Протоиерей Павел Матвеевский - Евангельская история. Книга третья. Конечные события Евангельской истории Страница 54

Преданный льстивым лобзанием ученика, спаситель желал показать ему и приведенной им толпе, что все усилия врагов остались бы безуспешными, если бы на то не было собственного изволения Его. вооруженная толпа приблизилась к месту предания и тотчас же убедилась, что он предает себя, по выражению святителя Иоанна Златоуста, «не по необходимости, или принуждению, или насилию приступивших, но добровольно, по собственному предызбранию и желанию, и по давнему приготовлению к этому».

Был какой-то особенный страх на всех пришедших взять Иисуса, ибо знали они, что перед ними великий Чудотворец. Помнили они, как огонь с неба пожег тысяченачальников с отрядами, посланных взять пророка илию, – поэтому никто первый не хотел подвергнуться небесному гневу, и все стояли неподвижно.

Иисус Христос подошел к толпе и спросил: кого ищете? – Иисуса Назорея, – послышались голоса из толпы. так, приведенные иудою воины и служители не узнали господа, хотя и могли бы узнать Его по виду, по голосу или же по знаку, данному предателем: очи их были ослеплены и сознание неясно: «это сделал Иисус, – замечает святитель Иоанн Златоуст, – для того, дабы показать, что без Его соизволения они не только не могли бы взять Его, но не могли и увидеть Его, хотя он находился среди них». Господь наш стоял пред врагами своими во всем величии всемирной искупительной жертвы, как агнец, предопределенный на заклание (Исх. 53, 7). Аз есмь, – кротко сказал он ищущим, и в этих спокойных словах выразилась необычайная, непреоборимая, всемогущая сила: воины, служители и самые руководители их – первосвященники, начальники храма и старейшины, бывшие здесь, отступили назад и пали на землю. а когда первый страх прошел и толпа успокоилась, Господь опять спросил: кого ищете? – Иисуса Назорея, – опять ответили из толпы. спаситель, показав свою Божественную власть, теперь теми же словами, которыми поверг своих врагов на землю, допустил взять себя: рех вам, яко Аз есмь, и указывая на учеников, присовокупил: аще убо Мене ищете, оставите сих идти, – сказал это, по выражению святого евангелиста, да сбудется слово, еже рече, яко ихже дал еси Мне, не погубих от них никогоже. «Христос, – замечает святитель Иоанн Златоуст, – сначала сделал все, что могло отклонить врагов от предприятия, и уже тогда, как они остались упорными в злобе и не имели никакого оправдания, предал им себя».

Ученики, вероятно, припомнив наставление господа о мужестве в опасностях (Лк. 22, 36), думали, что уже наступило предсказанное Учителем время, и обратились к нему с вопросом: Господи, аще ударим ножем? но когда одни спрашивали и другие не знали, на что решиться, стремительный Петр действовал: имея при себе меч, он извлек его и одним ударом отсек правое ухо первосвященническому рабу Малху. Пример Петра подействовал на учеников: они стали готовиться отразить силу силой. Оставите до сего, – сказал им Господь и, обратившись к Петру, обличил безвременное усердие его: возврати нож твой в место его – в ножницу, вси бо приемшии нож ножем погибнут. Чашу, юже даде Мне Отец, не имам ли пити ея? Или мнится ти, яко не могу ныне умолити Отца Моего, и представит Ми вящше неже дванадесяте легиона Ангел? Како убо сбудутся писания, яко тако подобает быти? таким образом «двумя причинами он хотел успокоить учеников: во-первых, угрозою наказания тем, которые начинают нападение, во-вторых, тем, что он терпит сие добровольно» и в полном соответствии с древними предсказаниями. Господь прикоснулся к уху Малха и исцелил его, так что последнее дело милосердия, совершенное спасителем во время земной жизни, было исцеление врага, т. е. исполнение той заповеди о любви к врагам, которую он дал своим последователям (Мф. 5, 44).

Чудное проявление Божественной силы в повержении на землю приведенных иудой воинов и служителей, и исцеление раба, а также воспрещение ученикам всяких мер обороны против нападавшей толпы, ясно показали присутствовавшим здесь первосвященникам, начальникам храма и старейшинам, что Господь сам предает себя во власть их и что без воли Его никакие враждебные усилия не могли бы достигнуть цели. Много раз во время общественного служения Его враги старались схватить Его – и не могли, потому что время Его еще не настало (Ин. 7, 6), не пришел час Его (7, 30, 44; 8, 20), а теперь – время это наступило и час пришел, а посему он допустил их взять Его и при этом дал им понять, что «если и прежде, имея Его в своих руках, всегда посреди себя, не могли взять Его, то и ныне также не могли бы сделать сего, если бы сам не захотел» (свт. Иоанн Златоуст). все меры предосторожности, принятые опасливыми врагами, были излишни и заслужили лишь горький упрек: яко на разбойника ли изыдосте со оружием и дрекольми яти Мя? По вся дни бех при вас в церкви – при вас седех уча, не простросте руки на Мя и не ясте Мене, но се есть ваша година и область темная. После сего Господь дал связать свои пречистые руки, те руки, которыми он столько благотворил, исцеляя всех (Деян. 10, 38), отверзал очи слепым, слух глухим, воскрешал мертвых. все благодеяния были забыты, и власть тьмы торжествовала.

Ученики, видя, что Учитель не употребляет ни сверхъестественных, ни естественных средств к своей защите и сам себя предает в руки врагов, искали спасения в поспешном бегстве: они справедливо могли опасаться, что стража, оправившаяся от страха и взявшая господа, обратится теперь против них для того, чтобы вместе с Учителем представить на суд и учеников Его. таким образом исполнились последние слова прощальной беседы господа, сказанные ученикам за несколько часов пред сим (Ин. 16, 32). когда уводили Божественного Узника, за ним следовал один юноша, завернувшийся в покрывало: это был, по всей вероятности, случайный свидетель взятия господа, вышедший на шум толпы прямо с места ночного покоя. из простого любопытства юноша шел за толпою, но невинный поступок его казался воинам весьма подозрительным, – быть может, даже уликой в сообщничестве, а посему они схватили его. тогда юноша, подвергшийся неожиданной опасности, оставил покрывало в руках их, вырвался и нагой убежал от них. и из учеников два – Петр и Иоанн – решились проследить дальнейшую судьбу Учителя и шли за толпою на некотором расстоянии, достаточном для того, чтобы не быть узнанными и схваченными стражей. Иоанн, сокрывший свое имя под общим названием ученика, иже бе знаем архиереови (Ин. 18, 16), рассчитывал, что именно это знакомство даст ему возможность знать и видеть все, что произойдет, а Петр, бывший в особенном дружестве с Иоанном (Деян. 3, 1; 8, 14), желал воспользоваться покровительством его. одного влекла за господом любовь, которая привела его потом и к подножию креста на Голгофу, а другого – вера, которой вскоре предстояло великое испытание.

Суд синедриона

Мф. 26, 57; 59–68; Мк. 14, 53; 55–65; Лк. 22, 54, 63–65; Ин. 18, 13, 14; 19–24

В то время, когда израильтяне, приготовив пасхальных агнцев к великому празднику, как установил Моисеев закон (Исх. 12, 3–6), спали глубоким сном в предпраздничную ночь, неведомо для избранного народа под покровом ночной тьмы отделялся от общества людей и приготовлялся тот единственный непорочный и пречистый Агнец (1 Пет. 1, 19), в котором ветхозаветные агнцы и жертвы находили свой истинный смысл (Евр. 10, 1; 10–12). около полуночи повели связанного спасителя из гефсимании к дому первосвященников анны, или анана, и зятя его Иосифа каиафы. Пока собирались члены высшего судилища – синедриона – у действительного первосвященника, на тот год каиафы, стража представила господа на предварительный допрос анны. Этот хитрый и бессердечный саддукей семь лет был действительным первосвященником (7–14 г. по р. X.), а теперь, лишенный должности римским прокуратором валерием гратом, больше двадцати лет пользовался почетным званием и, благодаря родству своему и связям, огромным влиянием на дела своей страны. он был чужеземец, вывезенный иродом из александрии, дожил до преклонных лет и около полувека видел первосвященническое достоинство в своем роде: пять сыновей его и зять, один за другим, были первосвященниками. При таком значении анны и дружеских отношениях его к семейству ирода и римским правителям фарисеи могли лишь радоваться, что дело ненавистного им разорителя субботы и преданий старцев перешло в руки самого важного представителя саддукеев, а посему, оставив священнической партии саддукеев доканчивать это дело, отстранились от видимого участия в нем. они знали, что саддукеи, подобно им самим, имели свои причины ненавидеть Пророка Галилейского. слова и действия господа, в которых он показал себя владыкою храма, были поняты священниками, считавшими Дом Божий как бы своею собственностью, не иначе, как нарушением стародавних прав их, вторжением в круг материальных выгод, которыми саддукеи дорожили более всего. Первое очищение храма было памятно, потому что обличало одно из крайних злоупотреблений, приютившихся в святом месте (Ин. 2, 18), но очищение в последнюю седмицу произвело еще большее впечатление, так что негодующими на этот поступок являются именно первосвященники, книжники и старейшины (Мк. 11, 18; Лк. 19, 47). Это обстоятельство послужило ближайшим поводом, по которому они искали, как бы погубить Его (Мк. 11, 18). саддукеи-священники, привыкшие к роскоши, могли справедливо опасаться, что вмешательство Пророка из Галилеи, чтимого народом, в распоряжения их в храме, сократит или даже и совсем прекратит источник богатства их. Это влиятельное сословие, занимавшее в синедрионе первое место (Мк. 15, 1) и принимавшее руководящее участие в важнейших делах (Ин. 7, 32, 55;