Сергей Мансуров - Очерки по истории церкви Страница 46

Коренные вопросы христианства, поставленные великим спором с гностиками, вопросы о монтанизме[181] и о Пасхе решены были Вселенской Церковью при его содействии. Его слово к концу II в. приобрело в Церкви решающее значение. Сказанное им о гностиках повторилось уже как бесспорное учение Церкви его младшими современниками — начиная с Тертуллиана, святого Ипполита, святого Киприана. Последующие церковные поколения (святой Василий Великий, святой Епифаний, Евсевий и другие) именно в его мыслях, его творениях находили выражение подлинного апостольского предания. Приводимые и защищаемые им, как единственно подлинные, Новозаветные Писания — четыре Евангелия, Послания и Деяния Апостольские — стали на века достоянием Церкви, составили Новый Завет в его теперешнем каноническом составе. Отвергнутое им как апокрифическое и ложное — отвергнуто и Церковью. Его учение о предании, о Лицах Пресвятой Троицы, о соединении в Едином Лице Господа Иисуса Христа — истинного Бога и истинного Человека, его учение о Церкви и ее иерархии — всё это и многое другое в последующие века защищалось Церковью как бесспорное апостольское понимание христианства. Вместе с тем Церковь уверенно отбросила то, что выдавали за апостольское предание его противники — Валентин, Василид, Маркион и многие другие писатели II в. Даже многие мнения в творениях Климента Александрийского, Тертуллиана, Оригена и некоторых других известных христианских писателей II и начала III вв. не были приняты Церковью как выражение подлинного христианского учения, апостольского предания.

Почему такое уверенное предпочтение было отдано святому Иринею? Что сделало его таким чистым выразителем апостольского предания и церковного учения? Чем обосновано исторически такое отношение к святому Иринею (оно уже видно у Тертуллиана и в так называемом «Малом лабиринте» святого Ипполита[182])? Враги Церкви видели в святом Иринее нововводителя, а не вдохновенного Духом Божиим хранителя и выразителя христианской истины и апостольского предания.

Был ли святой Ириней звеном в непрерывной живой цепи апостольского церковного предания? Эти вопросы не маловажны для понимания жизни Церкви, и, чтобы внимательно в них разобраться, необходимо вникнуть в жизнь и учение святого. Вместе с тем станет понятным, почему апостольское предание и подлинное раскрытие христианских учений Церковь черпает у него в такой полноте и чистоте.

Мы знаем, что в предыдущем поколении с особой силой и полнотой под руководством апостола Иоанна Богослова и его учеников процветала христианская жизнь и живо было апостольское предание в Малоазийских Церквах. В середине II в. во главе христиан Малой Азии был святой Поликарп Смирнский, в котором, как в выдающемся ученике апостола Иоанна, соединялось все то, что было наиболее чистого и авторитетного в жизни и в преданиях Малоазийских Церквей. Наряду с Малой Азией только Римская Церковь имела во II в. значение средоточия христианской жизни и учения.

Святой Ириней был в тесном общении как раз с этими центрами христианской жизни и мысли. В этом ключ для понимания его значения в раскрытии и соблюдении апостольского предания Церкви. Святой Ириней вырос в Малой Азии и вплотную примыкал к самым источникам апостольского предания — малоазийским старцам, ученикам апостола Иоанна. В своих сочинениях он постоянно обращается к этому живому церковному преданию, среди которого еще с детства просветилась его душа.

Наряду со ссылками на писания апостольские, он любил указывать на мужей апостольских: «…так и пресвитеры, видевшие Иоанна, ученика Господня, передают, что они слышали от него» (Против ересей, V, 33); «…все пресвитеры, собравшиеся в Азии около Иоанна, ученика Господня, свидетельствуют, что им передал это сам Иоанн» (там же, II, 22, 5); «…говорят пресвитеры старцы, ученики апостольские» (V, 5); «…как и слышал от некоторого пресвитера, который слышал от апостолов, который также и видел их, и от бывших их учеников» (по армянскому переводу, IV, 27, 1), или — «пресвитер вразумлял нас и говорил» (IV, 31, 1).

В конце II в. не один святой Ириней ссылается на учеников апостольских. Так, Климент Александрийский нам говорит, что он собирал церковное учение и апостольское предание у «мужей блаженных и достопамятных… из них один блистал в Греции, а именно в Ионии (Ахее), другой цвел в Великой Греции. Один из них происходил из Келл-Сирии, другой из Египта. А еще другие двое блистали на Востоке, один происхождением из Ассирии, с другим же я познакомился в Палестине, и по рождению он был еврей»[183].

Здесь мы останавливаемся в недоумении. Кто были эти люди? Насколько они поняли и соблюли учение апостольское? Пусть они были слушателями святых апостолов, как говорит о них Климент Александрийский, — но где плоды их апостольского учения и жизни? Конечно, мы должны с почтением и вниманием выслушать, что с их слов говорит александрийский наставник. Но те, кому «вверили Церковь» сами апостолы — пресвитеры, ученики столь долго сохраненного для созидания Церкви апостола Иоанна, — вот надежнейшие и достовернейшие свидетели Истины Христовой. Так думал святой Ириней[184].

И жизнь и процветание Малоазийских Церквей, сперва под руководством апостола Иоанна, а потом его учеников, лучше всяких слов свидетельствуют, где знали и любили учение Христово, где соблюдалось апостольское предание во всей его благодатной жизненной полноте. На грани II в., когда уже прошло почти целое поколение, как не существовало Иерусалима, Матери Церквей, в Малой Азии были возлюбленные Господу Церкви — об этом засвидетельствовал сам Господь в Откровении апостола Иоанна. Он их возлюбил, потому и соблюл. Зная «богатство», по оценке Апокалипсиса (2, 8), малоазийской духовной жизни и ее близость к апостольской, мы поймем, какое значение имело для восприимчивого юноши христианское обучение в Церкви Малой Азии под руководством наставников Малой Азии. Однако из своих наставников святой Ириней называет по имени лишь святого Поликарпа Смирнского.

Укоряя одного еретика, гностика Флорина, он напоминает ему, как они вместе внимали учению старцев малоазийских, в частности святому Поликарпу. Так раскрывает он и нам, откуда он сам почерпнул в такой чистоте и полноте апостольское учение.

Он пишет Флорину: «Этого учения (которое проповедовал Флорин) не передавали тебе бывшие до нас пресвитеры, которые обращались с самими апостолами. Я был еще отроком, когда я видел тебя в Нижней Азии у Поликарпа, тогда ты был знаменит при дворе царя и старался снискать благоволение его (Поликарпа). Тогдашнее я помню тверже, чем недавнее, ибо что мы узнали в детстве, то укрепляется вместе с душою и укореняется в ней. Так, я мог бы описать даже место, где сидел и разговаривал блаженный Поликарп; могу изобразить его походку, образ его жизни и внешний вид его, его беседы к народу, как он рассказывал о своем обращении с Иоанном и с прочими самовидцами Господа, как он припоминал слова их и пересказывал, что слышал от них о Господе, Его чудесах и учении. Так как он слышал все это от самовидцев жизни Слова, то он рассказывал согласно с Писанием. По Божией милости ко мне я и тогда еще внимательно слушал Поликарпа и записывал слова его не на бумаге, но в моем сердце, и по милости Божией всегда сохраняю их в свежей памяти»[185].

Но и без этого прямого свидетельства самого святого Иринея из его учения ясно, что не мимолетным слушателем и не случайным малосмысленным ребенком (как хотят изобразить дело враги церковного предания) пришел святой Ириней послушать великого наставника Азии.

Все сочинения святого Иринея свидетельствуют, что он обильно, внимательно и продолжительно черпал среди пресвитеров, собиравшихся в Азии около Иоанна, ученика Господня, основы своей духовной жизни и своего учения, которое он так ревностно и плодотворно защищал всю свою жизнь. Старческому руководству в понимании Священного Писания он придавал решающее значение против ересей (IV, 32), сам ему последовал и других призывал учиться у старцев-пресвитеров, у которых вместе с преемством учительского достоинства — и жизнь и учения апостольские (IV, 26).

Решающее значение для своей духовной жизни придавал святой Ириней своим отношениям к старцам-пресвитерам малоазийским. Этой стороне своего жизненного и духовного опыта он придавал общецерковное и для всех обязательное значение.

«Надлежит, — пишет он, — следовать пресвитерам в Церкви, тем, которые, как я показал, имеют преемство от апостолов и вместе с преемством епископства по благоволению Отца получили известное дарование истины» (дар понимания истины). «Надлежит… держаться тех, которые… и хранят учение апостолов и вместе с чином пресвитерства ведут здравую и бессоблазненную жизнь к утверждению и исправлению прочих», — поясняет он в другом месте. «Итак, где находятся дарования Господни, там надлежит учиться истине у тех, которые имеют преемство от апостолов, здравую и неукоризненную жизнь и неискаженное и неповрежденное учение» (там же, IV, 26, 2, 4, 5). Указание на «здравую и неукоризненную жизнь» тех, кто является подлинными хранителями предания и истолкователями истины, опять нас приводит к ученикам апостола Иоанна, среди которых особенно твердо соблюдалась истина в слове проповеди с истиной в жизни.