Василий Кинешемский - Беседы на Евангелие от Марка Страница 56

Сначала возникают упреки совести, ибо человек все-таки внутренне чувствует, что служение его нечисто и неискренно. На помощь является тогда лукавый рассудок, который начинает успокаивать взволнованную душу своими софизмами, вроде того, что дело еще не так плохо, что совершенная святость для человека невозможна, что Бог милостив и простит, что, наконец, и аккуратное исполнение внешних обязанностей есть своегЬ рода тип добродетельной жизни, который все-таки может доставить спасение. Человек начинает успокаивать и обманывать самого себя.

Но так как, несмотря на все софизмы, внешнее служение Богу не дает духовного удовлетворения, то бедному лицемеру волей-неволей приходится заменить это отсутствие высшей радости, которую Господь посылает лишь в нагрпду за искреннюю любовь к Нему и добросовестное хождение пред Ним, чем-нибудь другим; иначе его служение становится просто бессмыслицей по своей безумности. Эту компенсацию человек и находит в мирской славе и житейских выгодах, которые он получает от людей как дань уважения своей мнимой святости. С этого момента у лицемера на первом плане лишь одна забота: показаться хорошим перед людьми, и даже внешние обязанности, возложенные на него религией, он начинает исполнять старательно лишь тогда, когда на него смотрят другие. Он начинает обманывать людей и превращается в гроб повапленный.

Таким образом, фарисейство, или религиозное лицемерие, есть сплошной обман, так как человек здесь лжет и Богу, и себе, и людям. В этом-то и кроется главная опасность этого порока, делающая его трудноисправимым. Открытого, даже закоренелого грешника легче обратить на путь правды, ибо он внутренне все-таки сознает, что дела его дурны. Но убедить привычного лицемера в том, что он стоит на ложном пути, почти невозможно. Он так привык лгать и себе, и людям, так одурманен собственным обманом, так много в его распоряжении разных софизмов для своего оправдания, что чувство правды в нем притупилось, если не исчезло окончательно, и путь истинной жизни для него безнадежно затерян в лабиринте диалектических ухищрений.

Вот те душевные устроения, те основные пороки, которые Господь называет "заквасками" и от которых особенно предостерегает Своих последователей, указывая на них как на самые опасные мели, угрожающие крушением кораблю нашего спасения: Иродова закваска — порок сердца, эгоизм и его внешние проявления: безучастность и равнодушие к ближним. Саддукейская закваска — порок ума, умственная гордость и ее внешние проявления: маловерие и неверие. Фарисейская закваска — порок воли, духовная леность и рожденное ею лицемерие.

Глава VIII, ст. 22-26

Когда читаешь евангельские повествования о чудесах исцелений, совершенных Господом, невольно обращаешь внимание на описание способов этих исцелений. Господь редко исцелял только словом или одною молитвою. Обыкновенно исцелению предшествует какой-нибудь осязательный жест или прикосновение, причем приемы, употребленные Спасителем, чрезвычайно разнообразны, почти никогда не повторяются и всегда приспособлены к особенностям данного случая. То Он берет больного за руку, помогая ему подняться (Мк. I, 31; V, 41; IX, 27), то вкладывает персты Свои в.уши глухого (Мк. VII, 33), то возлагает руки на глаза слепого (Мк VIII, 25), то прикасается к гнойным язвам прокаженного со словами: "очистись!" (Мк. I, 41). Иногда Он требует от больного сделать какое-нибудь, движение (Мк. II, 11; III, 5). В свою очередь, люди, искавшие помощи от Господа Иисуса Христа, прежде всего стараются прикоснуться к Нему или к Его одежде (Мк. III, 10; V, 27-28; VI, 56).

Конечно, это объясняется отчасти тем, что от Него исходит благодатная, исцеляющая сила (Мк. V, 30), действующая на больных через прикосновение, но, с другой стороны, нельзя не видеть, что, пользуясь различными приемами исцелений, Господь имеет в виду и Свои особые цели.

Мы уже знаем, что непременным условием исцеления, больных служила их вера в Спасителя. По вере вашей будет вам, — говорил Он обычно, и, чтобы сделать человека восприимчивым к благодатной силе исцеления, Он прежде всего старался пробудить в нем эту веру. Те жесты и прикосновения, которые Он употреблял при этом, служат той же цели.

Человеку несравненно легче поверить в возможность выздоровления, когда он чувствует прикосновение к больному месту. Простое слово или взгляд не могут произвести такого действия равной силы. В некоторых случаях, как, например, с глухим, это было чуть ли не единственное средство дать больному понять и убедить его, что Господь хочет его исцелить. Во всяком случае, в области веры несравненно убедительнее слов осязательное действие или реальный факт, лично прочувствованны или пережитый человеком. Когда Господь прикасался к больному, тот видел и чувствовал, что его исцеляют. К свидетельству слуха присоединялось вдвое сильнейшее удостоверение зрения и осязания, и на этой опоре крепла слабая вера.

"Вера только от слышания" гораздо слабее веры от пережитых фактов, в которых человек был активным или пассивным участником.

С другой стороны, прикосновение к ране или пораженному органу гораздо яснее и красноречивее говорило о любви и участии Господа к страждущему человеку, чем могло это выразить слово. Любовь всегда требует большой, осязательной близости, и доктор, который осматривает своего пациента издали, боясь к нему прикоснуться, никогда не в состоянии вызвать к себе большого доверия и расположения, не говоря уже о том, что при этом совершенно невозможно почувствовать и поверить в искренность его участия, а; скорее, можно предположить в нем лишь брезгливость и отвращение. Соответственно с этим и в душе больного возникают различные чувства, ибо душа невольно на любовь отвечает любовью, на равнодушие и отвращение — враждой. Прикосновения Спасителя, служа выражением Его участия к страдающим людям и вызывая в их душе ответное чувство, несомненно, скрепляли взаимную любовь Божественного Целителя и Его пациентов.

В области любви реальные факты также имеют больше значения, чем слова.

Этот закон зарождения и укрепления веры и любви надо иметь в виду, ибо он помогает найти средства врачевания тех душевных недугов, о которых у нас будет речь.

Тяжела физическая слепота, которую исцелил Господь. Для слепца совершенно закрыт громадный мир зрительных

образов и красок, составляющий почти половину всей суммы тех внешних впечатлений, которыми живет душа. Для него не существуют яркое солнце, розовые зори, лазурное небо, переливы радуги. Нет для него картин радостного пробуждения и восхода солнца, когда первые снопы ликующих лучей вырываются из-за горизонта, золотя вершины гор, деревьев и кресты церквей, или задумчивого тихого заката, когда медленно погружается краснеющее солнце в синие тучи, одевая все небо в багрянец и пурпур. Недоступны для него красоты природы с темной зеленью лесов, золотистыми полями, бесконечным разнообразием то ярко, то нежно окрашенных цветов, пестрых бабочек и букашек. Вся дивная, чарующая прелесть Божьего мира, поскольку она выливается в цветочных симфониях и гаммах, для него закрыла. Не видит он также близких людей, дорогих лиц, любимых предметов.

Тяжело слепому!

Но еще хуже, еще опаснее для человека состояние так называемой духовной слепоты, которая обычно проявляется в двух видах: слепоты веры и слепоты любви. Физическая слепота доставляет человеку много неудобств и огорчений, но душа в своих высших проявлениях от этого страдает сравнительно мало, недостаток внешних впечатлений нередко содействует богатству внутренних переживаний, развивающемуся взамен их, и жизнь духа даже во многом выигрывает, благодаря сосредоточенности и углубленности.Господь умудряет слепцы, — говорит слово Божие. Недостаток зрения вознаграждается остротою других чувств, силою внимания и мысли и глубиною самосознания.

Духовная слепота поражает душу, калечит ее, заставляя жить неполною, половинчатою жизнью, и совершенно останавливает ее духовное развитие, ведет к гибели и разложению.

Первая форма духовной слепоты, слепота веры, состоит в том, что для человека совершенно закрыт и непонятен мир духовный, то есть мир духовных существ и духовных переживаний в общении с ними. Человек его не знает, не видит, не чувствует, ибо не верит и не умеет верить.

Конечно, и для верующих людей неизбежна относительная слепота, ибо духовный мир недоступен непосредственно для наших внешних чувств, многое в нем представляется неясно, многое совершенно закрыто для знания. Полное ведение возможно для нас лишь в будущем, когда разрушится средостение между нами и этим миром и когда мы сами перейдем в его область. Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан, - говорит апостол Павел (1 Кор. XIII, 12). Из неведомой области потустороннего мира Господь открыл и открывает нам лишь то, что необходимо для нашего спасения. Или, как говорит святой Иоанн Дамаскин, "Бог, яко всеведующий и промышляющий о пользе каждого, открыл все, что знать нам полезно, и умолчал о том, чего не можем вместить".