Николай Арсеньев - Единый поток жизни Страница 5

Особенно громко заговорили в Католической Церкви голоса о внутреннем обновлении жизни Церкви и методов ее богословия, когда инициатива к этому пришла сверху, т. е. в период подготовления к Второму Ватиканскому собору, во время его и после него. Эти голоса отнюдь не звали к радикальной перемене и ломке (были, конечно, и такие, но они не имели большого значения), а, напротив, к духовному обновлению Церкви в духе древнейших традиций, вдохновлявших жизнь Церкви, и в особенности в смысле усиленного осознания соборного начала. В многочисленных работах французских богословов появляется и настойчиво повторяется слово "collégialité", соответствующее хомяковскому термину "соборность", слово, насколько мне известно - новое, до этого времени совершенно необычное в католическом рядовом богословии. Подчеркивается и участие мирян в ответственности за жизнь Церкви[6]. И особенно замечательны и значительны голоса ряда видных и даже руководящих иерархов Католической Церкви, раздавшиеся на самом Соборе[7].

А в протестантизме, особенно немецком, с большой силой после великих потрясений Первой Мировой войны проснулось то миросозерцание, которое можно назвать первохристианским и основоположно-христианским реализмом, которое в очень значительной степени утрачено было протестантизмом, но которое продолжало быть осно-воположно-решающей чертой христианского благовестия, как оно хранилось и проповедовалось как в Православной Церкви, так и в Католической. Истина воплощения Сына Божия — Слово действительно стало плотью и обитало с нами, "и мы видели славу Его" (Ин 1. 14) - и начавшееся через это преображение всего тварного мира, особенно же через победу Сына Божия над Смертью, через Воскресение Его из мертвых[8], в котором мы и весь мир призваны быть участниками.

В победе Его над смертью — основа и непосредственный корень христианского благовестия. Это опять со всей глубиной и силой было почувствовано, осознано рядом руководящих протестантских богословов и религиозных мыслителей и писателей ХХ-го века. И эта сила Воплощения и Воскресения Христова является уже теперь началом, освящения жизни. Кроме уже названного выше швейцарца Оскара Кульмана, миросозерцание христианского реализма ярко представлено Wilhelm'oм Stählin'oм, а также некоторыми деятелями так называемого "Высокоцерковного движения" ("Hochkirchliche Bewegung"), возглавлявшегося некоторое время недавно скончавшимся известным ученым Friedrich'oм Heiler'oм "Бернейхенского кружка" ("Bernenchener Kreis"); они особенно были активны в 20-х и 30-х годах нашего столетия; и вообще целым рядом протестантских богословов Германии. Особенно должны быть упомянуты A. Köberle, далее книга Эмиля Бруннера "Det Mittlet" ("Посредник" - 1927 г.), написанная под сильнейшим воздействием (как автор сам указывает) богословия св. Иринея Лионского и, конечно, наряду с произведением W. Stählin'a, "Религиозный смысл Воскресения", "Theologie der Auferstehung" W. Künneth'a (1933г.). Это замечательная книга, пронизанная тонами пасхального благовестия и победного христианского реализма. Из других современных нам протестантских богословов, охваченных первохристианским созерцанием тайны снисхождения Божия, назову убежденного деятеля по сближению христианских церквей — профессора Шлинка из Гейдельберга и других участников богословского журнала "Kerygma und Dogma".

Английское богословие XX века (особенно в 20-х и 30-х г.) обогатилось целым рядом богословских произведений, проникнутых созерцанием тайны Воплощения. В первую очередь назову два знаменитых сборника статей разных авторов "Essays Catholic and Critical" и "Essays on Trinity and Incarnation" и замечательную книгу L. S. Thomton'a "The Incarnated Lord", 1929 r.

Особенно значительным является в связи с этим пробуждение сознания Церкви, т. е. сознания реальности, благодатной реальности Церкви во многих протестантских кругах, особенно в период между Первой и Второй Мировыми войнами. Замечательна в этом отношении, например, роль выдающегося престарелого вождя французских реформатов, пылающего духом пастора Wilfred'a Monod'a на богословском съезде протестантов "Journées Protestantes" в 1930 году в Valence (во Франции).

Le Mystére de l'Eglise — "Тайна Церкви" — так начинает он свой доклад. Но мы, т. е. протестантский мир, мы потеряли понимание того, что такое - Церковь.

"Наши души, насильственно отрезанные преследованиями от своей исторической кафоличности, уподобляются иногда людям, изувеченным на войне: нас отрезали от наших самых драгоценных литургических традиций; папский клерикализм навязал нам естественную и понятную позицию реакции против Рима, но она часто застывала в бесплодных протестах..."

"Наконец, если говорить правду, протестантизм, как таковой, протестантизм во внутренней сущности своей, протестантизм спасения через веру (только) склоняется - намеренно или невольно - преуменьшать значение внешне данных даров благодати и значение Церкви.

Мы не можем не признать, что наше учение о Церкви представляет слабый пункт протестантизма во Франции; мало того: здесь у нас пробел или, вернее, пустота, зияющая прореха.”

"В самом деле, - восклицает Моно с нескрываемым волнением, - наша умственная и духовна растерянность пред идеалом Церкви, как Тела Христова, меня глубоко волнует; наше невежество в этом отношении меня приводит в смущение, наше равнодушие меня потрясает. И перед Посланием к Ефесянам — оно вновь открывается нам — я чувствую, как глаза мои наполняются слезами."

Замечательна в этом же направлении, напр., и речь мистической и вместе с тем конкретной исторической реальности Церкви, произнесенная генерал-суперинтендентом Zoellner'ом на одном из собраний Экуменического Движения. "Таких примеров можно привести чрезвычайно много. Во многих протестантских кругах отвлеченно-субъективный подход к христианской проповеди сменяется трепетной захваченностью торжествующим, победным реализмом первохристианского благовестия. С другой стороны, в богословских построениях Бультманна и ряда его последователей мы имеем еще более заостренную субъективизацию и — если можно так выразиться — эмоционализацию христианской проповеди с ярко выраженным пренебрежением к основоположному ее элементу - свидетельству о Слове Жизни, раскрывшемся во плоти, о прорыве Божием в мир и в историю человечества. "Мы видели... и мы свидетельствуем" - на этом построено христианство, в этом - сущность его, и это с новой силой оживает в нас (несмотря на все стремления к "улетучению" благой вести), каждый раз, что христианский мир с горячим томлением обращает свои взоры к тому, что произошло однажды реально в истории, в истории человечества и мира — к воплощению Слова. И в этом обращении духовным взором к истинно бывшему воплощению Слова есть основа, есть исходная точка — и знамя! — постепенно все большего объединения христиан в одно Тело под Единым Главой — Христом.

Невероятное, невозможное совершилось! Прорыв Божий в мир совершился, и мы стоим в созерцании его, покоренные и объединенные единой открывшейся нам Любовью.

Глава вторая. Свидетельство о Превозмогающем Присутствии в евангельских повествованиях

Это - основная ось всего содержания этой книги. "Мы видели и свидетельствуем", "мы видели славу Его" — вот основа и содержание всей проповеди христианской. Прорыв Божий в мир! и освящение жизни и начаток освящения твари через это. Это уже теперь - источник объединения "верующих во имя Его", ибо они захвачены и покорены одной силой, участвуют в одной жизни — Его жизни.

Если под словами "мистический опыт" понимать ощущение непосредственное покоряющей близости, или вернее, превозмогающего присутствия Божественного, то эти слова в полной мере можно и следует отнести к содержанию опыта первых провозвестников христианства. "Мы видели славу Его" — эти слова 4-го Евангелия относятся к опыту всех апостолов и к содержанию не только 4-го, но всех четырех Евангелий. Слава эта сокрыта в уничижении и смирении Сына Человеческого. Но вместе с тем она сияет через них и раскрывается восприимчивым сердцам. Есть целый ряд "классических" мест в Евангелиях, повествующих о таких встречах. В них явна их мистическая окраска, т. е. ощущение Превозмогающего Присутствия.

Петр после чудесного лова рыбы, потрясенный, "припал к коленам Иисуса" со словами: "Господи, выйди от меня, ибо я человек грешный": "Ибо ужас напал на него и на всех бывших с ним" (Лк 5. 8-9). Известны слова благочестивого сотника: "Господи, я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой..." Мытарь Закхей, радостно встречает Его на пороге своего дома и отдает пол-имения своего бедным (Лк 19. 2-9); грешная жена, потрясенная до глубины, начала обливать слезами и покрывать поцелуями ноги Его и отирать их своими волосами прежде чем она, наконец, исполнила то, для чего она пришла — помазать ноги Его благовонным миром: так внезапно охватила ее покоряющая сила Его присутствия. Слепорожденный, исцеленный Им, исповедует свою веру в Него: "Верую, Господи!" и поклонился Ему (Ин 9. 37). Ученики, шедшие в Эммаус и узнавшие Его только позднее в "преломлении хлеба" ("но Он стал невидим для них"), вспоминают, как "горело" их сердце, когда Он изъяснял им Писание по дороге. С надеждой, с уверенностью идут к Нему. "Если хочешь, можешь меня очистить!" восклицает прокаженный. "Сыне Давидов, помилуй нас!" взывают слепцы. Мария сидит у ног Его и слушает слова Его. Ученики бросают все и идут за Ним.