Максим Грек - Нравоучительные сочинения Страница 5

Заповеди Божии подобны венцу златотканному, унизанному драгоценными камнями; постарайся весь его в целости поднести Царю своему, чтобы принять свыше благодать, а не гнев. Нестяжательно совершай этот безбрачный подвиг, как узаконяет тебе Подвигоположник твой, если действительно желаешь вкусить той божественной вечери, которой ты лишилась, безрассудно удалившись на село. Не прельщайся окаянными и пагубными помыслами, советующими, что тебе необходимо иметь стяжание — золото и имения, на случай глубокой старости и часто случающихся тяжких болезней. Какое для тебя, окаянная, это оправдание, когда ты будто бы ради Бога отказалась от своих имений, а приобретаешь чужие? Ведь в те же опять впадаешь ты пагубные попечения, ослепляющие умные твои очи всякими пагубными бесчинствами плоти, коими, как диким терпением, жалостно подавляется посеянное свыше в твоем сердце, и себя самую явно представляешь преступницею, опять созидающею то, что прежде ты разорила. Таким образом ты уподобляешься тому, кто убегает от дыма, и впадает без ума в самый огонь. Знай, что это—сети льстивого ловца, опутывающего тебя будто бы праведными попечениями, и ими льстиво отводящего мысль твою от святой любви Божией и опять привязывающего тебя к пагубному тернию, который ты отвергла, когда отрицалась этой жизни. Не связывай себя опять, душа, такими сетями, чтобы не быть изринутой из небесного чертога. Как будешь ты признана взявшею крест, или отвергшеюся себя и пошедшею неуклонно во след Христа, когда ты опять одержима богомерзкими попечениями о золоте и имениях? «Никто же бо, — сказано, возлож руку свою на рало», —ралом здесь названо делание божественных евангельских заповедей, —и потом возвратившись опять к злым делам настоящей жизни, «управлен ест» сколько‑нибудь «в царство небесное» (Лук. 9, 62). Не можешь, душа, «двема Господинома работати» вместе: «Богу и мамоне» (Мф. 6, 24), как нельзя одним глазом смотреть к земле, а другим на высоту небесную; но обоими нужно смотреть или кверху или вниз. Если любишь Христа, возненавидь вполне золото, потому что это одно другому противно, как жизнь и смерть, или свет и тьма. Что общего между Христом и золотом? Христос Царь хочет, чтобы ты всецело пребывала при Нем, всегда плакала и каялась, нисколько не заботясь ни о самой пище, ни об одежде, а оставив все это, невозвратно шла бы вслед Его, нося единственное стяжание—крест самоумерщвления. Этого требует Христос. А золото, окружая тебя отовсюду опять пагубными попечениями, держит тебя как страшный змей, от чего ум постепенно отлучается от небесного и ангельского зрения и божественных желаний. Ибо плоть, постоянно утучняемая вкусными снедями, погружается в продолжительный сон, производя скверные плотские пожелания и осквернения, часто, увы, не только во сне, но и во время бодрствования; глаза такого смотрят свысока, так как сердце его очень возвысилось суетными надеждами на богатство и стяжания, и он уже считает себя кем то великим, а не как прежде почитал себя последнейшим изо всех. Поэтому каждое дело направлено у него к тому, чтобы получить земные похвалы. За тем, достигнув желаемого, тотчас, если и показывался в нем ранее какой‑нибудь след лицемерного смирения, отбрасывает его назад, и бесстыдно проявляет скрывавшуюся в нем прежде гордость. Священное же учете, которое осуждает и сравнивает с неверными и непокорными прегордого раба, сильно беснующегося желанием править и распоряжаться подобными себе, —он отбрасывает назад, и по гордости своей думает уже, что он поставлен распоряжаться самим законом, а не водиться им для правильного управления подчиненными, — гордится, беззаконничает, сильно гневается, мучит, вяжет, берет взятки, питается невоздержно, весь его ум занят золотом, и все многомятежное попечение его—о том, как угодить властям. Язык его развязан, не имея священных уз молчания; все говорит с гневом и досаждением, и на язык у него вертится много такого, что свойственно людям презренным и скверным блудницам. Но и рука не бездействует; а подымая кверху жезл, гневно грозит ударить по хребту убогого человека; мысленный же очи у него ослеплены люблением тщетной славы и страшною гордостью. К тому же, погубив душевную доброту, кипящую множеством духовных богатств, старается лишь всегда украсить внешний свой вид разноцветными и мягкими шелковыми тканями, золотом, серебром и драгоценным жемчугом; а к божественному учении, зазирающему одевающихся в мягкое, он, как аспид какой глухой, затыкает уши свои. Руки его, забывая простираться на подаяние милостыни одержимым страшной нищетой, увы, без милосердия истязуют их бичами за большие процентные долги, которые они не в состоянии уплатить, или же он лишает их свободы и записывает себе навсегда в рабство; или, лишив их имущества, с пустыми руками изгоняет, бедных, из своих мест. Владея селами, он сильно возносится этим в сердце своем; а чтобы заботиться о поселянах, как о своих членах, по заповеди Господней, этого нет у него; но, как купленных рабов, постоянно морит их всякими тяжелыми трудами; если же они в чем провинятся, —тотчас с страшным гневом заковывает им ноги в железный кандалы. Возгордившись властью, он уже без всякого страха носится по пагубной пропасти, как свирепый конь, который, вырвавшись из узды, смело сбрасывает с своей спины всадника, и свободно беснуется, летая туда и сюда, ржет и неудержимо скачет, пока не встретится, бедный, с плотоядными зверями, и не будет растерзан и съеден ими. Так и душа, разгордевшаяся по причине множества имений, мало помалу извергает из сердца своего страх Божий, а лишившись его, уже не остерегается ни лжи, ни божбы, и никакой татьбы, завидует, злится, страшно превозносится, и очень радуется пагубным раздорам, питаясь, как пиявка, кровью, и всегда подсматривая чужие грехи, своих никогда не чувствует. Похвалили ее, и она возрадовалась; а не удостоили внимания, —ее объемлет зверский гнев, и великая скорбь покрывает ее. Священное Писание, которое повелевает не богатых, а нищих призывать к своей трапезе, она презирает, и всегда роскошно угощает богачей, радуется им, и обеими руками нещадно расточает имения нищих для всевозможных наслаждений своего сердца. Сама всегда всячески веселится и одевается в дражайшие теплые одежды, а на них, жалостно погибающих от голода и холода, не обращает никакого внимания, а лишь роскошно каждодневно питается, имея множество предстоящих ей слуг и рабов. И что много говорить! Повседневными твоими поступками ты доказываешь, что божественные заповеди ты почитаешь за одни слова, и что иночество считаешь заключающимся только в черной одежде. Но истинен Тот, Кто сказал: «от плод их познаете», что они лицемерно притворяют себе благочестие. Также говорит: «не может древо зло плоды добры творити. Еда объемлют от терния грозды, или от репия смоквы! (Мф. 7, 18. 16). Таким образом, отринув страх Божий и лишившись света, обличающего душевные страсти, она зорко наблюдает только за внешней нечистотой, не имеющей никакого значения: старается всегда руки дочиста обмывать мылом от внешней грязи; а что они постоянно оскверняются богомерзкими сквернами лихоимства, о том нисколько не радит. Если когда случится, что из зубов пойдет кровь, то считает непозволительным для себя приступить к святым Тайнам; а что язык страшно оскверняется бесчисленными богомерзкими сквернословиями, — это она вменяете ни во что. Когда случится во сне невольное осквернение, то гнушается даже прикоснуться к одежде, а производящими оное вкусными яствами и напитками и продолжительным сном, всегда насыщается до пресыщения, без воздержания. Остерегается в среду и пяток вкусить вина и масла, соблюдая установления св. Отцев; а угрызает бестрепетно людей, уязвляя их наговорами и неслыханной клеветой, и языком своим тайно зазирает и беспощадно оговариваете их, в лицо же лицемерно показывает вид дружбы. Из‑за сел часто ходит по судам, —крепко ссорится се своими соперниками, и, не имея против них сильных доказательств, но весьма желая их обвинить, просит дозволения у судей решить спор свой в поле оружием. И тогда как заповедано скоро примиряться с своим соперником, и до последней срачицы не сопротивляться обидчику, и все свое бросать и вменять за сор, —она за малый клочок земли, и то часто не за свой, ратует против соперника своего, увы, оружием, ни сколько не трепеща ни самого Бога, ни самых свидетелей—ангельских чинов, пред которыми избирала нестяжательную жизнь, не трепеща и не стыдясь своих обещаний, которыми сама обещалась Богу. Согрешая же так страшно, она думает, что творит великую добродетель: а это—признак окончательного безумия. Всякий грех ужасен; но хвалиться тем, что составляет согрешение, —это служит доказательством окончательной глубокой испорченности.

Будучи столь непотребна, о окаянная, когда придешь ты в сознание и приобретешь спасительные слезы раскаяния? Как вселишь в свое сердце страх Божий и память смерти и адских мучений? А чистую молитву когда ты приобретешь, будучи страшно возмущаема прахом, то есть, бесчисленным множеством смущений и житейских попечений? Как приобретешь ты себе кротость, смиренное мудрование и священное безмолвие сердца, когда ты часто и неудержимо увлекаешься яростью и спорами о землях, — то с самыми поселянами, то с своими соседями? И если окажется, что они чем‑нибудь тебя обидели, то стараешься взаимно оскорбить их, как врагов. Как можешь ты расположиться умереть за ближнего своего, когда ты всегда томишь его без милосердия всякими тягостями и пагубным ростовщичеством? А не приобретя этих добродетелей, ты навеки будешь осуждена во мрачную тьму и предана преисподним мучениям, не получив никакой пользы ни от частых и продолжительных молитв, ни от той черной одежды, которую носишь. Ибо молитва и эта черная одежда тогда приятны и ценны пред Богом, когда прилежно и в точности исполняешь все заповеди Божии, — и не как ты об этом рассуждаешь, а как Господь твой повелел и установил; ибо Он ничего другого не требует, — ни продолжительных молитв, ни воздержания от брашен, а только исполнения заповедей. Ведь только ради исполнения заповедей были установлены все молитвы, пощения, бденияг уединения; и потому ничем этим не хвались, если пренебрегаешь исполнением заповедей. Этого исполнения и старайся более всего достигнуть, предпочтительнее пред всякою другою добродетелью. Ибо Спаситель сказал: «аще кто любит Мя, слово Мое соблюдешь, и Отец Мой возлюбит его» (Иоан. 14, 23.). И опять говорит: «не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в царство небесное, но творяй волю Отца Моего, иже есть на небеси» (Мф.7, 21). Ты же, окаянная, упиваясь безжалостно кровью убогих посредством лихоимства и других неправедных дел, доставляешь себе этим в изобилии все, что тебе угодно, когда и как тебе хочется, разъезжая по городам на конях породистых, со множеством слуг, из коих одни последуют тебе, а другие бегут вперед с криком и бичами, разгоняя народ, сретающий или стесняющий тебя. Поступая так, думаешь ли ты, что продолжительными молитвами и этими черными власяницами угождаешь Христу, Который любит милостыню более жертвы, и осуждает всякого, ненавидящего нищего? Воистину страшно прельстилась ты и заблудилась от прямого пути, и на песке строишь храмину свою, а не на твердом камени, который составляет исполнение делом всех заповедей Спасителя. Берегись же, чтобы не услышать и тебе, наслаждавшейся в течении всей жизни: «восприяла еси благая твоя в животе твоем». Ведь и ты, окаянная, наслаждаешься, собирая себе неправедным лихоимством, по жидовски, богатство, стараясь всегда иметь свои кладовые наполненными всякими съестными припасами и вкусными напитками, и каждый год складываешь, окаянная, в своих селах большие и частые стога, которые, из‑за желания большей прибыли, нарочно хранишь на голодное время, ни сколько не страшась возвещенной Богом угрозы, которою подвергает проклятью тех, кои оставляют сродных себе людей умирать голодом, сохраняя пшеницу и всякое жито для продажи по более дорогой цене, руководясь желанием большей прибыли (Прит. 11, 26).