Иустин (Попович) - Философские пропасти Страница 4

Малые тайны по спирали переступают в большие, а большие в величайшие. Человек из упрямства может отрицать бесконечность, но только не бесконечность тайны. Отрицать это было бы не упрямством, а намеренным безумием. Таинственность мира бесконечна. И все в мире, без сомнения, бесконечно своею таинственностью. Не признавать это – не значит ли иметь недалекие мысли и лелеять чахоточные ощущения; не значит ли думать и не хотеть думать до конца, чувствовать и не желать прочувствовать до края? Тайна страдания, тайна боли, тайна жизни, тайна смерти, тайна лилии, тайна серны, тайна твоего ока – разве все тайны не бесконечны?

Все погружено в несказанную мистерию. У каждой твари есть один нимб – бесконечность. Если в чем и присутствует вся истина, то она присутствует именно в этой мысли: всякая тварь – символ бесконечности. Эту истину ощущает всякий, кто хотя бы однажды погружался в тайну хоть какой-нибудь твари. В этой всеобщей таинственности достигается только одно: единство посюстороннего и потустороннего. В вопросах и удивлении человек, несомненно, посюсторонне-потусторонен. Зло в этом мире толкает человека к иному миру. Страдание превращает тело человека в знак вопроса, который выпрямляется, обращенный к тому миру, и от напряжения превращается в восклицательный знак.

Этот тесный мир есть вопрос, который не может разрешиться сам собою. Неустойчиво человек ощущает себя на границе двух миров: посюстороннее тянет к себе, потустороннее – к себе, а бедный человек между ними спотыкается и падает. Человек – до ужаса загадочное существо: он находится на перепутье, на водоразделе между тем и этим миром. Кажется, он призван быть связующим суставом посюстороннего с потусторонним. И он пытается им быть: через науку и философию, через поэзию и религию, особенно через религию.

Через религию человек всеми силами пробует выстроить мост над пропастью между посюсторонним и потусторонним, между видимым  и невидимым между чувственным и сверхчувственным, чтобы стало возможным органичное единство этого мира с иным. Через религию человек пытается найти свое равновесие во вселенной, чтобы не переоценить потустороннее в ущерб посюстороннему и, наоборот, посюстороннее в ущерб потустороннему. Это не роскошь, но самая необходимая необходимость; это не нечто неестественное, а, напротив, составляющее саму сущность природы человека. Есть нечто в человеке, что не может уложиться в этот трехмерный мир, в категории времени и пространства. Это и есть то, что находит свое выражение и свой язык в религии. Через религию человек побеждает геоцентризм и пробует аппироцентризмом [от англ. to appear- являться. Ориентация на мир окружающих явлений] преодолеть эгоизм.

Ощущение бесконечности присуще всякому человеку. Пробудившись, оно проявляется через религию; оставшись в спящем состоянии, оно уступает место безрелигиозности, безразличию и атеизму. Безрелигиозность и атеизм проявляются у тех людей, у которых это космическое, это бесконечное ощущение опьянено солипсическим эгоцентризмом. Если человек начнет искать смысл жизни, смысл, который бы был более логичным, чем у моли, то в нем моментально пробуждается спящее ощущение бесконечности. И человек через религию всем свои существом тянется за пределы себя и над собой в поисках желанного смысла. В этом случае религия становится средством победы над эгоизмом, над солипсизмом; средством продления, расширения, углубления, обесконечивания человеческой личности. Через религию человек борется за расширение круга реальности, за смысл безусловный, за цель непреходящую, за оптимизм неугасимый, за бессмертность блаженную. В этом смысл и оправдание всех религий, возникших на нашей многострадальной планете.

Европейский человек на раскаленном перепутье

Европейский гуманизм, словно стеной, обнес человеком нашу планету. Облек ее в человека. И мобилизовал все, даже временно и постоянно неспособное для борьбы, против  всего сверхчеловеческого. Всякий проход замурован человеком, чтобы ничто сверхчеловеческое не прорвалось в сферу человеческой жизни. Облеченная в человека, наша планета раскачивается, словно пьяная, на своем пути к…? Но все же падение потустороннего страшно. Своими пугающими загадками потустороннее, как огненным стрелами, как огненными стрелами, изрешетило и тело, и дух человека, которым обнесена наша чудная планета. Загадками человек изрешечен, и тело его стало решетом, и его дух. А решето может ли остановить ураган потусторонних тайн, который денно и нощно рьяно дует на нашу звезду из мрачных глубин бесконечности?

Гуманизм основал себя на человеке, как на новом и спасительном евангелии, и не предполагая, что любое евангелие завершается апокалипсисом. Основывая себя на человеке, гуманизм основал себя на самой что ни на есть вулканической почве. Вулканы же начали извергаться. Вот уже и начало апокалипсиса европейского человека. Гуманизм только расцарапал кожу человеческого существа, и из каждой поры заревело по чудовищу. Все вулканические жерла дышат, хрипя и тряся землю. Возле них обитают футуристы, декаденты, анархисты, нигилисты, сатанисты и жадно пишут, по складам  слагая летопись апокалиптической эпохи человека. И не стыдятся никаких гадостей, ибо символ апокалиптической эпохи – обнажение всех гадостей, всех мерзостей, всех ужасов. Право на эту смелость дает им их отец – гуманизм, так как они суть порождения его. И не желая того, гуманизм устроил страшную выставку человека, вынеся напоказ все человеческое. Никогда не видел свет выставки страшнее этой. Человек ужаснулся, ибо человек – это нечто, чего нужно больше всего бояться. Вы не верите? Распечатайте глубочайшие тайники его существа и услышите, как оттуда воют апокалиптические чудовища.

Апокалипсис нашего времени стирает нас в порошок своими откровениями: в человеке свели знакомство и сдружились ужасы, никогда друг друга не знавшие. Видимо, наша старая планета решила закончить в человеке свое существование, закончить апокалиптически анархично и бурно. Ее атмосфера стала слишком взрывоопасной: все космические противоречия встречаются на ней, чтобы при встрече разорваться. К несчастью, она поставлена на распроклятейший перекресток вселенной. На ней скрещиваются все пути: дороги света и тьмы, дороги боли и радости, дороги страданий и блаженства, дороги жизни и смерти. Всякое небесное тело одним своим путем проходит через нее. Потому земля и стала прибежищем всех болей и перекрестком всех путей. Жизнь на земле столь болезненна, что человек должен в удивлении вопрошать: по каждому лучу, который проникает на землю не скользит ли боль? Не потому ли земля – огромный океан болей?.. Не стекает ли по капле гноя по каждому лучу? Не потому ли наша опечаленная планета – нарыв вселенной, в котором собирается вся космическая нечистота, все космическое зло, все космические мерзости?

Ужас человеческой жизни многосторонен и жесток. Видимо, земля обречена быть перепутьем привидений, которые на короткое время облекаются в тело, испытывают себя, примеряют материю, чтобы наконец с воплем и проклятьями скинуть с себя телесную скорлупу. Бессмысленность земного космизма наводит человека на мысль, что некое высшее существо нарочно выдумало игру в материю, облачило в нее (эти приведения – прим. Ред) и испытывает, смогут ли они вжиться в нее и ужиться в ней.

Когда же в человеке пробуждается материя и приходит в сознание и самосознание, человек ощущает себя местом скрещивания бесчисленных, необычных путей, начала и конца которым он не знает. Материя близка человеку; единотелесна с ним, но все же не может вместиться в рамки человеческой мысли. В ней нет ничего простого, ничего обычного, ничего неудивительного. Она запечатлевает в человеке себя и все свои перепутья. По ним мчатся призраки, которые с наибольшей радостью останавливаются на человеке и облекаются в человека. Человека как будто послан на мученичество: мир – арена, а его разрывают призраки.

Все создания между собою соревнуются в фантастичности: тяжело, а время от времени и невозможно провести границу между фантастичным и реальным. Фантастичность – душа реальности, всех реальностей, которые может сознавать человеческое существо. Поэтому реальности, какие бы они ни были, составляют проблемы, не разрешимые для человеческого ума, проблемы, превышающие человека. Как же их решить человеку, если не чем-то большим, чем человек, и лучшим чем человек, более умным и более сильным?

Для измученного человека необычность этих реальностей разрастается в божество. Трагизм, проклятый трагизм наших фантастических реальностей заставляет человека создавать себе богов, искать богов там, где они и не скрывались. Все, что необычнее человека, и выше, и сложнее по своей природе, навязывает себя человеку в божества. И естественно, что человек имеет много богов, неудивительно, что он многобожник. Многобожество – следствие многоудивительности мира. Весь мир – это мука для духа, и всякая вещь. Ни одну муку человек не может полностью объяснить собою, но прибегает к богам. Многие муки ведут ко многим богам. Поэтому человек на своем мучительном историческом пути и сотворил много богов. Тяжело разобраться в них. Все предлагают себя, и муки заставляют человека их принимать.