 5 часов утра и, отслужив Литургию, выпивал свою обычную чашку кофе; ложился он в 12 ночи, а если не хватало времени, то подолгу еще засиживался за работой. В патриаршем дворце святой архипастырь занимал только две небольшие комнатки, из которых он велел убрать всё "роскошное", зеркало, например.

Он всегда держал себя с иерейским достоинством, а, вместе с тем, и с исключительной доступностью и простотой. Гуляя по

улицам Венеции, он запросто беседовал с прохожими и с гондольерами. У него был и свой гондольер, так как ему подарили гондолу,

( венецианскуя плоскодоннуя лодку ) но беспокоил он его только в дни исключительных торжеств.

Для благотворительности у него почти не было постоянных средств. И вот, чтобы выйти из такого положения, патриарх, когда

всё, чем он располагал, было роздано бедным, по несколько раз в год закладывал свой архиерейский перстень. У него были еще кем-то подаренные золотые часы; но дарителю пришла коварная мысль выгравировать на крышке часов патриарший герб; а часы с таким гербом не пошлёшь же в заклад и не сможешь продать, чтобы вырученные деньги отдать нищим! И кардинал Сарто часто жаловался на это лукавство дарителя.

Как в Мантуе, святитель думал, прежде всего, о духовенстве. Он навещал своих священников, или просто с благожелательным приветствием, или для того, чтобы призвать кого нужно к порядку. Он действовал всегда с апостольской твёрдостью, но в то же время с отцовскою любовью. Грубо провинившихся священников он исправлял, главным образом, ночами, которые он проводил в слезах и в горячей молитве. Оклеветанных священнослужителей он защищал во всеуслышание. Нуждающимся настоятелям он помогал, отдавая всё до последней копейки или рубашки. Он всегда охотно замещал больных или переутомлённых священников. В исполнении их обычного пастырского служения, он проявлял себя их братом и сослужителем. Подчас он прислуживал им за Литургией. Зато духовенство его обожало и доверялось ему: все были убеждены, что патриархом руководит какая-то особая благодать.

По отношению к каждому человеку он всегда выказывал себя справедливым и беспристрастным, без примеер чего-либо такого, что могло бы иметь вид злоупотребления авторитетом.

В Венеции очень любили торжественные и пышные проповеди, но патриарх Иосиф не столько ценил искусство построения проповеди,

сколько евангельскую простоту её содержания. Он велел, чтобы по воскресным и праздничным дням Св. Писание объяснялось на местном

наречии. Сам он проповедывал всегда живо, конкретно, для всех понятно и весьма часто на венецианском диалекте.

В 1900 году патриарх лично руководил говением всех заключённых городской тюрьмы; своими проповедями он возбудил в них такое доверие, что все они- около 250 человек- исповедались у него и причастились Св. Тайн.

Когда надо было помочь умирающему, патриарх не знал никаких опасений и не боялся неприятностей. Один венецианец, еще недавно

бывший масоном и антикатоликом, был при смерти и хотел видеть при себе священника. Узнав об этом, патриарх сам взял Св. Дары

и пошёл к больному. Родственники умирающего встретили его ругательствами и хотели силою помешать ему войти к больному. Но патриарх строгим взглядом привёл их в замешательство и без дальнейших разговоров прошёл прямо к своему страждущему духовному сыну.

Он был везде, где люди страдают, и его прозвали ангелом-утешителем.

Патриарх очень много заботился об организации кружков молодёжи, позже, следуя указаниям папы Льва XIII, неусыпно трудился также в области католического социального движения. Он поддерживал все учреждения и предприятия:, направленные к улучшению положений рабочего класса, и содействовал организации земледельческих объединений для исправления недостатков существующего аграрного строя; в этих недостатках были повинны, главным образом, крупные земельные собственники. В Венецианской области было основано 27 касс взаимопомощи для рабочих.

Церковь в Италии находилась под прямой угрозой масонов, стремившихся к её уничтожению, и в первую очередь под эту угрозу попадала школа. И кардинал Сарто неустанно повторял одну и ту же фразу: "Если бы мне приходилось выбирать между построением школы и сооружением церкви, то, кого, я начал бы со школы, потому что христианская школа наполнит мою церковь,- а безбожная школа её опустошит".

Своё отношение к необходимости создания католической печати патриарх выразил в следующих словах: "Вы напрасно будете строить храмы, напрасно будете проповедовать, устраивать миссии, основывать училища, все ваши дела и старания пропадут зря, если вы не сумеете создать свою прессу; одновременно и оборонительную и наступательную, но притом честную и искреннюю". Венецианская католическая газета "Ля Дифеза" ("Защита") оказалась однажды в крайне тяжёлом материальном положении; тогда патриарх стал повсюду искать помощи; однажды он сказал своим приближённым: "Если бы я должен был снять наперсный крест и пожертвовать всеми церковными облачениями и всей церковной движимостью для обеспечения существования "Ля Дифеза", то я сделал бы это с полной охотой".

Ревностный венецианский патриарх много потрудился над распространением среди клира и мирян всенародного почитания Пресв. Евхаристии. С этой целью он собрал в Венеции, в августе 1898 года, "Международный Евхаристический Съезд". Молитвенный подъём царивший на этом съезде был вдохновлён в значительной мере самим патриархом. Да и вообще патриарх понимал, что без глубокого почитания Евхаристии подлинная священническая жизнь невозможна; он нередко проводил всю ночь в молитве перед Св. Дарами.

Когда патриарх служил в какой-либо церкви, он казался преображённым. В его облике было что-то лучезарное, неземное. Он терпеть не мог в храмах всё театральное, чувственно-восхитительное, лже-умилительное, в особенности в области церковного пения. Во время богослужения он допускал только строгий "григорианский" напев или, подобные ему, старинные, чисто религиозные напевы. Он не хотел, чтобы пение в церкви было исключительнымдостоянием особого хора. Он возмущался, когда для исполнения священных песнопений в церкви приглашались артисты невысокого нравственного уровня.

Бесстрашный архиерей говорил всем правду в глаза: антиклерикальным министрам; лидерам политических партий, попирающим права Церкви; художникам, оскорбляющим начала христианской нравственности. Своею смелостью он воодушевлял массы и привлекал их к деятельному участию в борьбе с безбожием. Когда владыка Иосиф впервые приехал в Венецию в качестве её патриарха, население города приветствовало его, по местному обычаю держа все окна открытыми; только в муниципалитете, где хозяйничали враги Церкви, окна остались демонстративно закрытыми. Об этом сообщили патриарху. "Ничего, - сказал он спокойно в ответ, -"вскоре мы откроем окна муниципалитита". И, действительно, во время ближайших административных выборов народные массы под влиянием своего пламенного архипастыря поднялись в защиту веры, масонская партия потерпела поражение, и городское управление перешло в руки католиков: при церковных торжествах все окна муниципалитета открывались настежь.

Как и раньше, наш подвижник был отцом нищих. По выражению коротко знавших его :людей, он отдавал бедным "всё что мог и еще больше".

Говорили также: "Деньги у него улетучиваются в сторону нуждающихся". Чтобы экономить деньги для страждущих, сам патриарх жил в подлинной бедности. Одному священнику он писал: "В Мантуе я был нищим, здесь я просто оборванец". Подчас за обедом он совсем ничего не ел и говорил: "Ничего не могу проглотить, когда столь многие голодают". Нуждающимся он отдавал всё, что попало под руки: чулки, картины, даже разные предметы полученные им на-память от дорогих ему лиц. Оттого в народе пошла поговорка: "Наиболее бедный из всех нищих-наш патриарх". Своему секретарю он несколько раз сделал строгий выговор за то, что тот не впустил к нему назойливого просителя: "Не забывайте, что нищих надо предпочитать всем другим". Свои пожертвования он часто лично разносил по чердакам и трущобам. Ему было приятно, когда его там называли "деревенским кардиналом".