Паисий Святогорец - Слова II. Духовное пробуждение Страница 41

— Думаю, Геронда, что если бы я увидела колесо святой Екатерины, то умерла бы от страха!

— Если бы ты умерла еще до того, как тебя начали колесовать, то это было хорошо, это было бы благословением Божиим. Мука была бы, если бы тебя начали колесовать, а ты не смогла бы этого перенести. Мученики имели доброе расположение, Христос помогал им, и поэтому они переносили боль. Какую же любовь ко Христу имели святые мученики, какую отвагу! Святая Соломония со своими семью чадами[195] — один за другим замучены были все. Святой Лонгин[196] устроил угощение для воинов, которые пришли его схватить, и принял их в свой дом. Пришедшие торопили его показать им Лонгина, чтобы отсечь ему голову, а он говорил им: "Я покажу вам его!" Когда он сказал им, что Лонгин это он и есть, то они заколебались, но святой убедил их исполнить порученное. И они усекли его главу. А какая выдержка была у святого Гедеона Каракальского[197]. "Режьте руку, — сказал он палачам, — режьте и ногу, режьте и нос! Чтобы не многословить, режьте все!" Поразительно! Но для того, чтобы достичь этого уровня, человек должен не любить самого себя и любить Бога. Мать, спасая свое дитя, идет в огонь. Она не чувствует боли, потому что ее любовь сильнее, чем жжение пламени. Ее любовь к ребенку пересиливает боль. Насколько же сильнее боли должна быть любовь ко Христу!

Для святого, идущего на мученичество, его любовь ко Христу превосходит боль и нейтрализует ее. Нож палача был для мучеников нежнее скрипичного смычка. Когда разгорается любовь ко Христу, мученичество становится торжеством: в этот миг огонь прохлаждает лучше, чем купание, потому что его жжение теряется в жжении божественной любви. Сдирание кожи ощущается, как ласка. Божественное рачение захватывает сердце, захватывает голову, и человек становится сумасшедшим: он не чувствует ни боли, ни чего-либо другого, поскольку его ум находится во Христе и его сердце переполняется радостью. А сколькие святые шли на мученичество и переживали такую радость, словно шли на торжество! Святой Игнатий[198] бежал на место мучений и кричал: "Дайте мне претерпеть мучение, дайте мне быть съеденным зверями!" Такую радость, которую ощущал он, не переживает даже влюбленный юноша, который говорит "Я хочу жениться на ней, и мне нет дела ни до матери, ни до отца!" "Безумие" святого Игнатия было больше, чем безумие влюбленного юноши.

Все святые ради любви ко Христу подъяли подвиг. Святые мученики пролили свою кровь. Преподобные отцы пролили пот и слезы и, подобно добрым знатокам лекарственных трав, поставили духовные опыты на самих себе, от любви к Богу и человеку — иконе Бога — они изнурили себя, чтобы оставить нам свои духовные рецепты. С их помощью мы предупреждаем зло или врачуем свою духовную болезнь и становимся здоровы. А если мы еще и потщимся с любочестием подражать им в их подвигах, то можем даже достичь святости.

Но, конечно, все подвиги преподобных, посты, бдения и тому подобное, и даже страдания всех святых мучеников несравнимы со страданием Господа нашего, потому что Христос божественно помогал всем страдавшим ради Него, и боль каждого из них услаждалась от Его великой любви. Однако по отношению к Самому Себе Христос совсем не использовал Свою божественную силу и от многой любви к своему созданию выстрадал Своим чувствительным Телом многую боль. Стать действительно человеком [не только внешне, но] и внутренне можно, лишь ощутив эту любовь Христа к человеку. Иначе ты будешь даже бесчувственнее, чем творения Божии, потому что, почувствовав страдание Господа, померкло солнце, будучи не в силах на это смотреть. И земля, увидев это, ужаснулась, а камни распались на части. И гробы потряслись настолько сильно, что возбудили от сна многих давно умерших и выпустили их вон выразить свое несогласие с тем, как неблагодарно отнеслись люди к Богу — своему Благодетелю и Избавителю.

Монах и мученичество

— Геронда, если человек не занимается духовным деланием как подобает, то во время трудностей будет ли у него достаточно веры в то, что Бог поможет ему для того, чтобы призвать его на помощь? Или же мы успокаиваем себя помыслом, что во время испытаний Бог поможет нам только лишь для того, чтобы избежать труда приуготовления?

— Надо готовиться. Если ты не сеешь, то как Бог благословит твои хлеба урожаем? Человек должен сеять, а Бог даст ему в соответствии с тем, что он сеет. И в армии говорят "Будь готов!"

— Геронда, как нам готовиться?

— Когда считается, что человек приготовился к чему-то? Если войска находятся в состоянии боевой готовности, то солдаты постоянно готовы: они уже в сапогах, с автоматами, с патронами и ждут приказа.

— А сколько может продлиться это состояние боевой готовности?

— По-разному. Монах должен быть готовым всегда, и тогда он ничего не боится. Чего ему бояться? Смерти? Но она отворит для него райскую дверь, потому что под могильной плитой сокрыт ключ от вечности. Кроме того, монах, когда бы он ни умер, пребывает в покаянии. Его бегство из мира и его схима свидетельствуют об этом. Монах кается и затем переходит к тонкому духовному деланию. Насколько умножается любовь монаха к Богу и ближнему, настолько уменьшается его любовь к самому себе. И тогда вступает в силу то, о чем пишет апостол Павел: "Ничто не может отлучить нас от любви Христовой"[199].

Людей мирских мысль о мучениях вынуждает от страха прибегать к Богу и взывать: "Христе мой, Пресвятая Богородице!" — тогда как монах хочет всегда быть с Богом, потому что он любит Его. Многие из мирских делают добро, потому что боятся попасть в вечную муку. Монах же делает добро в благодарность, чтобы отблагодарить Бога, своего Благодетеля.

— Геронда, как мне осознать, что такое мученичество и подвижничество?

— Для того, чтобы немножко понять, что такое мученичество, хотя бы принимай с радостью презрение других А если хочешь немного осознать, что есть подвижничество, то, если не можешь поститься сорок дней, как Христос, постись хотя бы среду, в которую Его предали, и пятницу, в которую Его распяли[200]. Те, кто хотят мученичеством засвидетельствовать свою любовь ко Христу, могут за отсутствием мученичества проявлять эту любовь, от которой они сгорают, в виде телесного подвига за горящие души усопших, чтобы те обрели немного упокоения. Подвижничество — это такое же торжество, как и мученичество, потому что [и в том и в другом случае] человек избегает всякого человеческого утешения и обретает утешение божественное.

Святые мученики ощущали великую радость от того, что им давалась благоприятная возможность претерпеть мучения. С мученичества в духовной жизни начался аскетизм. Когда пришел к власти Константин Великий, он освободил христиан из темниц, где они (некоторые из них были изувечены) ожидали смерти. Мучения закончились. Но освобожденные очень огорчились, потому что, находясь в темницах, они ожидали своей очереди на мученичество, а теперь святой Константин Великий им все испортил. Они с радостью ожидали мученичества, а дождались свободы. И тогда — от любви к Богу и горевшего в них пламенного желания пострадать за Христа — они ушли из мира. И тем мучениям, которым подвергли бы их Диоклетиан и Максимиллиан, они в подвижничестве подвергали сами себя. Один шел и подвешивал себя за руки веревками на дереве: он молился с болью, но божественно радовался. Другой ради любви ко Христу связывал себя. "Так, — говорил, — меня связал бы Диоклетиан". И, истязая себя таким образом, они испытывали великую радость. С этого божественного безумия, с этого божественного сумасбродства начали первые и ради любви ко Христу посвятили себя подвижничеству. Потом их подвигу стали подражать другие. Так в нашу веру вошел аскетизм. А третьи, самые "сумасбродные", говорили: "Мы овцы Христовы!" — и питались только травой с земли. Это были так называемые "воски"[201]. Они настолько сильно чувствовали благодеяния Божии и собственную ничтожность, что говорили: "Я, неблагодарное животное, всю жизнь буду питаться травой". И они делали это. Их сердце взлетало от любви ко Христу. "Разве, — говорили они, — я не Христово овча? Значит, буду питаться травой"[202]. Но впоследствии это было запрещено Церковью, потому что охотники, принимая этих отшельников за диких животных, убивали многих из них.

Сегодня люди не могут понять этого, считают это безумием. "Зачем питаться травой, подобно животному? — говорят они. — Какой смысл в том, чтобы таким образом виснуть на веревках и истязать свое тело?" Но помнишь, что говорит авва Исаак: "О, если бы Бог удостоил нас совершать такие бесчинства"[203]. Дай же Бог достигнуть этого духовного "бесчинства" и нам.

Часть четвертая. Зависимость от неба

"Божественной помощи не могут воспрепятствовать ни люди, ни бесы. Ни для Бога, ни для святого человека нет ничего трудного. Препятствием является лишь наше человеческое маловерие. Своим маловерием мы препятствуем великим божественным силам приблизиться к нам"