Григорий Дьяченко - ЯВЛЕНИЯ ДУШЕВНОЙ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА ПОСЛЕ ЕГО ТЕЛЕСНОЙ СМЕРТИ Страница 46

Что касается того вопроса, что были за тела, в которых являлись отшедшие души, были ли это действительные тела, или только призрачные, мнимые, то, как уже сказали мы, мы не имеем достаточных оснований для окончательного решения этого вопроса. Но неудоборешимость этого вопроса, очевидно, вовсе не дает никакого основания сомневаться в самой действительности явлений этих существ также точно, как вообще непонятность образа совершения факта не дает никакого права отвергать самую его действительность. Этот вопрос касается не действительности этих явлений, а только способа их совершения, следовательно, и неудоборазрешимость его ничего не говорит против их действительности.

Итак, действительность передаваемых нам Св. Писанием и церковью фактов явлений отшедших душ так же несомненна, как несомненно истинны сами сообщающие их источники. И, следовательно, в одних уже этих фактах мы имеем неопровержимое доказательство действительного бытия мира духовного и полнейшее опровержение так распространенного в настоящее время отрицания этого бытия (см. кн.: «О явлении духов». «Тайны загробного мира». А. Калмета, пер. с нем., 1877).

Д. Призраки и наука

Под вышеприведенным заглавием в майской 1888 г. книжке всемирно-распространенного журнала «Revue des. deux Mondes», в котором, как известно, сотрудничают лучшие передовые умы Франции, появилась статья, трактующая об известном уже нашим читателям труде Майерса, Гернея и Подмора о «Призраках» (Phantasmes). Давно ли было то время, когда не только для ученого, но и для всякого сколько-нибудь образованного человека считалось совершенно непозволительным и немыслимым серьезно говорить о таких предметах, как симпатия, пророческие сны, действие мысли на расстоянии, а тем более «призраки». А между тем мы видим, как относится теперь к тем же предметам солиднейший европейский журнал.

«К счастью, – говорит автор статьи, – находятся отважные исследователи, которые не боятся ни противоречий, ни сарказма, и которые осмеливаются выходить из избитой колеи, что и составляет, по мнению Шарля Рише, существенный признак истинного ученого. В этом отношении авторы «Phantasmes» действительно настоящие ученые. Они не побоялись показаться смешными, не отступили перед трудностями вопроса, и их любознательность привела их к одной из величайших тайн человеческой жизни.

Существуют ли вокруг нас высшие, или, лучше сказать, отличающиеся от нас существа? С самого нашего детства мы так хорошо освоились со значением таких слов, как призрак, привидения, выходец с того света, что всякое дальнейшее разъяснение этих слов излишне. Привидение или призрак есть образ, не имеющий тела, и который, однако, говорит, движется и действует, как живой человек. Подобными историями нас убаюкивали еще в колыбели. Если старые няньки и верят в выходцев с того света, то ученые давно в них перестали верить, и нельзя не сознаться, что на первый взгляд очень странно звучит сопоставление слов: «призрак» и «наука», и подчинение призрака научному исследованию. Но, однако ж, почему же бы и не подвергнуть научному исследованию явления призраков? Кто же может ограничить пути для истины и на основании узкого, так называемого, «здравого смысла» решить, что такая-то вещь возможна, а такая невозможна? Что касается нас, то мы очень признательны т-дам Майерсу, Гарнею и Подмору за их бесстрашие».

Желая ближе познакомить читателя со смыслом, придаваемым авторами слову призрак, «Revue des deux Mondes» приводит несколько фактов, заимствованных из книги «Phantasmes».

«25 марта 1880 г., -говорит некто г-н Вингфильд, -я собирался ложиться спать. Я довольно долго читал книгу, лежа на диване и уже оканчивал свое чтение, как вдруг я очень явственно увидел своего брата Ричарда, сидящего на стуле против меня. Мне казалось, что я ему говорил что-то, и он мне отвечал наклоном головы. Наконец, он встал и вышел из комнаты. Когда я вполне пришел в себя, я увидел себя одною ногою на диване, другою на полу, бессознательно повторяющего имя своего брата. Впечатление было так сильно и так живо, что я вышел из спальни и стал искать брата в зале. Я осмотрел стул, на котором он сидел, и, ничего не найдя, лег спать, но до самого утра не мог заснуть. Когда я, наконец, проснулся, то впечатление от моего видения оставалось еще очень сильно. Я записал в своей записной книжке об этом случае. Три дня спустя я получил известие, что мой брат Ричард скончался в восемь часов вечера 25 марта, вследствие падения с лошади на охоте».

«Г-да С. и Л., служащие в администрации, в продолжение последних восьми лет были связаны самыми тесными узами дружбы. В понедельник 19 марта 1883 г., г-н Л., отправляясь на службу, почувствовал себя нехорошо; он зашел в аптеку, где ему дали лекарство, объяснив, что у него болезнь печени. В среду он все еще чувствовал себя нездоровым. В субботу он не являлся на службу. Г-н С. узнал от доктора, что его друг не совсем здоров, причем доктор объяснил, что ничего серьезного нет. Вечером в субботу г-н С., страдая головною болью, сказал жене, что чувствует небольшой жар. После этого он лег и минуту спустя увидел своего друга Л., стоящего перед ним, одетого в свой обычный костюм. Он заметил далее такие мелкие подробности, как черный креп на его шляпе, цвет жилета и трость в руке. Л. пристально посмотрел на С. и вышел. Последний позвал жену и спросил: «Который час?» Та отвечала: «Без десяти минут девять». «Я спрашиваю об этом потому, что Л. умер, я его сейчас видел». Жена пыталась разуверить его, объясняя все галлюцинацией, но С. объявил, что никакие рассуждения не заставят его переменить свое мнение».

Таков рассказ самого г-на С., который узнал о смерти своего друга только на другой день, в три часа пополудни. Л. действительно умер в субботу около 9 часов, потому что его брат сидел у него до восьми часов сорока минут, и когда в десять часов его жена вошла в комнату, то застала его уже мертвым, от разрыва аорты по свидетельству врача. Прибавим к этому, что правдивость г-на С. известна хорошо всем его знакомым и что он во всю свою жизнь не испытывал никаких галлюцинаций.

Пропустим то, что говорится автором относительно приложения научной критики и теории вероятностей к подобным, хорошо засвидетельствованным фактам, которых много сотен. Скажем только, что теория вероятностей, приложенная в этом случае, дает бесконечно малую вероятность, почти равную нулю, для объяснения подобных фактов одною случайностью. Приведем только окончательное заключение автора статьи в «Revue des deux Mondes».

«Итак, оставим объяснение случайностью. Не может быть случайности при подобных условиях. Если бы кто желал настаивать на этой случайности, мы могли бы ему в виде возражения привести старинный пример шрифта, подброшенные вверх буквы, упавши на землю, могли случайно уложиться таким образом, чтобы составить целую «Иллиаду». Итак, ни недобросовестностью рассказчиков, ни случайным совпадением нельзя объяснить этих фактов. Как ни невероятны и удивительны эти факты, но они существуют. Они стали твердою ногою на почве науки и останутся на ней, как бы это ни казалось неудобным для кого-либо».

«Что еще более убеждает нас в том, что г-да Майрес, Герней и Подмор установили, действительно, новый научный факт, так это то, что если хорошенько оглянуться вокруг себя, то всякий без труда найдет несколько фактов, схожих с теми, о которых говорят английские ученые, случившихся если не лично с ним, то с кем-нибудь из лиц ему близких или знакомых. Часто не осмеливаются рассказывать о них во всеуслышание из боязни показаться смешным. Но будем откровенны хоть с самими собой. Кто из нас не знает или не слышал о подобных фактах? Я, по крайней мере, убежден, что большинство читателей согласится со мною. Итак, я с полным убеждением могу сказать читателям «Revue»: попробуйте сделать ряд исследований вокруг себя, и вы будете удивлены количеством фактов одного и того же рода: правдивых галлюцинаций, симпатий, проявляющихся на расстоянии, оправдавшихся сновидений, касающихся чьей-нибудь смерти, пожаров, падений, и т. п. важных случаев».

«Если бы все это было плодом воображения, то, без сомнения, не существовало бы столько совершенно сходных рассказов о подобных фактах у всех народов, несмотря на различия стран, времени, нравственного и умственного их склада».

Заключим наши извлечения следующим обращением автора статьи к науке:

«Что касается нашего мнения, то мы полагаем, что новый путь, проложенный авторами «Phantasmes», для науки в высшей степени плодотворен, хотя попасен, так мы здесь входим в область глубоко таинственную и загадочную.

Но кому же и вступать в эту область, как не науке? Горе той науке, которая совершенно удовлетворяется тем, что уже приобретено ею, которая заключилась в определенные рамки, из которых не может и не хочет выйти, и полагает, что природа сказала уже ей свое последнее слово. Горе науке, которая не возрождается постоянно, иначе она вскоре впадет в бессилие. Если наша наука откажется углубиться в новую область, до сих пор бывшую ей недоступною, она рискует через сотню-другую лет сделаться столь же бесплодною, как схоластика Абеляра и мистика Парацельса».