Александр Мень - История религии (Том 4) Страница 51

Согласно Платону, взаимодействие мира эйдосов и Праматерии придает космосу законченный и стройный вид. Таким образом, философ выдвигает мысль о несотворенной основе тварного мира.

Но откуда же взялась Праматерия, в лоне которой проявляет себя Демиург?

Ответ на этот вопрос Платон дает тот же, какой давали и прежние философы, и древние мифы. Праматерия - извечна. Демиург лишь привел ее в гармонический порядок (8). "Бог позаботился обо всех видимых вещах, которые пребывали не в покое, но в нестройном и беспорядочном движении; он привел их из беспорядка порядок" (9).

Таким образом, процесс миротворения есть процесс активности Логоса в царстве вечного Хаоса.

Эту замечательную догадку о том, что в природе есть нечто противящееся структурности, Платон опять-таки излагает на языческий лад. Подобно тому как в древних космогониях Хаос никогда не может быть побежден силами гармонии, так и в "Тимее" черты несовершенства остаются неизбежными в нашем "наилучшем из миров". Создание Вселенной закончено, и она охватывает все видимое единым кругом. Полностью изгнать из нее хаотическое начало не под силу и самому Демиургу, ибо оно связано с властью Ананке - Необходимости. "Из сочетания Ума и Необходимости произошло смешанное рождение нашего космоса. Правда, Ум одержал верх над Необходимостью, убедив ее обратить к наилучшему большую часть того, что рождалось".

Поэтому Платон считает, что для верного описания рождения Вселенной, кроме божественного Разума, "следует привнести также и вид беспорядочной причины" (10). И хотя Логос во многом упорядочил Хаос, этот последний, в сущности, необорим.

В свое время П. Флоренский, желая подчеркнуть "народные" корни платонизма, указал на его тесную связь с магией (11). Это очень верная идея, но она свидетельствует скорее о слабости Платоновой мысли, которая не смогла освободиться от древнеязыческих пут. Один из явственных признаков магизма в учении Платона - это представление о круговой замкнутости как высшего, так и низшего мира. Символ небесного совершенства в платонизме - круг; он является идеалом и для земного бытия. "Мы должны,- говорит он,- подражая безупречным круговращениям Бога, упорядочить непостоянные круговращения внутри нас" (12). Но эта "гармонизация" мира, в сущности, лишена перспективы, ибо никогда не приведет его к состоянию качественно иному, нежели теперь; для Вселенной возможны лишь небольшие улучшения, так как она обречена на неразрывную связь со своей другой "причиной" - Судьбой-Необходимостью. Поскольку же "лучшее из возможных" мироздание является своего рода компромиссом между добром и злом, Логосом и Хаосом, то человеку не остается ничего иного, как примириться с фактом несовершенства. Мятеж против зла, апокалиптическая надежда - все это оказывается чуждым Платону, наследнику магического миросозерцания.

x x x

Новая концепция универсума заставила Платона еще раз наметить пути для устроения общества. Правда, он больше не решался сам входить в политические дела, но пересилить в себе тягу к реформаторству он не мог.

Теперь Платон исходил уже из мысли, что "все человеческое зависит от Судьбы и случая" (13). Поэтому философ отказался от надежды установить идеально налаженное общество на земле. Как мир есть безнадежное смешение добра и зла, так и социальный строй должен иметь в виду порочность и слабости людей.

С такой установкой Платон писал свою последнюю книгу "Законы" - детище его закатных дней. Она лишена уже того блеска, который отличал его прежние диалоги. Собеседники в "Законах" - старики, они в основном лишь слушают рассказ о некоей колонии на Крите. Сократа здесь нет и в помине. Видимо, автор чувствовал, что книга, по сути дела, содержит отрицание идей учителя. Если раньше Платон как бы вел непрестанную беседу с умершим, то теперь кажется, будто он стыдится его.

Мало того, что здесь полностью отброшена Сократова идея права, даже "философы-правители" оказываются уже ненужными. Спасение Платон отныне видит только в твердой власти. Хотя она представлена не одним тираном, а группой вождей, это нисколько не смягчает ее деспотического характера (14).

Город должен быть построен по определенному плану. Все граждане наделяются землей, которая, однако, остается собственностью государства.

Если и прежде Платон ориентировался на Спарту, то теперь его город-казарма еще больше приближается к спартанскому образцу. У власти должны стоять старые люди, лишенные увлечений и иллюзий.

Все тяжелые работы в Городе падают на плечи рабов и иноземцев. Рабство увековечивается (15). Жизнь "свободных" граждан проходит под бдительным наблюдением властей. Этому способствует система взаимного шпионажа. Особое значение придается спорту и военному делу. С двадцати лет начинается долгая армейская служба.

Чтобы человек не имел возможности предаваться праздности, он должен быть все время чем-то занят: упражнениями, пением, работой, назначенной правительством. Оно будет указывать, какие развлечения допустимы, какие нет. Искусство - особенно опасная область; авторов, которые в чем-либо нарушат строгие порядки, ждут суровые уголовные кары. Скульптор не свободен ни в сюжете, на в выборе материала. Музыкант не имеет права писать чистую музыку без слов: песни должны быть патриотического и воспитательного содержания. Недремлющее око направлено и на театр - любимый греками театр. "Не ожидайте же,- обращается Платон к драматургам,- что мы так легко позволим вам раскинуть у нас на площади шатер и привести сладкоголосых артистов, оглушающих нас звуками своего голоса; будто мы дадим вам витийствовать перед детьми, женщинами и всей чернью и об одних и тех же занятиях говорить не то же самое, что говорим мы, но большей частью даже прямо противоположное. В самом деле, мы - да и все государство в целом,- пожалуй, совершенно сошли с ума, если бы предоставили вам возможность делать то, о чем сейчас идет речь, ели бы должностные лица не обсудили предварительно, допустимы ли и пригодны ли ваши творения для публичного исполнения" (16).

Но особенно непримиримо относится государство "Законов" к посягательству на официальную идеологию. Таковой у Платона является уже не философия, а старое язычество. Оно должно служить делу гражданского "единомыслия". Платон помнит о свободе мнений, царившей в кружке Сократа, и, увы, боится ее. "У молодых людей,- говорит он,- возникают нечестивые взгляды, будто нет таких богов, признавать которых предписывает закон" (17). Ирония судьбы! Это почти дословно то, в чем обвиняли Сократа...

Но Платон как будто совсем забыл об учителе, он требует, чтобы на всех, кто проявит идейные колебания, немедленно доносили. Врагам государственной веры он приготовил наказания: штрафы, изгнание и даже смертную казнь (18).

В "Законах" религия совершенно теряет черты чего-то живого и тем более индивидуального. Все частные и домашние святилища упраздняются; религиозные общества и тайные места молитвы запрещены. Культ строго расписан и является обязанностью всех лояльных граждан. Это и неудивительно: в его новом Государстве личность окончательно подавлена, атмосфера наушничества и страха парализует всякую нежелательную власти активность. Человек низведен до уровня послушного орудия в руках тирании.

В этом зловещем проекте Платон, по меткому замечанию Вл. Соловьева, окончательно совершил прямое принципиальное отречение от Сократа и от философии.

Когда читаешь "Законы", начинает казаться, что страницы этой книги написаны маньяком, тяжелым душевнобольным, дошедшим на старости лет до полного маразма. Но даже усматривая в "Законах" явные черты умственного и душевного расстройства, нельзя только этим объяснять дух книги. Еще работая над "Государством", философ поддался искушению поставить во главу угла не человека, а строй, в "Законах" же он сознательно заключил сделку с Судьбой, всецело проникся презрением к личности, освятив насилие над человеческим духом.

Три основные линии эллинского миросозерцания пересеклись в Платоне. Величие его заключалось в прозрении высшего духовного мира, где человек находит свою небесную родину. Но кроме солнечного света Логоса, в его сознание проникает и обманчивый лунный свет дионисического дуализма; позади же всего грозно сверкают звезды ночного неба - Судьба и Необходимость. Столкновение этих трех начал и привело "идеализм" к духовному тупику. Недаром конец земного пути философа был окрашен пессимизмом и унынием.

О том, что мрачная тень нависла над седой головой основателя Академии в последние годы его жизни, свидетельствуют разные предания. Говорят, Платон сделался в это время необычайно угрюмым, сгорбился и ходил, не поднимая головы. Никто не видел улыбки на его лице. Жизнь его была трагедией, и, как положено в трагедии, она окончилась гибелью героя. Но, в отличие от участи героев Софокла или Еврипида, то была не физическая гибель, а глубокое внутреннее крушение. Впрочем, скоро пришла и смерть тела. Платон умер в 347 году. В то время ему было уже около восьмидесяти. Ученики погребли его неподалеку от Академии, в которой он вел с ними беседы в течение сорока лет.