Киприан Керн - «Взгляните на лилии полевые…» Курс лекций по литургическому богословию Страница 40

В каноне же «На разлучение души от тела» так слышится:

«Растерзаемы соузы, раздираемы законы естественнаго смешения и составления всего телеснаго, нужду нестерпимую и тесноту сотворяют ми»… [470]

С поразительным реализмом рисует нам картину разложения св. Иоанн Дамаскин:

«Яко цвет увядает, и яко сень мимо грядет и разрушается всякий человек». [471]

И далее:

«Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть и вижду во гробех лежащую по образу Божию и подобию созданную нашу красоту, безобразну, безславну, не имущую вида, како предахомся тлению, како сопрягохомся смерти». [472]

«Наги кости человек, червей снедь и смрад»… [473]

«Во гробы вникнем: где слава, где доброта зрака, где благоглаголивый язык, где брови, или где око: вся прах и сень?…» [474]

«Се уже язык умолче, се уже и устне престаша. Здравствуйте, друзи, чада, спасайтеся, братие, спасайтеся, знаемии, аз бо в путь мой шествую; но память творите о мне с песнею: аллилуиа»… [475]

«Страшное смерти таинство: находит бо всем в безгодии; естество растлевается, нуждею, старцы взымает, игумены, книжники, учители суетная мудрствующая таит, епископы, пастыри»… [476]

Перед этой неумолимой реальностью смерти все стирается. Вся свобода и вольность, вся мощь и крепость человеческая ничто перед гниющей храминой нашего тела, перед гробом, обшитым дорогими тканями, украшенным серебром и золотом, но содержащим бренные останки нашего тела, через несколько дней имущего стать пищей червей и массой смрада и нечистоты. И как тогда жалка попытка хоть временно сберечь кости в цинковых гробах и цементируемых склепах! Не удержишь, человече, не убережешь от тли!

«Не уповай, душе моя, на телесное здравие, и на скоромимопроходящую красоту: видиши бо яко сильнии и младии умирают, но возопии: помилуй мя, Христе Боже, недостойнаго». [477]

Но почему все же тление, смерть тела? Потому что грешен человек. Тело не источник греха. Но от нашей злой воли и привычки грешить оно превращается в сосредоточие греха, наполняется грехом и поэтому этот сосуд греха должен истлеть. Земля еси и в землю отыдеши…

Синаксарий Мясопустной субботы объясняет нам на этом основании очень вразумительно молитвы Церкви и поминовения покойника в 3, 9 и 40 дни его смерти:

«Третины убо творим, яко в третий день человека вид изменяется. Девятины, яко тогда все растичется здание, храниму сердцу едину (то есть все уже начинает разлагаться кроме сердца). Четыредесятины же яко и самое сердце тогда погибает. И рождение бо сице происходит: в третий бо день живописуется сердце, в девятый же составляется в плоть, в четыредесятый же в совершенный вид воображается».

И опять-таки только христианское, православное мировоззрение дает правильный и посему успокаивающий и умиряющий взгляд и на этот вопрос и направляет нас по пути еще более горячих молитвенных воздыханий. Но сначала обратимся к тому взгляду, который господствовал в этом отношении в Ветхом Завете, посмотрим, что заповедано Богом Моисею:

«Скажи им; да не оскверняют себя прикосновением

(в оригинальном тексте этого слова нет)

к умершему от народа твоего».

(Левит 21, 1). Также не разрешено иудею прикасаться к людям из народа своего, и только прикосновение к близким родственникам не считалось оскверняющим и поганящим (ст. 2–3). Для первосвященника же всякое прикосновение даже к умершему отцу или матери считалось оскверняющим (ст. 2), что и было позднее подтверждено (Числ. 6, 7). Пророк Иезекииль подтверждает ту же заповедь Божию, запрещая подходить к мертвому, чтобы не сделаться нечистым, делая, впрочем, те же исключения, что и книга Левита (Иезек. 44, 25). То же находим и у Премудрого сына Сирахова (34, 25). Единственно только праздник пасхи избавляет от очищений в случае осквернения прикосновением к мертвым телам. И тогда они должны были в четырнадцатый день нисана совершать Пасху по установленному обычаю. (Числ. 9, 10–12). Таков ветхозаветный закон: мертвое тело нечисто, прикосновение к нему сквернит человека, и нужен длительный и сложный церемониал, чтобы очистить человека от этой скверны. Оскверняется не только человек, коснувшийся трупа, но и все кругом него становится нечисто: и шатер, и сосуды и все в шатре. (Числ. 19, 2). Новозаветный закон принес с собой и новый взгляд. Для Моисея всякое прикосновение к телу мертвеца оскверняло, труп считался источником нечистоты и тления, в мертвом теле виделось постоянное напоминание о первородном грехе, его смертных последствиях.

Древняя философия видела в теле и в материи источник зла, от какого должна освобождаться душа перевоплощением. Это было основой философского оправдания гностицизма и манихейства. Христианство принесло новый взгляд на тело и материю. Тело не является темной и скверной темницей души. Кроме необходимости борьбы со своими страстями и похотями, распинанием их, Христос принес радостную весть о воскресении и телес наших. На Фаворе Он показал нам прославленное состояние человеческого тела в Его будущем Царствии, весть о вечной жизни не только душ, но и телес. Поэтому христианство — это религия прославленного тела. Моисей запрещает прикасаться к трупу, видя в нем напоминание греха первого Адама. Апостол Павел учит о прославленных телах, о напоминании искупительного подвига нового Адама — Христа, об обожении наших телес Его воплощением.

И посему в православном богослужении тело покойника уже больше не считается оскверняющим и нечистым трупом, которого все чураются. Требник всюду называет тело покойника «мощами». Теперь это мощи, которые нами благоговейно, любезно лобызаются и почитаются как тело, обожествленное Христом Господом. Ибо если покойник, «несумненно в Отца и Сына и Святого Духа веровал, и Троицу во Единице, и Единицу в Троице почитал», то есть, если он был членом Церкви Православной, одним из удов Христова Тела, и в причастии Святых Тайн уснул, то значит тело его достойно почитаться мощами, предназначенными к прославлению в День Суда. И потому таким строгим кажется взгляд Церкви на самоубийц, кои сами себя отделили от общения с Церковью: о них Церковь не молится. Для христианина тело — храм Святаго Духа. «Не весте ли яко храм Божий есте и Дух Божий живет в вас». (1 Кор. 3, 16) и дальше:

«Телеса ваши храм, живущего в вас Святаго Духа суть, егоже имати от Бога и несте свои»

. (1 Кор. 11, 19). Омывшись водою крещения и утвердившись печатью Дара Духа Святаго, мы почитаем свои телеса как святыню. Почитаем не как античный предмет поклонения культа тела, но как храм Святаго Духа, и как члены Христова Тела, Церкви (1 Кор. 6, 15), ибо в своих телесах мы должны прославить Бога (1 Кор. 6, 20).

Апостол Павел поучает нас о воскресении наших телес вместе с душами, о прославлении их в будущей жизни:

«Яко плоть и кровь Царствия Божия наследити не могут, ниже тление нетления наследует. Се бо тайну вам глаголю: вси бо не успнем, вси же изменимся, вскоре во мгновении ока, в последней трубе: вострубит бо и мертвии восстанут нетленнии и мы изменимся, подобает бо тлению сему облещися в нетление»

. (1 Кор. 15, 50–53). Перед нашими мысленными очами всегда образ Господа в прославленном Теле, имущем кости и плоть (Лк. 24, 40), но в то же время преодолевающего непроницаемую материю и входящего в горницу «дверем затворенным» (Ин. 20, 19). Посему и близок нам августовский день Преображения, в который снова и снова открываются необъятные горизонты. Тело греха становится телом прославленным. Смерть побеждается воскресением, тление — преображением; нетленные телеса наших святых угодников становятся мощами как залог нашего будущего прославления телес. Всякая философия умолкает перед Православием, ибо все бедно и нище перед необъятным простором безсмертных чертогов рая, перед неуразумеваемой глубиной Христовой Истины:

«Петр витийствует и Платон умолче; учит Павел, Пифагор постыдеся; прочий апостольский богословяй собор, еллинское мертвое вещание погребает». [478]

Вот и наш чин погребения весь наполнен этой верою в нетленную плоть. Он не является мрачным и скорбным погребальным чином, каким кажется с первого взгляда, ибо в нем раскрывается радость, гимн будущего бытия нетленного, и хочется невольно вспомнить: «Христос воскресе!», хоть и «доброта лица согни и юности весь цвет увяди смерть», [479] но все же зовет Церковь: «Приидите вси любящии мя, и целуйте мя последним целованием»… [480] «Приидите, последнее целование дадим, братие». Хоть и «яко цвет увядает и яко сын мимогрядет и разрушается всяк человек, паки же гласящей трубе и мертвии, вси яко в трусе возстанут к Твоему сретению, Христе Боже…» [481] и далее: «Христос воцарися, распныйся и воскресый, нам дарова нетление плоти, той воздвизает нас, и дарует воскресение нам и славы тыя с веселием вся сподобляет». [482]