Диакон Андрей Кураев - Ответы на вопросы православной молодёжи Страница 41

Вы приняли и остановились на одном течении мыслей; а их возможно множество. Допустив населенность разумными существами других миров, Вы полагаете, что они там тоже сотворены; а может быть, не сотворены, но переводятся туда именно с Земли? Земля определена быть рассадником жизни для всех планет. Как на Земле первоначально из одного места расселились люди по всем обитаемым странам Земли, так с Земли наполняются жителями все тела небесные. В дому Отца Моего, сказал Господь, обители многи суть (Ин. 14, 2). Почему не признать этими обителями небесные тела? Почему не допустить, что люди» по смерти, живут на той или другой планете, на том или иа другом солнце, и, по Страшном суде, водворятся там вечно со своими телами? Скажете: отчего же такая честь маленькой Земле? Для Бога в тварях нет ничего ни большого, ни маленького. Он всех тварей Своих любит и о всех их равно печется. Если Он положил, чтобы на одной какой-либо планете был рассадник жителей, то для Него все равно какую бы ни избрать для этого. И какое тело Вы ни возьмите, все останется вопрос: почему оно избрано? Ибо всякое из них, в сравнении с целым мирозданием, будет ничто. Против такого предположения, как предположения, сказать нечего.

Далее, предположив бытие жителей на других мирах, ничто не мешает предположить, что они пребыли в воле Божией, сохрянили себя в святости и чистоте, не нарушали заповеди Божией и не взбунтовались против Бога, как это случилось на нашей планете. Взбунтовалась одна Земля, а прочие миры остались совершенно спокойны. Но Бог, Которому дорога всякая тварь, но бросил нас, а устроил способ нашего восстановления, который присмля благоговейною верою, мы спасаемся. В притче пастырь оставляет 99 овец и идет искать одну… Но нельзя допускать и ту мысль, что когда о Земле такое попечение, то другие миры забыты, и что, после сделанного у нас, там и делать ничего для них не остается. Цель творения есть слава Божия, или явление беспредельных совершенств Божества. У нас они явлены наипаче в домостроительстве спасения, а на других мирах они являются другими способами. Ясли предположить другой образ бытия разумных тварей и облаженствование их, то уж прямее предположить устояние их в своем чине, светлое состояние блаженных.

Но пусть и пали. Нет основания думать, чтобы им неизбежно нужно было воплощение, чтоб оно совершилось на каждой планете. Сила воплощения и искупительная жертва спасают нас чрез усвоение их верою. Почему не предположить, что искупительная жертва, совершенная на Земле, подействовала благотворно и на другие миры? Почему не предположить, что и тамошние разумные твари приняли ее верою, и таким образом спасаются? В способах Сообщения и произведения веры у Господа не может быть недостатка: есть даже ангелы, в служение посылаемые да хотящих наследовать спасение. Все планеты состоят между собою в связи и взаимовлиянии, для нас неведомом. Чтобы какая-нибудь из них была исключена из этого союза, этого предположить нельзя. Если физически существует такой союз — то почему же не предположить нравственного? Если в физическом отношении одно тело влияет на все прочие, с какими оно состоит в связи, то отчего же не допустить того же и в отношении нравственном?

Вот все, что пришло мне в голову сказать Вам в успокоение Ваше; и однако ж, не забывайте, что все это лишь предположительные мысли, без которых не только можно, но и должно обходиться. Видим убо ныне якоже зерцалом в гадании; а узрим лицем к лицу тогда! (ср.: 1 Кор. 13, 12). Высших себе не ищи, говорит Премудрый; а яже ти поведанная, сия разумевай: несть бо ти потреба тайных. Многи бо прельсти мнение их, и мнение лукавно погуби мысль их (Сир. 3, 21,22,24)»[130].

Но я с недоверием отнесся бы к сообщениям о контактах с разумными существами. Любая религия считает, что человек — не единственная разумная форма жизни во Вселенной. Мы считаем, что духи могут обретать контуры физической плоти и вступать в контакт. Если «инопланетянин» начнет заявлять: «Христос был членом экспедиции с нашей планеты, побывал с разведывательной миссией на Земле. Вы его распяли, но мы вас прощаем. Вы плохо поступили с эмиссаром, но мы решили еще раз послать к вам посольство», — чего еще обсуждать?

Поклонники «летающих тарелочек» желают того же, что и оккультисты: превратить Христа из Учителя в ученика. Для этого оккультисты посылают Христа на выучку к индийским «махатмам» (мол, там Христос провел свою юность до 30 лет); а уфологи организуют Христу прописку на другой планете. Если же вы согласитесь с тем, что Христос не Бог, а просто транслятор чьих-то «тайных знаний», то вскоре вам предложат напрямую обратиться к тем, кто когда-то «учил» Христа. И неважно, где эти «учителя» они обитают: в гималайской Шамбале или на другой планете. Подобные мифы могут быть различны. Но жало у них общее — антихристианское. Дух, унижающий Христа, дающий ему «поцелуй Иуды» — это бес. Так что мы подождем аплодировать на пресс-конференциях с «инопланетянами».

— Что для вас Рождество?

— Праздник непослушания.

— Почему?!

— А оно у нас не совпадает с «общеевропейским». Пустячок, а приятно. Это наша маленькая домашняя радость. Слушайте, ну если бы мы знали, что у румын есть свой, сугубо румынский национальный радостный праздник, посвященной не победе в очередной резне, а любви и семье — ну разве мы пеняли бы им за то, что такой праздник у них есть? А, кстати, и действительно есть: румыны в начале весны дарят и носят красно-белые ниточки — «марцишоры»; у болгар они называются «мартинцы». Станет ли их Европа укорять за то, что они встречают весну и любовь не в «день святого Валентина»? Я, когда узнал об этом, так просто обзавидовался: женский весенний праздник у них есть, и при этом никакой Клары Цеткин с ее Коминтерном!

А у нас есть Русское Рождество. Кому от этого плохо? А мне — так и просто радостно. Меня удивляет, почему мы приветствуем своеобразие любых других народов, кроме своего, русского.

А вообще слияние праздников католических и православных невозможно даже технически. Православному человеку очень важно ощущать себя в единстве с Иерусалимом — матерью всех церквей, а католику — в единстве с Римом, где живет римский Папа. Иерусалимская церковь никогда не примет новый стиль по прагматической причине: очень многие святыни и храмы в Святой земле находятся в совместном пользовании православных и католиков. Если праздник отмечать в один и тот же день, католических паломников приедет так много, что православным будет негде молиться. По этой простой причине Иерусалим держится старого стиля, а русский народ всегда будет с Иерусалимом.

Идеальное же Рождество для меня — это Рождественская ночь в Троице-Сергиевой Лавре в те годы, когда я там был семинаристом. Понимаете: вокруг спят или пьют советские люди. Им скучно. У них завтра будень. А ты скрипишь снегом после службы, идешь по городу (дивному одноэтажному, избяному городку: только москвич, вырвавшийся из плена блочно-панельных гигантов, может этому радоваться) разговляться к знакомым и чувствуешь себя волхвом в древней Палестине: хочется стучаться в окошки и говорить: «люди, Он родился для вас!». Но пока это маленькая тайна твоя и Луны. И просто нельзя не петь рождественские стихиры. Причем и небо и земля тебе подпевают и — в отличие от семинарского регента — прощают тебе фальшивые ноты… «И между Небом и землею — знак примиренья — Божий храм». Вот этой тихой тайной радости я вам и желаю.

— Религиозные праздники все более светские. Пасха — повод выпить. Церковь это осуждает?

— Конечно, ведь это двойной грех. Пьянство само по себе грех, а когда это скотство сквернит святой день, когда за пьяным столом поминаются святые имена, грех усугубляется.

— То есть, если Пасха — то «ни-ни»?

— Понимаете, Пасха для православного настолько радостный день, что у него в голове не укладывается: как можно радость заливать водкой?

— А что значит Пасха для христиан?

— Пасха в православии — это больше, чем праздник. Это и есть то мгновение, когда человек может по-настоящему быть человеком. Основное отличие между разными философскими системами и мировоззрениями в том, что они в разный мгновениях узнают «момент истины» — тот момент, когда в человеке проступает самое человеческое, самое подлинное. Кому-то кажется, что самое главное проявляется, когда человек совершает героический, мужественный поступок, кому-то — при общении с высоким искусством. Для кого-то самое важное — опыт сексуальных переживаний, для кого-то — его социальный и коммерческий опыт. А для христианства «момент истины» — это то мгновенье, когда наши маски отбрасываются, и то, что у нас в глубине, в сердце, просыпается и требовательно заявляет о своем существовании и о том, чему оно радуется и об утрате чего скорбит — вот это и есть Пасхальная ночь. Все, что существует в Церкви, существует ради Пасхи. И все то, от чего предостерегает Церковь людей, это всего-навсего правила дорожной безопасности по дороге к Пасхе. Церковь рассказывает, как надо жить, чтобы не потерять радость Пасхи, которая обретается в эту ночь.