Константин Скурат - История Поместных Православных церквей Страница 5

Наименование Церкви «Православной» в патристической литературе— явление исключительно редкое [25]. Автору известны лишь два подобных случая: в Рескрипте Акакию и Павлу святого Епифания Кипрского [26] и в «Житии преподобного Саввы Освященного», написанном около 555 года Кириллом Скифопольским [27]. Может быть, эта редкость объясняется тем, что, по справедливому замечанию протоиерея С. Булгакова, «Православие есть, прежде всего, реальность, не определимая в понятиях» [28].

«Православие, — утверждает Н. Бердяев, — нельзя узнать по оставшимся теологическим трактатам; оно узнается в жизни Церкви и церковного народа, оно менее всего выражается в понятии» [29].

Православная Церковь в своем вероучении и духовной жизни тождественна эпохе первохристианской, что «является наиболее ярко выраженным признаком правой веры» [30].

«Православие, — пишет С. Верховской, — есть христианство в его чистейшей форме» [31].

«Тот образ исповедания веры, который мы содержим, — свидетельствует святитель Феофан, Вышенский Затворник, — тот образ жизни, которым водимся, тот образ освящения, который приемлем, — вообще путь спасения, коим течем, — есть тот самый, который водворен на земле Апостолами и от них друг–друго–принимательно дошел до нас и среди нас пребывает без всякого изменения — без прибавления и убавления… Прибавлениями, изменениями, развитием могут хвалиться другие общества христианские, отпадшие от единения с истинной Церковью Божией» [32].

Основное в миросозерцании Православной Церкви — это радость о воскресшем Христе Спасителе. «Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?» — эти хорошо известные всем православным людям слова выражают те ликования и надежды, которые неразрывно связаны с верой в воскресение Господа, той верой, из которой рождалась первая проповедь, возникали древнейшие общины, на которой утверждалось все христианство. «И Живот явися, и видехом и свидетельствуем, и возвещаем вам Живот Вечный, иже бе у Отца и явися нам», — с ликованием и торжеством свидетельствуют святые Апостолы (I Ин. 1,2). «Аще же Христос не воста, тще убо проповедание наше, тща же и вера ваша» (1 Кор. 15,14). Но Христос воскрес и «начаток умершим бысть» (1 Кор. 15,20). Таким образом, этот религиозный подъем вылился в определенное миросозерцание, нашедшее свое дальнейшее закрепление в последующей жизни Церкви — в святоотеческом учении. «Не дни скорби и печали учреждаем мы, как скоро возвещается о времени пасхального праздника, — писал святой Афанасий Великий в одном из своих пасхальных посланий, — но преисполненные радости и веселия праз днуем мы Пасху…

И поистине достойно радости то, что мы зрим победу над смертью, то есть наше нетление чрез воскресшее Тело Господа» [33].

Эту радость о воскресении Христа Православная Церковь сохранила с особой яркостью и силой [34]. Здесь живет и дышит та радость, которой исполнена была раннехристианская проповедь. Это ликование о воскресении и грядущей славе питала и питает ее внутреннюю жизнь, определяла и определяет ее духовный облик. И не случайно, что вся совокупность Поместных Православных Церквей встречает славное Воскресение Христово в один день. «Праздник Пасхи составляет сердце Православия, а вместе и живое свидетельство его полноты и истинности. Он есть ощутительное действие Духа Святого, явление Пятидесятницы, а вместе с тем — явление воскресшего Христа на земле, хотя и незримо, ибо уже после Вознесения» [35].

Характерна в Православной Церкви и ее литургическая жизнь [36].

В летописном сказании о крещении Руси говорится, что послы святого равноапостольного князя Владимира, имевшие задание «испытати гораздо» различные верования, дабы избрать лучшее, в Константинополе были свидетелями патриаршего богослужения. Вернувшись, они сказали князю: «И приидохом же в греки, и ведоша ны, идеже служат Богу своему, и не свемы, на небе ли есм. были, ли на земли: несть бо на земли такаго вида, ли красоты такоя, и недоумеем бо сказати; токмо то вемы, яко онде Бог с человеки пребывает, и есть служба их паче всех стран. Мы убо не можем забыть красоты тоя» [37]. Хотя достоверность этого сказания историческая критика подвергает сомнению, тем не менее в нем привлекает наше внимание весьма ценное свидетельство о том, что русского человека X столетия поразили прежде всего красота и благодатная сила православного богослужения, в котором он увидел живой опыт богообщения. И, действительно, сущность православного богослужения — это: «Вемы, яко онде Бог с человеки пребывает». Во всем православном богослужении происходит таинственная встреча Бога и человека, мира горнего и земного. Церковное богослужение — это и наше восхождение в молитве к Богу, и нисхождение к нам Богочеловека, приемлющего нашу «словесную службу» и подающего нам обильные дары Своей благодати.

Так как человек есть существо духовно–телесное, то и богослужение совершается одновременно духовно и в образах чувственных, видимых. Через эти образы перед нами раскрывается небесное, ибо «Божественный луч не иначе может нам воссиять, как под многоразличными священными и таинственными покровами» [38]. Полное, насколько это возможно для человека, Откровение невидимого Бога, явившегося во плоти, осуществляется в Святой Евхаристии. Причастники этого Святого Таинства реально приобщаются душой и телом к Божественной полноте (Кол. 2,9), становятся, по слову святого Кирилла Иерусалимского, «стелесниками и единокровными Христу», «Христоносцами» [39]. В Святой Евхаристии преодолевается «времени текущее естество» и открывается вечность. Божественная литургия разрушает границы времени и пространства, соединяя нас со всеми — живыми и умершими, — за которых возносятся молитвы пред Божиим Престолом. Поистине Святая Евхаристия, совершаемая во время Божественной литургии, «есть, — как это хорошо подмечает профессор Н. С. Арсеньев, — центральный нерв жизни Церкви. Здесь переживается присутствие Господа, прославленного, окруженного сонмами ангелов… здесь верные переносятся в иную — высшую — плоскость бытия и предстоят со страхом и трепетом; здесь обожается человек, становится общником божественного естества, общником прославленных плоти и крови Сына Божия; здесь весь мир как единая семья призывается к восхвалению

Господа, и за весь мир за всю тварь приносятся молитвы пред Престолом славы» [40].

Вслед за Божественной литургией и другие православные богослужения ведут нас в Царство Вечности и соединяют с его гражданами. Весь литургический опыт Церкви убеждает нас в том, что вместе с нами в богослужении предстоят Небесные Силы, святые и Божия Матерь.

Своими таинствами и священнодействиями Святая Православная Церковь освящает всю жизнь человека от дня рождения до кончины и после ухода его из сего земного удела не оставляет его, а помогает ему своими молитвами.

Существенной необходимостью православного благочестия является икона. Согласно определению Седьмого Вселенского Собора Православная Церковь смотрит на икону как на особую форму Откровения горнего мира, явления Вечности во времени. Почитание иконы и поклонение ей есть восхождение молящегося от образа к Первообразу, встреча со Христом Спасителем, со святыми. В своих иконах святые как бы продолжают свою земную жизнь и через них силой благодатного присутствия подают небесную помощь. Чтобы сосредоточить внимание молящегося на раскрытии образа вечности, явленной во времени, на первом месте в православной иконе стоит отгенение духовной сущности изображаемого. «Каждый святой на византийской иконе, — говорится в одном современном исследовании византийской живописи, — представлен в состоянии бесстрастного аскетического покоя, когда дремлют все его чувства и когда внутренний взор сосредоточен на созерцании Божества» [41].

Душой православного благочестия и его согревающим сердцем служит почитание Богоматери. Призывая сладчайшее имя Иисуса, Православная Церковь, можно сказать, одним дыханием призывает и святейшее имя Богородицы — честнейшей Херувимов и славнейшей Серафимов. Эта нераздельность любви к Спасителю и Богоматери нашла свое яркое выражение в православной традиции изображать на иконе Пресвятую Деву с Ее Предвечным Младенцем. Трудно найти православную семью, в доме которой не было бы этой святой иконы.

Участие в жизни Православной Церкви неразрывно связано с сораспятием Христу. Радость о Христе воскресшем зовет и к нравственному деланию: «Очистим чувствия и узрим неприступным светом воскресения Христа блистающася…» [42] «Ненавидящим нас простим вся воскресением…» [43] Что касается богослужения, то и здесь необходимо сказать, что церковные священнодействия в Православной Церкви не уподобляются каким–либо магическим действиям, влияние которых на человека носило бы механический характер. Напротив, от приемлющих их требуется особое благоговение, ревностное и внимательное приготовление себя к ним. «Людям, не приготовленным к сему, — учит архиепископ Фессалоникский Николай Кавасила, — Бог и не подал бы освящения… Под этим условием допускает Он и к Своей Вечери и преподает страшную пищу, как это Он выразил в притче о семени, когда говорил: изыде сеятель — не обрабатывать землю, но — сеяти, так, что обработка и все вообще приготовление должно уже сему предшествовать» [44]. Отсюда строгое отношение православного христианина к себе, непрестанный подвиг, смиренное сознание необходимости в этом подвиге помощи Божией. Началом пути к совершенству служит глубокое покаяние: «Откуду начну плаката окаяннаго моего жития деяний…» [45] Вершиной же нравственного очищения является смирение. «Что такое усовершение себя?» — спрашивает преподобный Исаак Сирин и отвечает: «Глубина смирения… Смиренномудрый несть от мира сего» [46].