Алексей Карпов - Самые знаменитые святые и чудотворцы России Страница 54

Иосиф вновь тайно покидает Боровскую обитель, на этот раз окончательно. Вместе со своими единомышленниками он отправляется в знакомые ему с детства леса Волоцкого княжества, к князю Борису Васильевичу, брату Ивана III. Князь с радостью встречает хорошо известного ему игумена и передает ему для монастыря землю в сосновом бору в двадцати верстах от Волока Ламского, у слияния рек Сестры и Струги. Согласно рассказу Жития, братии даже не пришлось расчищать место для строительства обители: внезапно поднявшийся вихрь, чудесным образом не причинив людям вреда, повалил могучие деревья.

С самого начала эта обитель задумывалась преподобным не как уединенный от людей скит или пустынь, но как общежительный монастырь, который должен был стать образцовым для прочих русских монастырей. Если некогда игумену Сергию самому приходилось строить церковь и кельи в своем монастыре, то преподобный Иосиф сразу же получает щедрую помощь от князя Бориса Волоцкого. 6 июня 1479 года была заложена первая деревянная церковь во имя Успения Божией Матери (как и в Боровском монастыре); сам преподобный вместе с князем Борисом первыми взяли на плечи бревно и положили его в основание обители. На праздник Успения, 15 августа, церковь была уже освящена. Прошло несколько лет, и в 1484 году, вместо деревянного, начали строить каменный храм. Он был завершен в 1486 году. Расписывал храм величайший русский иконописец Дионисий, а также его сыновья Владимир и Феодосий; среди помощников Дионисия были и племянники Иосифа Волоцкого Досифей и Вассиан.

Церковь поражала великолепием. По свидетельству источников, ее строительство обошлось в тысячу рублей — по тем временам это колоссальная сумма (к примеру, каменный храм в Кирилловом монастыре, построенный примерно в те же годы, обошелся в двести рублей). Уже одно это говорит о богатстве Иосифова монастыря. Первоначально средства шли, главным образом, от князя Бориса Васильевича; вслед за ним в монастырь спешили внести пожертвования прочие князья и бояре. Некоторые из них принимали пострижение и становились иноками Волоцкого монастыря. В качестве пожертвований монастырь получал и села, населенные крестьянами. Уже в год основания он получил от князя Бориса деревню Спировскую; впоследствии земельные пожалования не прекращались. Иосиф показал себя рачительным хозяином, обладающим практическим умом и, что называется, деловой сметкой. Он не только охотно принимает пожертвования, но и умеет заставить знатных и обеспеченных людей передавать свои средства в монастырь — то как плату за помин души, то как вклады знатных постриженников, то как предсмертные завещания. Иосиф не стесняется даже торговаться относительно требуемых монастырем сумм. В послании княгине Марии Голениной, которой деньги, затребованные монастырем на помин души, показались чрезмерно большими, преподобный так объясняет их необходимость: «Надобно церковные вещи приготовлять, святые иконы и святые сосуды, и книги, и ризы, и братию кормить, и нищих кормить, и странников, и путешествующих». На все это, по его расчетам, в год расходуется по полутораста рублей (в другом послании он называет цифру: триста рублей).

И действительно: масштабы благотворительной деятельности монастыря поражают. Во время голода Иосиф широко растворяет монастырские житницы: кормит в день до семисот человек; детей, брошенных родителями у монастырских стен, собирает в устроенный им приют; когда хлеб заканчивается, приказывает покупать на последние деньги хлеб и даже влезает в долги, занимая деньги на покупку хлеба для голодающих под высокие проценты, что вызывает неудовольствие братии. «Не только голод пробуждает благотворительную деятельность Иосифа, — пишет Г. П. Федотов. — Для окрестного населения монастырь его всегда являлся источником хозяйственной помощи. Пропадет ли у крестьянина коса или другое орудие, украдут ли лошадь или корову, он идет к „отцу“ и получает от него „цену их“. До нас дошло письмо Иосифа одному боярину „о миловании рабов“. Он слышал о том, что его рабы „гладом тают и наготою стражают“, и убеждает его заботиться о подвластных, хотя бы в собственных интересах. Как обнищавший пахарь даст дань? Как сокрушенный нищетою будет кормить семью свою? Угроза Страшным судом Божиим, где „сицевые властители имуть мучимы быти в веки“, подкрепляет силу его назидания». Сохранилось и другое письмо преподобного — князю Димтровскому: Иосиф требует, чтобы во время голода были установлены твердые цены на хлеб, иначе нет возможности помочь голодающим. Лучше кого бы то ни было преподобный осознавал социальную значимость монастырей и иночества в целом и прямо писал о необходимости всячески увеличивать богатства монастырской общины, прежде всего, как средства благотворительности. Но не только благотворительности.

Преподобному приходилось отстаивать необходимость владения селами для монастырей и в спорах с другими реформаторами Церкви (в частности, преподобным Нилом Сорским). По свидетельству источников (правда, довольно поздних), на церковном соборе, созванном в 1503 году, Иосиф резко выступил против попыток ограничить монастырское землевладение: «Если у монастырей сел не будет, то как знатному и благородному человеку постричься? А если не будет знатных старцев, то откуда взять на митрополию, или на архиепископию, или на епископию? Ведь если не будет знатных старцев и благородных, то вере будет поколебание». Он стремится превратить свой монастырь в своего рода школу для будущих иерархов Русской Церкви, какой была некогда Печерская обитель преподобного Феодосия, «начальника» иноческой жизни на Руси. И в самом деле, из Иосифова монастыря выйдут многие крупные церковные деятели средневековой России, епископы и митрополиты.

Богатство обители и известный аристократизм его иноков не снижали аскетической строгости царивших в нем порядков. Иосифо-Волоколамский монастырь прославился в первую очередь своей строжайшей дисциплиной, неукоснительным соблюдением монастырского устава, составленного самим Иосифом. Сам игумен подавал пример братии. Он, настоятель богатейшей в России обители, до конца своих дней ходил в худых и заплатанных ризах, не гнушался самой черной работой. Знаменитый русский историк В. О. Ключевский приводит такую зарисовку, характерную для повседневной жизни преподобного. «При устроении монастыря, когда у него не было еще мельницы, хлеб мололи ручными жерновами. Этим делом после заутрени усердно занимался сам Иосиф. Один пришлый монах, раз застав игумена за такой неприличной его сану работой, воскликнул: „Что ты делаешь, отче! пусти меня“, и стал на его место. На другой день он опять нашел Иосифа за жерновами и опять заместил его. Так повторялось много дней. Наконец монах покинул обитель со словами: „Не перемолоть мне этого игумена“».

Ученики преподобного — во всяком случае, наиболее близкие к нему — стремились во всем походить на своего учителя. Крутицкий епископ Савва Черный, автор одной из редакций Жития святого, так рассказывает о подвигах братии: «И видели, как эти чудные Христовы страдальцы своей волей сами себя мучили: ночью на молитве стояли, а днем на дело спешили, друг с другом состязаясь. Работа же их шла по наставлению и учению Иосифову — с молчанием и с молитвой, и не было среди них никакого празднословия. Какому же и быть среди них празднословию, когда друг другу в лицо никогда не глядели?.. Все были в обуви из лыка (то есть лаптях. — Авт.) и заплатанных одеждах: из вельмож кто, из князей или бояр — на всех равная одежда и обувь, ветхие и со многими заплатами». По благословению игумена иные принимали на себя особые подвиги: «Один панцирь носил на голом теле под свиткою (заметим в скобках, что панцирь в то время стоил огромных денег и был доступен лишь аристократии. — Авт.), а другой — железа тяжелые. И поклоны клали: один тысячу, другой две тысячи, а третий три, а иной только сидя сон вкушал. Так же и во всех службах трудились — сколько кто может — все с благословением и советом отца Иосифа». Согласно уставу, был введен жесткий контроль за жизнью насельников монастыря, устанавливались наказания нарушающим предписанные нормы поведения. Впрочем, эти наказания не шли ни в какое сравнение с добровольно взятыми на себя тяготами: 50—100 поклонов, «сухоядение», в исключительных случаях посажение «в железа».

Но не сама по себе суровость аскезы, не изнурения плоти, но строгость в соблюдении установленных правил, дисциплина, повиновение игумену составляют основу монастырского устава Иосифа Волоцкого и главную особенность основанного им монастыря. По словам Г. П. Федотова, лишь совершенный запрет горячительного пития и доступа в ограду монастыря женщин и «голоусых» отроков отличали волоколамский быт от быта обычных русских монастырей того времени. (Иосиф отказывает в свидании даже собственной матери, когда та приходит в его обитель.) Не желая отталкивать от монастыря богатых постриженников из князей и бояр, лишь немногие из которых способны были разделить его собственные труды и подвиги, Иосиф допускает для них существенные послабления в уставе (но только по благословению игумена). Он разделяет монахов на три «узаконения» — три категории: первые, из «черных людей», на трапезе, кроме больших праздников, получают только хлеб и довольствуются самой ветхой одеждой. Вторые имеют горячее варево, носят лучшую одежду, кожаную обувь, зимой получают шубу. Третьи, из самых высших слоев общества, получают и рыбное кушанье, и калачи и по две одежды. Но все три категории под одеждой обязуются носить власяницы. В трапезной запрещены всякие разговоры. Во время службы каждый занимает строго определенное для него место, дежурные старцы следят за правильным стоянием на службе и будят задремавших. Запрещены и разговоры в кельях.