Петр Гнедич - Догмат искупления в русской богословской науке Страница 52

Само принятие греха не может не сопровождаться страданием[977];

Вынести эти страдания может только человеческая природа в соединении с Божественной;

В смерти Богочеловека грех изживается (его следствия доводятся до предела), грех теряет силу;

Наконец, с воскресением Христовым воскресает и вся (единая) человеческая природа к жизни, свободной от греха и его следствий. «Воскресение Христа есть именно победа над смертью, но не просто пробуждение от нее»[978], и в вознесении достигаем обожения и состояния славы[979].

Для того чтобы эти рассуждения можно было признать законченным онтологическим пониманием искупления, следовало бы установить также онтологическую зависимость от греха страданий и смерти. Этого в изложении отца С. Булгакова не имеется, и, может быть, именно это облегчает ему переход в иную область понятий, чем последовательность рассуждений неоднократно прерывается[980].

После рассуждений о принятии греха отец С. Булгаков продолжает: «Однако, кроме принятия греха, был еще сам этот грех, на котором тяготеет гнев Божий и который, следовательно, несет с собой, как неизбежное последствие, наказание. И этот гнев отяготел на Богочеловеке вместе с принятым грехом.

Христос претерпел наказание за наш грех. Это наказание, так же как и самое принятие греха, было эквивалентно тому, какое было свойственно человечеству, то есть муке ада»[981].

Здесь, начиная от неясного различения принятия греха от «самого греха», отец С. Булгаков переходит в область понятий «юридических»: наказания, равного греху; самой муки как «эквивалентного выкупа за грех»[982], «гнева Божия» и даже «вражды Божией»[983]. В этих понятиях вновь раскрывается необходимость искупительного страдания[984].

«Принятие греха было бы докетическим, если бы оно не сопровождалось всеми его последствиями, то есть отяготением гнева и отвержением Божиим. Бог милует грешника, но ненавидит грех, Он прощает первого, но непримирим к последнему. Правда Божия столь же безусловна, как беспредельна любовь Божия. Грех может и должен быть изжит, обессилен и уничтожен, ибо, как недолжное порождение тварной свободы, он не имеет в себе силы бытия, ибо греха, как и смерти, Бог не сотворил. Но при этом изживании грех испепеляется гневом Божиим, который означает страдание иди наказание для субъекта греха, его носителя. Божественная правда не знает различия в отношении к греху в зависимости от того, на ком он тяготеет, ибо Бог не имеет лицеприятия. Если грех должен быть выстрадан, то он был выстрадан и Богочеловеком, принявшим грех. В этом смысле Богочеловек страдает эквивалентно наказанию за человеческий грех, то есть муку ада, хотя и иначе, чем ад… Это и есть искупление и примирение с Богом. Грех, изжитый и искупленный, уже не является преградой между Богом и грешником, как несуществующий. Правда Божия получала возможность простить грешника благодатным даром, gratia gratis data[985], и гнев Божий не тяготеет на нем»[986].

Отличие заключенного здесь понимания искупления от изложенного ранее не подлежит сомнению. И можно было бы поставить вопрос: какое же понимание более выражает сущность взглядов автора? Но отец С. Булгаков предупредил этот вопрос, обозначив как «сущность искупления»[987] еще одно рассуждение, где повторяются только что отмеченные положения в еще более заостренной форме: «Итак, искупление со стороны Божественной есть жертва любви самою собой ради спасения мира: лик любви закрывается в ней ликом справедливости, в силу которой грех должен быть выстрадан до конца для примирения с Богом его носителя, даже если этот носитель есть Единый Безгрешный Сын Божий. Правда Божия, неумолимая и нелицеприятная, ни пред чем не может остановиться, даже если суд ее упадает на Самого Бога, в Богочеловеке приявшего на Себя грех вместе с человеческим естеством. Ибо если прощен может быть только грешник, но не грех, то для того, чтобы найти возможность простить грешника, Бог на Самого Себя берет удовлетворение правде Божией за грех человеческий. Бог во Святой Троице как бы снова говорит в Божественном Совете о человеке: сотворив человека, в тварности своей удобопревратного и ныне падшего, воссоздадим его, на Себя приняв удовлетворение правды. А эта правда в том, что Виновник бытия человека Сам принимает на Себя последствия Своего акта творения — возможность греха, которая стала действительностью. Бог говорит творению: ты создано Моими руками, ты Мое дело, без Моего произволения тебя не существовало бы, и Я беру на Себя твою вину, как твой Виновник. Я прощаю тебя, возвращаю тебе славу твою, ибо на Себя беру грех твой, его Своим страданием искупаю. О глубина и богатство любви Божией! Бог Сам принимает на Себя поднявшийся из дотварного небытия грех мира, искупая его соответственным страданием Богочеловека. И с Сыном Божиим, по нераздельности Своей, страждет от этого греха вся Святая Троица: Отец — как Праведный Судия, судящий Своего Сына, а в Нем и Себя Самого, как Творца мира; Сын — как Судимый и Терпящий осуждение, и Дух Святой — как Жертвоносящая и Страждущая Любовь Божия, Жертва Любви ради любви — любви Божией к миру. А все это и есть гефсиманская чаша. Она принимается в гефсиманскую ночь, но она продолжает испиваться и на Голгофе, когда тяготеющая на Сыне правда Божия достигает предельной силы в Его богооставленности и одиночестве на Кресте пред лицом смерти: векую Мя ecu оставил? (Мф 27, 46). Самая нераздельность Святой Троицы как будто прерывается. Сын остается один, и чрез эту потрясающую жертву Бога наступает — совершишася (Ин 19, 30) — спасение мира. Это есть Божественная смерть, ибо прискорбна есть душа Моя до смерти (Мф 26, 38), до смерти духовной, которая и есть богооставленность. Чаша испита до конца, и Сын предает дух Свой Отцу: Божественная Троица снова смыкается в нераздельное единство»[988].

Авторское признание облегчает избрание именно этого рассуждения среди других, часто противоречивых, для определения характера воззрений автора на искупление[989].

Если из этого рассуждения исключить уже отмеченные особенности системы отца С. Булгакова (об ответственности Творца, страдании всей Святой Троицы и др.), то основными понятиями, так же как и в «Автореферате»[990], в которых раскрывается учение об искуплении, останутся понятия о грехе и эквивалентном за него возмездии, понятия гнева Божия за грех, правды Божией и ее удовлетворения. Причем все эти идеи–понятия доведены в своем развитии до предела и выражены в самой резкой форме.

Грех не может быть прощен, вина не может быть отпущена — грех и вина берутся на Себя Богом для искупления их соответствующим страданием[991].

Грех, проникая за пределы тварного мира, «заражает Творца»[992] и вызывает в Боге страшное состояние гнева, который означает страдание или наказание для «субъекта греха, его носителя»[993]. Бог «ненавидит грех», «грех испепеляется гневом Божиим»[994].

Из изложения отца С. Булгакова следует, что не грех вызывает страдание и смерть «носителя греха», а гнев Божий. Грех вызывает в Боге гнев, который проявляется как страдание — наказание грешника[995].

Таким образом, искупление есть перенесение гнева Божия — наказания, эквивалентного греху. «Принятие греха было бы докетическим, если бы оно не сопровождалось всеми его последствиями, то есть отяготением гнева…»[996]

«Богочеловек делает грех Своим… приемлет тяготеющий над ним гнев Отца… выстрадывает… как бы эквивалент адских мук»[997].

«Единородный Сын Возлюбленный, приняв на Себя грех, с ним и в нем принял на Себя гнев Божий на грех, вражду Божию, и в ней как бы разлучился с Отцом»[998].

Отец «неумолимо повелевает Ему испить чашу гнева Своего за грех»[999].

На Нем «отяготевает гнев Божий»[1000], и Его «застигает неумолимая насильственная смерть, как смертная казнь за грехи мира»[1001].

Что же обуславливает возможность в Боге таких ужасных состояний? Гнев Божий «означает страдание или наказание для субъекта греха, его носителя»[1002].

Отец С. Булгаков обращается к понятию правды Божией.

Сначала правда, так же как и в других подобных объяснениях, противополагается любви в Боге: «Правда Божия столько же безусловна, как беспредельна любовь Божия»[1003]. Но затем она, ее действия противополагаются уже Самому Богу — она «ни перед чем не может остановиться, даже если суд ее упадает на Самого Бога»[1004]. Бог ограничен ею в Своей свободе, и «для того чтобы найти возможность простить грешника, Бог на Себя Самого берет удовлетворение правде Божией»[1005].