Сергей Григоровский - Препятствия к Венчанию и восприемничеству при Крещении Страница 5

К какому же выводу можно прийти, разрешая этот вопрос при освещении его данными приведенного нами материала? По нашему мнению, выводы эти таковы: 1) Древняя Русь знала особую форму усыновления или сынотворения, носившую характер религиозного христианского акта и совершавшуюся при посредстве Церкви, по установленному церковному чиноположению; заимствуя готовую форму усыновления из Византийской империи, наша Церковь, естественно, перенесла и на самое существо усыновления, на его значение в вопросе брака тот же взгляд, какой был начертан в законах византийских: она, так же как и там, приравнивала усыновление до известной степени естественному рождению (adoptio naturam imitatur – византийское определение усыновления) и связывала с ним почти те же препятствия ко вступлению в брак, какие полагала и для лиц, находящихся между собою в узах родства кровного или духовного; 2) раз усыновление совершилось при посредстве Церкви, с ее благословения, вполне понятно, что оно должно было составлять и действительно составляло предмет ведения суда духовного, и доколе усыновление носило в себе характер церковного акта, все вытекающие из него вопросы, касающиеся брака, могли быть разрешаемы не кем иным, как только судом духовным; 3) в XVIII веке обряд церковного усыновления у нас перестал действовать, усыновления или сынотворения церковного более уже не было, вот почему в дальнейший Синодальный период истории нашего церковно-брачного законодательства вопрос об усыновлении если и был предметом обсуждения высшей церковной власти, то лишь попутно с другими вопросами брачного права, но он никогда не получал того или иного решения, которое можно было бы назвать юридической нормой; он лишь обсуждался, а не решался; знаменитый же циркулярный указ Святейшего Синода от 19 января – 17 февраля 1810 г., посвященный специально выяснению объема и пределов препятствий к браку со стороны родства (кровного и духовного) и свойства, даже и не касается усыновления как такового же препятствия, совсем обходит его молчанием: раз церковного усыновления не существовало, у Святейшего Синода не было повода входить о нем в суждение.

Нет у нас церковного усыновления и в настоящее время, но взамен у нас с 1891 г. введен другой род усыновления, а именно усыновление как институт гражданского права, совершаемое через посредство суда светского – гражданского, вне ведения церковной власти, без всякого ее участия. Следовательно, весь вопрос сводится к тому, не служит ли препятствием к браку усыновление гражданское. Обращаясь за разрешением этого вопроса к ныне действующим у нас гражданским узаконениям, мы не усматриваем здесь указаний на то, чтобы усыновление и с точки зрения суда гражданского признавалось препятствием к браку. Правда, гражданский закон рассматривает усыновление как препятствие к браку, но только в отношении к иноверцам христианского исповедания; так, относительно лютеран закон[28] гласит: браки между усыновленными и усыновившими воспрещаются, пока усыновление законным образом не уничтожено; относительно лиц римско-католического вероисповедания в «Положении о союзе брачном» 1836 г., действующем в губерниях Царства Польского, в статье 35 сказано, что родство и свойство гражданское составляет препятствие к браку между усыновившим и его нисходящими, между усыновленными и от брака рожденными детьми одного и того же лица, между усыновленным и женою или мужем лица усыновившего. Что же касается до общих, ныне действующих у нас гражданских узаконений об усыновлении, относящихся к лицам православного вероисповедания, то ни в положении об усыновлении от 12 марта 1891 г.[29], ни в Высочайше утвержденном 3 июня 1902 г. мнении Государственного Совета об улучшении положения незаконнорожденных (внебрачных) детей нет постановления, возбраняющего брак по усыновлению. Но обратимся к ближайшему рассмотрению законов об усыновлении от 12 марта 1891 г. и 3 июня 1902 г. По закону 1891 г.[30] лицам всех состояний без различия пола, кроме тех, кои по сану своему обречены на безбрачие, дозволяется усыновлять своих воспитанников, приемышей и чужих детей, но при условии, если у лица усыновляющего нет собственных законных или узаконенных детей. Отличительною чертою закона 1891 г., как это видно и из приведенной статьи, является то, что он, как было и до него, не только не допускает, но и прямо возбраняет данному лицу усыновлять собственных внебрачных детей; так, в решении общего собрания Правительствующего Сената 1893 г. № 23 высказано, что существовавшее в законе запрещение усыновлять своих незаконнорожденных детей сохраняется и при действии закона 1891 г., ибо в нем о возможности такого усыновления ничего не говорится. Правда, в последующей своей практике Сенат изменил только что приведенный его взгляд на усыновление, указав в решении того же общего собрания 1899 г. № 21, что поскольку новый закон, т. е. 1891 г., не повторяет воспрещения прежнего закона усыновлять своих детей, то таковое усыновление возможно; но это колебание практики Сената не может ослаблять твердости ясно выраженного постановления закона. Наоборот, новый закон – от 3 июня 1902 г. – всецело направлен к заботе об участи внебрачных детей, к облегчению им достижения естественного влечения – доступа в семью их родителей; закон этот, категорически разрешая усыновлять собственных внебрачных детей, допускает для сего даже некоторые изъятия из общего порядка об усыновлении. Так, ст. 1501 Высочайшего повеления от 3 июня 1902 г., между прочим, гласит, что для усыновления собственных внебрачных детей допускаются следующие изъятия: 1) усыновлять может совершеннолетний и ранее достижения им тридцатилетнего возраста и не будучи восемнадцатью годами старше усыновляемого[31];

2) усыновление допускается и в том случае, если у лица усыновляющего есть собственные законные или узаконенные дети; тогда как усыновление чужих детей, при наличности у лица усыновляющего собственных законных или узаконенных детей, не допускается[32].

Вот сущность гражданских законоположений об усыновлении. В них, как видим, нет прямого указания на то, чтобы усыновление считалось препятствием к браку[33]. Но так как ныне действующий закон об усыновлении – приведенное Высочайшее повеление от 3 июня 1902 г. – разрешает данному лицу, при известных условиях, усыновлять наряду с чужими детьми и своих собственных внебрачных детей, и их по преимуществу, то, казалось бы, только в сем последнем случае усыновление должно быть признаваемо безусловным препятствием к браку, но не само по себе, не как таковое, а потому, что в этом случае связываются усыновлением лица, и без того уже состоящие между собою в родственной связи, в так называемом физическом родстве. Последнее правилами как древней Церкви[34], так и современной нам[35] признавалось и признается вполне равносильным родству кровному и считается настолько же и в тех же пределах препятствием к браку, как и родство кровное.

IV. Родство физическое

К исчисленным видам родства необходимо присоединить еще родство физическое (незаконное), происходящее от внебрачного полового сожительства. Если кровное родство признается препятствием ко вступлению в брак лицам, состоящим в таком родстве, то, казалось бы, нет основания не считать таким же препятствием и в той же мере и родство физическое: ведь естественные права крови, естественная связь родителей и детей в том и другом родстве одинаково крепки, как справедливо замечает профессор А. С. Павлов в своем сочинении[36]. И действительно, физическое родство признавалось препятствием к браку, хотя и не в той широте, как родство кровное, и Градским законом, грань 7 (48-я глава Кормчей), и 50-й главою Кормчей, запрещавшими отцу вступать в супружество с незаконнорожденною его дочерью и сыну его – с незаконнорожденною сестрою: «Родный бо отец не поимает от блуда рождьшуюся ему дщерь; никии же сын отца своего дщерь рождьшуюся ему от блуда не поимет, сестра бо ему есть». Была попытка и у нас поставить физическое родство, в смысле препятствия к браку, наравне с родством кровным, но попытка эта и осталась попыткою, а именно: в эпоху Екатерининской комиссии о сочинении нового уложения Святейший Синод полагал внести в оное следующее правило о браках в физическом родстве: «Дети, рожденные не от законной жены, которые будут известны, должны при браке почитаемы быть в степенях равно с законными детьми»[37], – но так как нового уложения не было издано, то и синодальный проект не получил осуществления. Современные нам церковные и гражданские узаконения совсем не упоминают о физическом родстве как препятствии к браку, может быть отчасти и потому, что констатирование этого родства является делом почти невозможным, так как и самая незаконная связь лишь в исключительных случаях становится фактом признанным путем надлежащего суда[38]. Но эта трудность констатирования незаконной связи и вытекающего отсюда родства не устраняет, тем не менее, необходимости, в интересах брака и чисто нравственного чувства, в регламентировании и этого вида родства в смысле законного препятствия к браку.