Феофан Затворник - Письма к разным лицам Страница 58

39. Оправдание монахинь от некоторых нареканий

Еще не успели вы получить моего ответа на прежнее письмо ваше о смущении небывалыми монастырскими неправостями, как пишете другое, в котором рисуете самую мрачную картину монашеской жизни. Подобных речей мне еще ни от кого не приходилось слышать, и удивляюсь очам вашим, которые умели увидеть все прописанное. Или правда, им ли следует удивляться, или другому чему. Вот посмотрим.

«Здесь пришла я к убеждению, что монахини народ чрезвычайно ленивый умом; от постоянного навыка исполнять телом положенные правила и число поклонов ум спит».

Если б вы сами бывали на этих правилах и, бывая, держали себя в продолжение их как следует, то никак бы этого не сказали. Ибо что это за правила? Это церковные и келейные молитвословия, сопровождаемые и перемежаемые поклонами, то многими, то тремя и одним. Обычно правилами называют те молитвословия, которые совершают или все в Церкви вечером после церковных служб, или каждая особо в своей келии; но и круг дневных церковных служб сюда же следует относить, начиная с полунощницы и кончая повечерием. Извольте вы теперь взять во внимание содержание всех этих молитвословий и скажите, может ли ум, внимающий им, спать? Он может не внимать, а когда внимает, спать не может. Ибо при внимании неотразимо печатлеются в нем самые возвышенные и возбудительные созерцания о Боге и вещах божественных. Каждое молитвословие живописует Бога, в Троице поклоняемого, Творца, Вседержителя и Промыслителя, – Таинство Воплощения Сына Божия и устроения Им нашего спасения, образ нашего в Нем спасения, сонмы спасенных, последние дни каждого, суд и воздаяние. Можно ли спать уму при созерцании всего этого? Не только в продолжение молитвословия не заснет он, но и в продолжение всего дня при других обычных занятиях будет непрестанно бодрен и занят высокими помышлениями.

Которые не внимают, у тех не дивно, что ум спит. Но ведь это не порядок, а беспорядок в монашеской жизни; потому в укор ей относимо быть не должно. Вы всех монахинь подвели под один уровень не только своего монастыря, но и других. По-вашему, монахини – такой народ, что все спят умом. Почему вы это знаете?! Молитвословия по содержанию все возбудительны, – устав велит всем внимать, – внимающие не могут спать умом. Скорее вам следует заключить, что монахини все в сильном умовом возбуждении, чем что спят. Бывают, конечно, засыпающие или на несколько минут, или на все правило, или даже на несколько дней. Но чтобы все всегда спали, это крайне несостоятельный приговор. Вступают в обитель обычно возбужденные; в монастыре встречают они во всех порядках, особенно в молитвенных, сильную поддержку такого возбуждения. Как тут заснуть? Что временно ослабевает возбуждение, это очень обычно; а навсегда ему погаснуть нельзя. Кроме внешнего поддержания возбуждения, и внутри у них у всех есть страх Божий и совесть, которые не дадут заснуть вконец.

Разве, может быть, вы под умовой спячкой разумеете то, что они не проходили наук и вопросами их не томят своей головы? Но ведь не всем все ведать возможно. И между научниками не подряд ли бывает, что математик плохо знает или совсем не знает истории, медик небрежет о философии и подобное. Круг предметов, которыми занимается монашество и с которыми соприкасается, есть особый круг, достойный изучения, – и не паче ли, чем все другие предметы. Изучаются сии предметы опытно, но усвояются умом, который обнимает их потом и теоретически. Если монахини внимают, – а этого отрицать вообще нельзя, – то непременно и изучают свой предмет, каждая в своей степени. Если изучают, то не спят умом. Ведь у них идут чтения в Церкви и по келиям, бывают и взаимные беседы частные; в иных обителях нарочно собираются особо от церковных собраний где-либо, собственно для чтения назидательного и бесед. Всем этим каждая и набирается ума. Опыты, противные сему, если вы на них укажете, суть уклонения от правого пути и порядка, и следовательно, только исключения, а не общая черта.

Вы полагаете, что монахини телесно исполняют свои правила. Что же это телесно? Одни читают и поют, другие кладут поклоны, и все собраны в одно место и обращены в одну сторону – к св. иконам. Но ведь все это не вполне телесно, а разве наполовину. Слово телесно ли? Оно только телесным органом произносится, и ухом телесным приемлется, а само телесно ли? Таково же и пение. Как правила все почти исполняются словами и пением, то вообще об исполнении правил совсем нерезонно говорить, что это делается телесно. Говорю это только, смотря на видимую сторону дела, на которую и вы, смотря, сделали свое премудрое заключение. Но если приложить, что читающие, и поющие, и слушающие чтение и пение заняты не чтением и пением, а паче тем, что содержит читаемое и поемое; то в таком исполнении правила ничего уже не останется телесного. А когда и в смотрении на святые иконы, и в делании поклонов мы прозрим, как и следует, созерцания божественных вещей и движения сильных благочестивых чувств; то должны будем согласиться, что исполнение правила все вполне духовно, хоть имеет свою видимую сторону, без чего нам обойтись нет возможности. Привыкать к правилам точно привыкают, привыкают и к самому образу их исполнения; но вместе с тем привыкают и к святым движениям ума и чувства под действием их, и следовательно, привычка к правилам не отелесает, а одуховляет, и ума не усыпляет, а приучает к бодренности трезвенной и живой.

По-вашему и поклоны наводят спячку на ум. Вот если вы помиритесь с монастырской жизнью и останетесь в обители, то сами станете класть поклоны, и тогда на деле испытаете, какое возбудительное действие имеют они на душу и ум.

Поклоны возбуждают энергию духа, и дух, возбужденный иным путем, требует поклонов. Они всегда состоят во взаимодействии. Почему у святых отцев между правилами воспитания духовной жизни стоит и множество поклонов каждодневных. Многие и все правила молитвословия исполняют посредством поклонов, следуя указаниям, положенным в следованной нашей Псалтири. Вы, я полагаю, ведь не настолько недалеки в церковно-молитвенных действованиях, чтобы дело поклонов ограничивать одним наклонением головы и тела. Если ж вы не знали, что такое поклоны, то знайте, что они суть прямые следствия возбуждения благоговейных мыслей и чувств, и сами в свою очередь возбуждают такие же мысли и чувства и должны быть причислены к способам воспитания духа, – не бессильным.

Да вы сами имеете ведь какое-либо молитвенное правило и исполняете его? Как же исполняете? Тоже стоите пред иконами, читаете молитвы по молитвеннику и кладете поклоны? Так вот, чувствуете ли при сем, что ваш ум усыпляется? Если не чувствуете, то зачем иначе судите о других? Если о других судите так, то даете право и другим судить о вас, что вы телом только исполняете правило, а ум ваш спит. Можете против этого подумать: «Как можно? Я ученая». На это вам скажут, что ученость – совсем другая область от духовной жизни. Ученая еще непробуднее может спать на правиле, чем простая.

40. О том же

Вы продолжаете: «Ум у монахинь спит; оттого, не умея дать отпора всякой дребедени, они, считая ее наваждением врага, сильнейшего их, без борьбы подчиняются ей». – То вы касались внешних порядков благочестной монастырской жизни и криво толковали их, а теперь касаетесь внутренней стороны жизни инокинь, но и ее изображаете тоже неточно. То, что вы говорите, совершенно предположительно. Почему знаете вы, что происходит в душе монахинь? А не зная, утверждая же, что там то и то бывает, вы свои догадки выставляете как действительность. Думается вам так, показалось так; вы и говорите, что так есть. Свои думания вы не подвергали разбору и приняли их сразу. Это то же, что без борьбы подчинились им и, следовательно, подпали тому же, что в монахинях осуждаете. Если теперь догадки о других, истине не отвечающие, суть клевета (diabolh), а клевета всякая от диавола есть, то вы попали в сети врага, несмотря на то, что ум ваш не спит, как вам думается. Не спит, а не умел дать отпора дребедени, насеянной врагом. Не только не умел, даже и не брался за это дело; не брался, оттого что не заметил; не заметил, оттого что не верит во вмешательство врага в дела свои. Под кровом этого неверия враг подошел к уму вашему и насеял в него дрянных мыслей. Это вам вторая награда за неверие в козни врага.

Вы полагаете, что монахини не борются с помыслами и что бы ни пришло на ум, подчиняются тому. Судя по сказанному пред сим я могу заключить, что это вы полагаете, судя по себе. Подождите; вступите сами в борьбу и перестанете так думать. А наперед примите на веру, что ни одна монахиня не бывает без борьбы. Всякая борется, как только заметит что неправое и смущающее – борется с мыслями, борется с желаниями, борется с разными движениями чувства при непрерывных столкновениях с другими. Вступающие в обитель проходят предварительную сильную борьбу пред вступлением в нее. Вступают они возбужденными в духе на добро с решимостью ратовать за него. И ратуют, внимая себе. Иногда побеждают они, иногда побеждаемы бывают наиболее потому, что не заметят козней врага, который умеет их искусно прикрывать. Так есть; и вы совсем неверно смотрите на монахинь. Бывают и такие, как вы пишете; но это исключение, а вообще так говорить нельзя.