Джидду Кришнамурти - Комментарии к жизни. Книга первая Страница 54

После нескольких дней, когда она привыкла к нам, рыжевато-черная белка, бывало, придет и усядется на подоконнике и как-то по-своему начнет ворчать на нас. Она требует орехи. Должно быть, каждый посетитель кормил ее, но теперь посетители были редки, и она стремилась запастись на зиму, которая вот-вот наступит. Это была очень юркая, бодрая белка, и она была всегда готова собрать все, что могла, на много холодных и снежных месяцев вперед. Ее дом был в дупле дерева, которое, должно быть, усохло много лет назад. Бывало, она схватит орех, переметнется к огромному стволу, шумно вскарабкается вверх по нему, ругаясь и угрожая, и исчезнет в дупле. А затем она снижалась снова с такой скоростью, что можно было подумать, что она упадет, но этого никогда не случалось. Мы потратили все утро на то, что давали ей целый мешок орехов. Она стала очень дружелюбной и, бывало, она заходила прямо в комнату, ее шерстка блестела, а ее большие глаза, похожие на бусинки, искрились. У не были острые когти и очень густой хвост. Это было веселое, ответственное маленькое животное, и оно, казалось, владело целой окрестностью, поскольку оно отгоняло отсюда всех других белок.

Он был приятным человеком, стремящимся к мудрости. Он хотел собрать ее, как та белка собирала орехи. Хотя он не был слишком зажиточен, он, должно быть, попутешествовал немало, поскольку, казалось, что он встречался со многими людьми во многих странах. К тому же, он, очевидно, очень много читал, поскольку он, бывало, произносил фразу или две какого-то философа или святого. Он сказал, что он мог легко читать на греческом и имел поверхностные знания санскрита. Он старел и стремился набраться мудрости.

Можно ли набраться мудрости?

«Почему бы и нет? Именно опыт делает человека мудрым, и знания необходимы для мудрости».

Может ли человек, который накопил что-то в себе, быть мудрым?

«Жизнь — это процесс накопления, постепенное укрепление личности, медленное раскрытие. Опыт, в конце концов, — это сохранение знаний. Знание необходимо для всякого понимания».

Неужели понимание приходит со знанием, с опытом? Знание — остаток опыта, набор из прошлого. Знание, сознание, — это всегда прошлое, а прошлое может когда-либо понимать? Разве понимание не входит в те промежутки, когда мысль молчит? И может ли усилие продлить или накопить те пространства молчания, принести понимание?

«Без накопления нас бы не было. Не было бы никакого продолжения мысли, действия. Накопление — это характерная особенность, накопление — добродетель. Мы не можем существовать без приобретения. Если бы я не знал устройство того двигателя, я был бы неспособен понять его, если бы я не знал строй музыки, я был бы неспособен оценить ее глубоко. Только недалекие наслаждаются музыкой. Чтобы оценить музыку, вам необходимо знать, как ее делают, создают. Знание — это накопление. Нет высокого понимания без знания фактов. Накопление чего-либо необходимо для понимания, что является мудростью».

Чтобы делать открытия, должна быть свобода, не так ли? Если вы связаны, пригнуты к земле, вы не сможете уйти далеко. Как может возникнуть свобода, если есть накопление чего-либо? Человек, который накапливает или деньги, или знание, никогда не сможет быть свободен. Вы можете быть свободны от жадности по отношению к вещам, но жадность по отношению к знанию — это все еще неволя, она удерживает вас. Разве ум, который привязан к любому приобретению, способен к блужданию далеко и обнаружению? Разве добродетель — это накопление? Может ли ум, который накапливает добродетель когда-нибудь быть добродетельным? Разве добродетель — это не свобода от становления? Отличительная характеристика может также быть неволей. Добродетель никогда не сможет быть неволей, а любое накопление сможет.

«Как может быть мудрость без опыта?»

Мудрость — это одно, а знание другое. Знание — это накопление опыта, это — продолжение опыта, что является памятью. Память может быть искусственно выращена, укреплена, сформирована, обусловлена, но действительно ли мудрость — это расширение памяти? Разве мудрость — это то, что имеет продолжение? У нас есть знание, накопление веков, так почему же мы не мудры, счастливы, созидательны? Приведет ли знание к блаженству? Знание, которое является накоплением опыта, это не переживание. Знание мешает переживанию. Накопление опыта — это непрерывный процесс, и каждый опыт усиливает этот процесс, каждый опыт усиливает память, придает ей жизнь. Без этого постоянного воздействия на память, память вскоре исчезла бы. Мысль — это память, слово, накопление опыта. Память — это прошлое, так же, как и сознание. Это все бремя прошлого — ум, мысль. Мысль — это накопленное, и как же может мысль когда-либо быть свободной для открытия нового? Она должна остановиться для того, чтобы возникло новое».

«Я могу постичь суть этого, но без мысли как может быть понимание?»

Понимание — это процесс прошлого или оно всегда в настоящем? Понимание означает действие в настоящем. Разве вы не заметили, что понимание происходит в настоящий момент, что оно не имеет времени? Разве вы понимаете постепенно? Понимание всегда происходит немедленно, сейчас, разве не так? Мысль — это пережиток прошлого, она основана на прошлом, это отклик прошлого. Прошлое накапливается, а мысль — это отклик накопленного. Как же тогда мысль может понимать? Понимание — это сознательный процесс? Вы преднамеренно стараетесь понять? Вы выбираете наслаждение красотой вечера?

«Но разве понимание — это не сознательное усилие?»

Что мы подразумеваем под сознанием? Когда вы сознаете? Разве сознание — не отклик на брошенный вызов, на стимул, приятный или болезненный? Этот отклик на брошенный вызов — опыт. Опыт — это обозначение, определение, ассоциация. Без обозначения не было бы никакого опыта, не так ли? Весь этот процесс вызова, отклика, обозначения, опыта, является сознанием, не так ли? Сознание — это всегда процесс прошлого. Сознательное усилие, желание понять, собрать, воля быть — это продолжение прошлого, возможно, видоизмененного, но все еще прошлого. Когда мы предпринимаем усилие, чтобы быть или стать кем-то, это что-то является нашей собственной проекцией. Когда мы предпринимаем сознательное усилие, чтобы понять, мы слышим шум наших собственных накоплений. Именно этот шум мешает пониманию.

«Тогда что является мудростью?»

Мудрость — это, когда знание заканчивается. Знание имеет продолжение, без продолжения нет никакого знания. То, что имеет продолжение, никогда не может быть свободным, новым. Свобода есть только у того, что имеет окончание. Знание никогда не может быть новым, это вечно становится старым. Старое вечно поглощает новое и таким образом приобретает силу. Старое должно прекратиться, чтобы возникло новое.

«Иными словами, вы говорите, что мысль должна закончиться для того, чтобы была мудрость. Но как может закончится мысль?»

Ни через какой-либо вид дисциплины, практики, принуждения не появится окончание мысли. Думающий — это мысль, и он не может воздействовать на себя. Когда он делает, это всего лишь самообман. Он есть мысль, он не является отделенным от мысли. Он может полагать, что он отличен, притворяться, что он несхож с ней, но это лишь хитрость мысли, чтобы придать себе постоянство. Когда мысль пытается окончить мысль, она только усиливает себя. Она вольна делать, что угодно, но она не сможет закончить себя. Только, когда суть этого понята, мысль заканчивается. Свобода есть только в понимании сути того, что есть, а мудрость — это восприятие этой сути. То, что есть, никогда не статично, и, чтобы быть пассивно наблюдающим за этим, необходима свобода от всех накоплений.

Отвлечение

Это был длинный, широкий канал, ведущий от реки к землям, и в нем не было воды. Канал был выше, чем река, и вода, которая поступала в него, контролировалась системой блоков. Вдоль канала было спокойно. Тяжело груженные баржи двигались вверх и вниз по нему, и их белые треугольные паруса выделялись на фоне синего неба и темных пальм. Это был прекрасный вечер, спокойный и непринужденный, и вода была очень тихой. Отражения пальм и манговых деревьев были настолько четкими и ясными, что было затруднительно отличить реальное от отраженного. Садящееся солнце сделало воду прозрачной, и вечерний жар оказался на ее поверхности. Среди отражений начинала проглядываться вечерняя звезда. Вода была без движения, и несколько проходящих сельских жителей, которые обычно говорили так громко и долго, молчали. Даже шепот листвы прекратился. С луга пришло какое-то животное, оно напилось и исчезло так же тихо, как и пришло. Молчание сковало землю, оно, казалось, охватило все.

Шум заканчивается, но молчание проникающее и без конца. Можно отгородиться от шума, но от молчания нет никакого укрытия, никакая стена не сможет оградить от него, ему нет никакого противодействия. Шум не допускает все остальное, он исключает и изолирует; молчание же включает в себя все вещи. Молчание, подобно любви, является неделимым, у него нет никакого разделения на шум и тишину. Ум не может следовать ему, его нельзя заставить замолчать, чтобы получить его. Ум, который вынуждают замолчать, может только отражать свои собственные образы, и они четкие и ясные, шумные в свое замкнутости. Ум, который заставили замолчать, может только сопротивляться, а любое сопротивление — это волнение. Мнение, которое является молчаливым, а не вынужденным быть таковым, вечно переживает молчание. Тогда мысль, слово находятся в пределах тишины, а не вне ее. Удивительно, как в этом молчании ум спокоен тем спокойствием, которое не создается искусственно. Поскольку спокойствие не является предметом торга, не имеет никакой ценности и непригодно для использования, оно обладает качеством чистоты, уединения. То, что может использоваться, вскоре изнашивается. Спокойствие не начинается и не заканчивается, и ум, таким образом, спокойный, осознает блаженство, которое не является отражением его собственного желания.