Александр Мень - Дионис, Логос, Судьба Страница 47

3. Платон. Федон, 70 а.

4. Там же, 79 а.

5. Там же, 79 b.

6. Там же, 80 b.

7. Там же, 81 а.

8. Платон. Менон, 81 b.

9. Платон. Федон, 83 d.

10. Там же, 84 а.

11. Платон. Федр, 249 с.

12. Платон. Теэтет, 155 е.

13. Тамже, 158 с.

14. Для обозначения умопостигаемого мира Платон употребляет два термина: "виды" (эйдосы) и "идеи". Последний термин чаще встречается в литературе, но мы предпочитаем слово "эйдос", т. к. в современном смысле слово "идея" означает нечто абстрактное, между тем Платон был убежден в реальном существовании "мира сверхфизических сущностей, вечного и непреложного" (см.: А. Е. Таylor. Рlato. London, 1914, р. 39).

15. Платон. Письма, 341 с, d; ср.: Теэтет, 186 а.

16. Платон. Федон, 66 а.

17. Платон. Пир, 211, а, b.

18. Платон. Федр, 247 с.

19. Платон. Государство, 509 b.

20. Платон. Федон, 65 с.

21. Там же, 66 b, с.

22. Платон. Федр, 249 d.

23. Платонизм оказал влияние на христианскую мысль через Александрийскую школу и Ареопагита (см.: Л. Карсавин. Св. Отцы и Учители Церкви. Париж, 1928, с. 88, 227). Внедрение платонизма в монашескую среду связано с именем Евагрия Понтийского (конец IV в.). Под его влиянием, отмечает прот. И. Мейендорф, "восточные монахи усвоили язык неоплатонизма, который, правда, был языком их времени и, следовательно, неизбежен, но который грозил тем не менее увлечь духовность пустыни в направлении, чуждом Евангелию" (J. Меуепdorff. St. Gregoire Palamas et la mystique Ortodoxe. Bourges, 1959, р. 21).

Глава двадцать первая

ГАРМОНИЯ БЕЗ СВОБОДЫ

Из всех насилий,

Творимых человеком над людьми,

Убийство - наименьшее,

Тягчайшее же - воспитанье.

М. Волошин

Афины - Сиракузы, 370-354 гг.

Известный немецкий богослов Рудольф Бультман называл платоновское учение о мире идей своеобразной новой религией, которую философия предложила взамен традиционной (1). Это вполне справедливо, если мы вспомним, что сущность религии заключается в связи, которая возникает между человеком и Высшим. Из предыдущей главы мы видели, что религия Платона, в силу своей отрешенности, была родственна индийской. Но сходство это нельзя преувеличивать. Хотя Платон действительно представлял себе душу как бы пойманной птицей, которая бьется в силках грубой материи, он все же не сумел выдержать линию и с полным равнодушием отвернуться от земного, подобно аскетам Индии. Культура, в которой он бьы воспитан, влияние Сократа и Архита и, наконец, его собственный темперамент не позволили его религии превратиться в проповедь сплошного мироотрицания. Созерцая в тишине своей Академии незримый Космос Идей, философ тем не менее оставался прикованным к судьбам этого мира. Его волновало то, что происходит здесь, и он был постоянно занят мыслями об улучшении человеческой жизни.

Каждому, кто изучал Платона, это противоречие не могло не броситься в глаза, и некоторые комментаторы пытались объяснить его радикальной переменой, происшедшей в миросозерцании философа. Так, Вл. Соловьев предполагал, что аскетически-отрешенный период жизни Платона сменился иным, когда непрочный мост между двумя мирами в душе человека был укреплен и оба полярных мира оказались в более тесной связи. Вехой нового направления платонизма Соловьев не без основания считал диалог "Пир", в котором говорится о божественном гении любви - Эроте. В этом произведении Платон прославляет творческую силу одухотворенной любви, которая возвышает человека, развивая в нем тоску по идеалу. Именно Эрот, согласно Платону, вселяет в сердце непонятный трепет, возникающий при виде красоты любимого существа. Эрот есть сила, влекущая человека к верховной Гармонии и Благу.

"Пир", безусловно, свидетельствует о каких-то личных переживаниях Платона, и поэтому Вл. Соловьев объясняет возникновение нового этапа в духовной эволюции Платона именно душевным потрясением, связанным с любовью. "Есть ли какая-нибудь возможность допустить,- говорит Соловьев,- что философ, смотревший перед тем на все человеческие дела как на "не-сущее", занятый отвлеченными размышлениями о гносеологических и метафизических вопросах, вдруг ни с того ни с сего, без особого реального и жизненного побуждения, посвящает лучшие свои произведения любви - предмету, вовсе не входившему в его философский кругозор" (2). С этим трудно не согласиться, однако сомнительно, чтобы "эротический кризис" был чем-то, внезапно повлиявшим на мировоззрение Платона. Ведь озабоченность делами мира не была для него чем-то новым. Кроме того, в тех же самых книгах, где Платон говорит о жизни как царстве теней, он размышляет и о социальных реформах (3). Иными словами, если и признать, что Платон испытал сильное чувство, которое побудило его говорить об Эроте как посреднике между мирами, мысль о практическом осуществлении своих идей была у него всегда. Его дух находился в постоянных поисках, и идея творческой энергии Эрота могла лишь усилить и без того свойственную ему тягу к преобразованию жизни. Говоря о любви, он лишь хотел показать, что между Космосом Идей и видимым миром нет непроходимой бездны. Пусть мир - это темная пещера, но в нем отражается свет вечности. Задачей же философа он считал просвещение "узников". Платон не был бы человеком Запада, если бы "идеализм" оказался для него преградой на пути к деятельному вмешательству в ход земных событий. В этом одно из кардинальных отличий платонизма от мистики Упанишад (4).

x x x

Платон верил, что в сфере эйдосов есть некий высший архетип Государства. Этот "Идеальный Полис" мыслился им в виде слаженного организма, в котором все части связаны и служат друг другу. Подобно тому как в душе есть три "части": разумная, аффективная и чувственная, так и в обществе люди и классы должны составлять гармоническую иерархию взаимослужения. Это и есть, по Платону, божественная справедливость, которая приближается к идеалу небесного Полиса. Но как далека жизнь от этого стройного порядка!

Размышляя над историей своего народа, Платон пришел к тому же заключению, что и Гесиод: он родился слишком поздно, греки деградируют, все дальше удаляясь от золотого века, который более всего походил на идеал. И так же, как у Гесиода, пессимизм Платона основывался на глубоком знании окружающего его мира.

Здесь особенно ясно видно, насколько неверным было бы считать Платона мечтателем, далеким от жизни; он трезвый аналитик, умеющий с тонкой наблюдательностью разбирать психологию и социальные отношения античного полиса.

Первым этапом вырождения общества он считает старое военное государство ахейского типа. Это - тимократия, то есть господство чести. Стремление вождей к подвигам и славе диктовало им решительные действия. В этом царстве борьбы сохраняются еще некоторые благородные черты: и героизм, и великодушие. Но к конкуренции грубой силы постепенно примешался новый фактор - деньги. Уже не отвага и подвиги становились источником власти, а накопленные богатства. В результате у руля вместо героев, мощных телом и духом, оказывались те, у кого туже набит кошелек. Такая плутократия (господство мошны) естественно приводит к олигархии, то есть правлению кучки наиболее состоятельных людей.

Платонова критика этого "античного капитализма" дышит страстным негодованием: он показывает, какие страшные опасности таит такой общественный строй. Олигархия неразлучна с усилением борьбы сословий. "Подобного рода государство,- говорит философ,- неизбежно не будет единым, а в нем как бы будут два государства: одно - государство бедняков, другое богачей. Хотя они и будут населять одну и ту же местность, однако станут вечно злоумышлять друг против друга" (5). Опасно и то, что мания стяжательства завладевает обычно не только высшими классами: в той же степени ею заражаются широкие слои населения. В конце концов алчность богачей оборачивается против них самих. Граждане, восстав, накладывают руку на имущество олигархов. Так возникает народовластие.

"Демократия,- говорит Платон,- на мой взгляд, осуществляется тогда, когда бедняки, одержав победу, некоторых из своих противников уничтожат, иных изгонят, а остальных уравняют в гражданских правах и в замещении государственных должностей, что при демократическом строе происходит большей частью по жребию... в государстве появится полная свобода и откровенность и возможность делать что хочешь... Казалось бы, это самый лучший государственный строй" (6).

Но не следует спешить, предупреждает Платон. Ведь управлять страной дело нелегкое. А тут выбранными оказываются совершенно случайные и часто неспособные люди. К тому же красноречивые демагоги могут легко обманывать массы. Государство делается неустойчивым, правительства часто сменяются, власть целиком зависит от настроений переменчивой толпы. "Душа граждан делается крайне чувствительной, даже по мелочам: все принудительное вызывает у них возмущение как нечто недопустимое. А кончат они, как ты знаешь, тем, что перестанут считаться даже с законами - писаными или неписаными,- чтобы уже вообще ни у кого и ни в чем не было над ними власти... Так вот, мой друг, именно из этого правления, такого прекрасного и по-юношески дерзкого, и вырастает, как мне кажется, тирания" (7). Платон показывает, как в лоне анархического "народовластия" вырастают вожди, которые чем-либо сумели пленить массы.