Герман Бавинк - Уверенность веры Страница 5

История религии полна столь сильной и ужасной борьбой и страданиями, что стихийные бедствия, гражданские революции и войны просто тускнеют по сравнению с ними. Каждая страница такой истории рассказывает о слезах, вздохах, молитвах, ссорах, битвах и искушениях. Неуверенность, сомнения, страх, ужас и беспокойство поглощают сердце и жизнь каждого человека. Гимны всех народов наполнены трогательными стенаниями. Тщетность жизни и пустота мира были описаны самыми красноречивыми словами. Самые великие и благородные представители человечества были подвержены самой яростной внутренней борьбе.

Некоторые из самых прекрасных поэтических произведений посвящены таким страданиям. Философия родилась из размышлений о загадке смерти. Происхождение и цель искусства и науки – облегчить жизнь. И религия, взятая как единое целое, – это гигантская попытка поддержать человека с помощью Божества в страшной битве против жестокой, безжалостной природы. Поклонники удовольствий и сладострастия, как и люди искусства и ученые, часто прячут свою вечно недовольную обеспокоенность под маской безразличия. С помощью удовольствий и работы они пытаются отвлечься от беспокойства в своей душе. Все это – способы убежать от пустоты их существования и от обвиняющего голоса совести; словом, способы убежать от себя. Блез Паскаль (1623-1662) был прав, когда сказал, что вся деятельность, все развлечения и удовольствия, которым предаются люди, «происходит только от того, что они не умеют спокойно сидеть в своей комнате».

Уверенность в нехристианских религиях

Как бы нам не хотелось, мы не можем проанализировать и дать оценку другим религиям с этой точки зрения. Разве что кратко. Один феномен действительно заслуживает нашего внимания. Уверенность, касающаяся состояния человека и его будущего, присуща не только христианству; она встречается и в других религиях. Главным выражением языческих религий был робкий, тревожный страх (religio, deisidaimonia). Вне искупления в Иисусе Христе все люди живут в страхе смерти, в рабстве, без Бога и без надежды. Тем не менее, языческий мир порождает не только голоса страха, но также доверия и покоя.

У всех религий есть свои священные мученики, засвидетельствовавшие кровью свою веру. Один из самых известных примеров – Сократ (469-399 гг. до н.э.). В 399 г. в Афинах его обвинили в том, что он «не признает богов, признаваемых государством, а вводит другие, новые божества; виновен также в том, что развращает молодежь». Свою защитную речь Сократ построил вокруг того, что всю свою жизнь он видел как служение богу. Если судьи желают помиловать его при условии, что он оставит философию – то он должен будет отказаться, выбирая повиновение Богу, а не человеку. Он боялся не смерти, а нечестивых и неправедных поступков. Поэтому он шел на смерть уверенно, зная, что он идет к богам и освободится от всех проблем земной жизни. С невозмутимым спокойствием он выпил цикуту и умер как мученик за свою веру.

Есть много других примеров. Все они учат тому, что уверенность – не то же самое, что истина. Истина всегда приносит уверенность, но уверенность – это не подтверждение истины. Человеческий дух может найти ложный покой в заблуждении, которое может выдаваться за истину. Нам нравится верить в то, что мы хотели бы считать истиной. Однако уверенность сама по себе не освобождает человека. Только истина может избавить человека от рабства греха и смерти. Если Сын освободил вас, то вы действительно свободны.

Тем не менее, такие примеры стойкой веры должны пристыдить нас, христиан, ведь мы получили большую благодать и можем ходить в свете, который намного ярче. Христианский мир не всегда представляет более привлекательную картину в этом отношении. Здесь мы не говорим о номинальных христианах, которые продолжают жить, не думая ни о чем, изо всех сил подавляя мысли о смерти и вечности. Также мы не имеем в виду те современные движения, которые появились в рамках исторического христианства, и отрицают все особое откровение, лишая веру ее первоначального значения и центрального места в жизни верующего. В таких движениях никто не может говорить об уверенности в истине, а значит и об уверенности в спасении. Эти люди могут предполагать, догадываться, думать, даже надеяться, что все будет хорошо и в этой жизни и в следующей, и они даже могут осмелиться умереть с такой надеждой. У них может быть такое спокойствие, которое не подведет их даже в час смерти. Но вы не найдете в их среде ясного понимания того, что они принадлежат Господу и в жизни и в смерти; не найдете непоколебимой уверенности в том, что раз они любят Бога и призваны по Его изволению, то все содействует им ко благу; не найдете твердой уверенности в надежде на вечную жизнь; не найдете радости в гонениях и перед лицом смерти. Их песни наполнены сомнениями, меланхолией и надеждой, но в них нет смелости, энтузиазма веры.

Тем не менее, мы должны признать, что даже тот, кто искренне принимает особое откровение Бога, не всегда обладает уверенностью веры. Часто мы сталкивается с сомнениями, а не с верой; с тревогой – вместо твердого упования; с жалобами – вместо воодушевления и хвалы. Совсем немного тех людей, которые по-настоящему уверены в союзе со Христом и радуются в надежде славы Божьих детей.

Уверенность в Римско-католической церкви

Римско-католическая церковь, следуя святому Августину (354-430), даже отрицает, что христианин может быть уверен в своем вечном спасении, за исключением некоторых случаев, и то только при особом откровении от Бога. Уверенность, достигаемая посредством исполнения церковных постановлений, есть и остается не чем иным, как мнением, предположением, opinio conjecturalis. Неважно, насколько большой она может казаться, но эта уверенность никогда не станет непоколебимым убеждением, полной и неискоренимой. В системе римско-католической церкви нет места для такой уверенности, потому что она отрицает, что Христос обеспечивает спасение и оно запечатлевается в сердцах верующих свидетельством Святого Духа. Спасение, по мнению католиков, зависит от добрых дел и поэтому может быть только условным. Римско-католическая церковь никогда не позволяет христианину становиться независимым и стоять на своих ногах. Она никогда не отпускает его, но всегда крепко держит его в своих руках, даже на протяжении многих лет после его смерти – в чистилище. Только церковь может открывать и закрывать небесные врата.

Таким образом, в католицизме христианская вера никогда не задается вопросом: откуда я знаю, что я истинно верю, и как я могу быть уверен в спасении? Там обращается внимание на абсолютно другой вопрос: как я соблюдаю постановления церкви и как, согласно ее суждению и учению, я могу заслужить вечную жизнь? Если мирянин прилежно исполняет все то, чему учит церковь, он не должен волноваться: церковь позаботится об остальном. Но в своих попытках обрести вечную жизнь добрыми делами христианин-католик может выбрать только одно из двух направлений. Он может облегчить себе задачу и если не в теории, то на практике может задать себе вопрос: сколько будет достаточно, чтобы получить вечную жизнь? Либо он может серьезно отнестись к вечной жизни и требовать от себя строгого соблюдения всех церковных требований, более того – принудить себя делать больше, чем требуется.

В результате в католицизме есть два вида христиан: те, которые время от времени приходят на исповедь и мессу, соблюдают требуемые посты, а на протяжении всего остального времени их жизнь беззаботна и поверхностна. В своем спасении они уповают на церковь. Есть и те, кого не удовлетворяют только внешние проявления, и они стараются проводить безукоризненную религиозную жизнь путем мистицизма и аскетизма, отделяясь от мира и отрекаясь от плоти, и таким образом приходить пред лице Божье.

Мы далеки от того, чтобы сразу же порицать последних, исходя только из наших протестантских суждений о том, что такая набожность ничтожна пред Богом, поскольку основывается на ложном принципе – праведности по делам. Ибо несмотря на то, сколько истины в этом суждении, перед тем как произносить его, мы просто должны себе напомнить, что католическая праведность по добрым делам намного предпочтительнее, чем протестантская праведность по хорошей доктрине. По крайней мере, праведность по добрым делам приносит пользу ближним, тогда как праведность по правильной доктрине производит только отсутствие любви и гордость. Кроме того, мы не должны закрывать глаза на огромную веру, искреннее покаяние, полное подчинение и горячую любовь к Богу и ближнему, которая очевидна в жизни и работе многих католических христиан. Христианская жизнь настолько богата, что развивается к своей полной славе не только в одной форме или в стенах одной церкви.

Тем не менее, католическая набожность, даже в своей лучшей форме, отличается по своей сути от протестантской. Она всегда остается несвободной, несамостоятельной, формальной, законнической. Полная внутренняя уверенность веры отсутствует. Всегда остается место для вопроса: достаточно ли я сделал и что еще я должен сделать? Рим сознательно удерживает душу верующего в тревожном, так называемом здоровом напряжении. Духовная жизнь колеблется между ложной уверенностью и мучительной неуверенностью. Католицизм не понимает слово Святого Писания, что Святой Дух свидетельствует нашему духу, что мы – Божьи дети, и что все, кого ведет Божий Дух – Божьи сыны.