Стюарт Дж. Холл - Учение и жизнь ранней церкви Страница 5

Первому посланию Климента 5–6 и записям Евсевия о гибели Петра и Павла в Риме, однако в них не объясняются причины преследований.

Наиболее полезными оказываются послание Плиния Младшего (10.96), написанное им императору Траяну в 112 г., и ответ Траяна. Будучи наместником в Вифинии, Плиний спрашивает Траяна, что делать с христианами. Он не знает, поступать ли со всеми одинаково или наказать только старейшин; прощать ли тех, кто отречется от веры; преследовать ли за принадлежность к общине или только за «тайные преступления, связанные с именем общины». Наместник сообщает, что освободил людей, согласившихся принести жертву богам, возложить к статуе императора вино и курения, проклясть Христа и тем доказать, что они — не христиане, «ибо подлинных христиан такое сотворить ничем не заставишь». Далее Плиний рассказывает о расследовании «тайных преступлений», которое он провел, допрашивая отрекшихся христиан и пытая «двух служанок, называемых среди христиан диакониссами». Видимо, наместник полагал, что женщин будет легко сломить. Он выяснил, что во время собраний верующие давали обеты жить добродетельно, пели хвалу Христу, ели «еду обычную и безвредную», а еще обнаружил «превратное и противоестественное суеверие». Как известно, одно из распространенных мнений было, что христиане едят человеческую плоть (Евсевий, «Фиестийс–кие трапезы», 5.1.14; Афинагор, «Прошение», 3). Это, конечно, было бы преступлением, и именно его искал Плиний.

В своем ответе Траян одобряет действия Плиния, но напоминает, что не следует нарочно разыскивать христиан или привлекать их к суду по анонимным доносам. Это означает, что император согласен с казнью упорствующих христиан, которых наказали за принадлежность общине, и с помилованием отступников, подтвердивших свое отречение. Получается, что христианство действительно каралось смертью, но слишком усердствовать в поиске его приверженцев указа не было. Возможно, наличие отступников внушало надежду, что скоро «вредное суеверие» исчезнет само собой.

Расследование Плиния показывает, что для обвинения в приписываемых христианам «мерзостях» оснований не было. В противном случае отрекшихся христиан не помиловали бы. Ложные подозрения возникли, скорее всего, по причине ореола таинственности и обособленности, окружавшего христианские собрания. В проповедях говорилось, что их Бог будет судить всех неверующих, после чего тех ждут проклятие и вечные муки. Слышать такое было обидно, вследствие чего появлялись сплетни о людоедстве и кровосмешении, а также об «атеизме» — ведь христиане отказывались признавать каких–либо богов, кроме своего. В христианской апологетике неоднократно звучит призыв: нельзя наказывать верующих лишь за принадлежность к общине, судите нас по тому, как мы живем.

Существует целый ряд теорий, объясняющих подпольный характер раннего христианства. Версия об антихристианском законе, якобы принятом Нероном в 64 г., не подтвердилась, несмотря на ее популярность у апологетов, утверждавших, что гонения начал именно этот тиран. Высказывались предположения, что наказание выносилось за неповиновение, ибо оно было оскорбительно для суда. Сторонники этой точки зрения ссылаются на Плиния, жаловавшегося на упорство обвиняемых, но, хотя некоторые христиане и могли привести в ярость членов магистрата, все–таки их должны были прежде заподозрить в каком–нибудь ином преступлении, а уже потом привести в суд (где они и оскорбили бы членов магистрата своим упорством).

Некоторые ученые полагают, что верующих судили за измену Родине. Действительно, есть записи о мученике из Сцил–лы, которому велели поклясться в верности императору, а он ответил, что «не признает империи мира сего» («Страсти сцил–лийские»), но это — единичный случай. Ближе к истине наблюдение, что ненависть к христианам резко возрастала во времена бедствий, опасностей и невзгод. Происходило так потому, что христиане отказывались поклоняться общепризнанным богам, от которых, по мнению народа, зависели мир и процветание. Одновременно верующих обвиняли в людоедстве и кровосмешении, ибо такие преступления прогневили бы богов и навлекли бы бедствия. Из–за таких настроений возникала угроза беспорядков, и власти вмешивались, чтобы устранить источник волнений. «Если Тибр выходит из берегов или Нил не поднимается и поля остаются без воды, если небеса остаются неподвижны или твердь земная колеблется, если наступает голод или приходят болезни, сразу же слышен вопль: христиан на арену!» (Тертуллиан, «Апология», 40, 2). Даже такие образованные люди, как Тацит или Фронтон (см.: Минуций Феликс, «Октавий», 9.6; 31.2), верили в «мерзости», но и те, кто не прислушивался к сплетням, считали христианство разрушительным для общества, которое зависело прежде всего от «мира с богами». Иудеям прощались приверженность к религии предков и отказ от чужих традиций, но христиане–то отрекались от богов своего народа и нередко заявляли об этом во всеуслышание. Когда следователи типа Плиния проверяли истинность их веры, они отказывались приносить жертвы идолам и клясться в верности императору. Пока они не привлекали к себе внимания, ими пренебрегали, но при малейших признаках беспорядков (Иустин Мученик, «Апология», 2.2) они оказывались перед магистратом, который после несложной проверки усматривал гражданское неповиновение и приговаривал бросить подсудимых на арену, к диким зверям. Необходимо разобраться, почему эти люди избрали такой жизненный путь и как они готовились к нему.

ОБЩЕСТВО И МОРАЛЬ

Обращение и его причины

Много людей пришли в христианство из других религий, но трудно назвать главную причину их обращения. В 115 г. н. э. Иустин Мученик писал, что окружающих привлекали постоянство, терпение и цельность характера, присущие верующим («Апология», 2.16). Нет оснований ставить под сомнение его слова. Кроме того, чем худшие слухи распространялись о христианах, тем более ярким оставалось впечатление от личной встречи с ними, во время которой раскрывались их самые добрые черты. Тертуллиан считал, что обращением столь большого числа людей христианство обязано стойкости своих мучеников («Апология», 50.12–16), с чем согласен Иустин («Разговор с Трифоном иудеем», 110.3–4) и что подтверждается в ряде жизнеописаний великих святых. Однако когда речь заходит о самом Иустине, оказывается, что он пришел к вере путем размышлений об истине: вначале он изучал разные философские течения, из которых отдал предпочтение платонизму, затем читал Священное Писание и исследовал древние пророчества. Когда он понял, что предсказания о Мессии исполнились в Иисусе Христе, принятие новой веры оказалось естественным шагом. Не исключено, что этот рассказ частично вымышлен; в любом случае, интеллектуальное странствие никогда не было распространенной причиной обращения.

Философ Цельс, бывший одним из серьезных критиков христианства конца II века, осуждал малообразованных христиан, склоняющих к своей вере женщин и детей вопреки воле мужей, отцов или школьных учителей. «Домохозяйки ведут соседок, а малыши увлекают за собой товарищей по играм — и куда зовут? — в прядильную лавку, сапожную мастерскую или прачечную, где обещают научить совершенству. Самое смешное, что им верят» (цитируется Оригеном в «Против Цельса», 3.55). При всей едкости выражений Цельс прав в том, что часто женщины действительно обращались раньше мужчин (например, безымянная жена–мученица из «Апологии» Иустина, 2.2), а потом старались воспитать детей христианами (как Моника, мать Августина).

Некоторые принимали новую веру из благодарности за оказанную доброту или после чудесного исцеления, совершенного во имя христианского Бога. Еще одной причиной обращения мог быть страх суда, вселяемый проповедниками в души неверующих. Христиане утверждали, что совсем скоро все лжерелигии и идолопоклонники будут уничтожены рукой Бога Израилева. Когда Перпетуя и ее спутники вышли на арену к диким зверям, они сделали знак в сторону судей, посылающих их на мучительную смерть: «Вы — нас, Бог — вас» («Житие cв. Перпетуи», 18). Мы можем гадать, какой глагол имелся в виду — видеть? убить?, — однако для тогдашних зрителей вопроса не стояло, смысл жестов все поняли безошибочно, и мужество мучеников вызвало восхищение и страх.

Что же происходило, когда нехристианин по какой–либо причине начинал интересоваться новой верой? Если ему удавалось найти «школу» типа той, что была в Риме у Иустина, он начинал посещать занятия у христианских учителей («Житие cв. Иустина», 3). Рано или поздно ему начинали доверять настолько, что допускали на собрания верующих. Нередко такой чести приходилось ждать долго: христиане боялись тайных осведомителей. Вначале новообращенному присваивали звание «слушатель» (auditor) или «оглашенный» (catechumen), его имя записывалось в книгу рядом с именем «восприемника». При этом не делалось различий между мужчинами, женщинами и детьми, хотя самые маленькие, конечно, зависели от родителей и опекунов. Теперь новообращенный мог посещать некоторые собрания. Единообразия не было, и во всех общинах устанавливались свои правила.