Виктор Острецов - Статьи разных лет Страница 6

Главная вина «царизма» в том и состояла, что он, этот самый «царизм», не мог обеспечить всего начального образования. Не мог покончить полностью с таким «мракобесием», как церковно-приходские школы, не мог позакрывать источник «мракобесия» — церкви и организовать на их месте амбары для зерна, склады и клубы с «кофием» и чтением утренних газет с папироской в зубах для местных крестьян.

Но то, что внимательное изучение романов и повестей, стихов и умных очерков способно сделать род человеческий совершенным, никто из деятелей этой «культуры» в этой истине не сомневался ни на секунду. Именно в борьбе за эту «культуру» они и расшатывали основы государственного, общественного и даже семейного быта, провозглашая «свободную» любовь и равенство полов. Революционно-освободительное движение в России началось, как известно, со скандала, устроенного пьяными студентами Московского университета в публичном доме в 1854 году, как вспоминает и современник событий известный публицист и издатель газеты Н.П.Гиляров-Платонов.

Конечно, в придачу к магическому действию беллетристики, именуемой теперь художественной литературой, предполагалось посылать вдогонку и знания всяких там естественных наук.

Но, правды ради надо сказать, что сами эти науки находились, строго говоря, в тисках идейных демагогов, и этим наукам ставилась цель доказать, что Бога нет, что человек от обезьяны имеет честь произойти, что материя вечна, и жизнь появилась согласно учению оккультистов, то есть самозародилась. Все эти идеи были заранее внесены в научную область, и сами факты менее всего интересовали тех, кто говорил от лица наук.

Среди всего набора тех явлений, что были объединены словом «культура», первостепенное значение в России приобрела художественная литература. Её появление и развитие знаменовало собой появление новой «религии» в качестве господствующей в обществе, но вовсе не новой в своём существе. Историки литературы единогласно отмечают, что развитие художественной литературы знаменовало появление интереса к человеку, к его чувствам и мыслям, к его переживаниям и надеждам. То есть выражало собой обожествление греховной природы человека, вернее, природы, повреждённой грехом.

Вместо Богочеловечества теперь пришло человекобожие. И если Церковь Христова учила и учит человека стремиться к единству с Богом путём, указанным святыми отцами Церкви и через подражание святым подвижникам её, то человекобожеская религия погружает чувства и мысли человека в состояние наслаждения чувственным и порочным, нередко прикрытым благородными мечтами и возвышенными целями, вроде «освобождения человечества от оков рабства» и «угнетения слабых сильными».

История появления беллетристики в России насчитывает всего два с половиной века и хорошо известна в своих главных чертах. Она началась, как переводческая, в сущности уже во времена Екатерины Второй. У её истоков мы видим исключительно масонов. Нет никакой нужды их перечислять. Пришлось бы перечислять всех наших тогдашних писателей, переводчиков и стихотворцев. Более того, это внедрение в Русское общество непривычной для него литературы стало делом государственной важности, и в него включились как собственные придворные (и сама Императрица в первую очередь), так и масонские сообщества, специально для этой цели создававшие издательства, первые в России. Указ Императрицы о вольных типографиях много помог этому предприятию. А ведь оно было очень дорогостоящим.

Нужно было оплачивать штат переводчиков, создавать типографии, закупать бумагу, создавать сеть магазинов, платить гонорары и так далее. Всё это ни в какой степени не окупалось и требовало дотаций.

Тот, кто захочет узнать степень распространения при Екатерине Второй и Александре Первом масонства может ничего не читать на эту тему, но зная лишь поверхностно масонскую символику, пойти на кладбище Донского монастыря в Москве. Почти все могилы того времени, включая и женские, имеют богатейшую оккультно-каббалистическую и специально масонскую символику. Этот факт сам по себе почти поразительный в сопоставлении с мыслями о том времени, как о времени влияния на Русское высшее общество французского просветительства и появления беллетристики, как некого нового «религиозного» жанра, человекобожия, не может не навести на многие плодотворные мысли. В обществе, исключительно религиозном по своей настроенности, где любое явление общественной жизни, любая идея приобретала воистину всеобщее, религиозное значение, очевидно, и появление художественной литературы приобрело всеобщее и даже религиозное значение. Появляются всевозможные жанры, созданные идеями, культивировавшимися в масонстве: сентиментализм, романтизм и их варианты. Воскрешаются имена языческих божков и кумиров на страницах журналов и в сочинениях писателей. Журналы Новикова несут весь мрак язычества времён упадка Римской Империи. Банальные рассуждения о страстях человеческих, о цели жизни, о долге и «достоинстве человека» наполняют новые журналы, в том числе и новиковские, то есть издаваемые московскими розенкрейцерами.

Любопытно, что к концу двадцатых годов 19 века относится одна Записка, адресованная, видимо, Императору Николаю Первому по поводу причин бунта на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Автор указывает преемственную связь между этим бунтом и семенами, посеянными новиковскими журналами и прочими изданными им книгами. В отличие от некоторых современных писателей, числящихся в лагере патриотов, и поющих осанну розенкрейцерам в лице Новикова, анонимный автор оказался более прозорлив и точен.

Для новых целей нужен был и другой язык. И вот армия переводчиков с немецкого и французского села за создание такого Русского языка, который был бы приспособлен для новой цели. Его, Русский язык, в этих целях, корёжили, вычищали, вводили новые слова. Московские розенкрейцеры создали даже на свои средства Переводческую семинарию. Они знали дело хорошо.

Многие грамматические обороты в современном Русском являются просто калькой с французского языка. Точно также создавали и новые слова, способные передать смысл иностранных слов. На эту тему имеется специальная литература, и поэтому я не буду долго распространяться о сем предмете. Как например, сошлюсь на Алексея Николаевича Толстого, который посвятил исследованию этого вопроса отдельную работу.

В конечном итоге, Русский язык приобрёл новые грамматические формы и новые слова, но попутно утерял бывшее в нём богатство, способное предать глубину духовных созерцаний и духовной жизни человека. Это богатство осталось лишь в церковнославянском языке, от которого нас хотят теперь отлучить обновленцы нынешние, наполнившие нашу Церковь, причём из числа еврейских выкрестов по большей части.

В обществе, пронизанном религиозными настроениями, как Русское, вполне естественно было ожидать, что и сами писатели приобретут значение жрецов, пророков, спасителей Отечества, коим открыта вся глубина божественного духа. Сплошь пантеисты, то есть материалисты, они невольно становились «учителями человечества», правда, неспособными сами правильно жить и быть примером для подражания. В тех немногих случаях, когда писатель обращался к вере Христовой и приходил в Церковь, он постепенно переставал заниматься сочинительством и каялся в совершенном им грехе, помноженном и тиражированном печатным станком. Внимательное изучение последних лет жизни Н.В. Гоголя является ярким примером тому. Известны терзания и мучения графа Льва Толстого, периодически отказывавшегося от своих сочинений и проклинавших их. Дело не только в том, кто и как решал эту проблему, кто и во что верил, важно, что люди, в ком религиозная жизнь была напряжённой, даже в состоянии прелести и самообожания, всё-таки, хоть и с разных позиций, но видели реальность проблемы: человекобожие, выраженное в беллетристике, или Богочеловечество, данное нам через Святую Православную Церковь. Или… или. По поводу смерти Гоголя С. Аксаков точно определил её причину: «Нельзя безнаказанно исповедовать две религии», — сказал он.

Сегодня вряд кто-нибудь из нас верит в то, что через знание художественной литературы человечество становится лучше и чище и приближается к совершенству. Повседневный опыт наглядно демонстрирует, что и жрецы искусств вообще, и в том числе, всевозможные литературоведы, философы и писатели менее всего своим личным примером могут служить доказательством улучшения человеческой природы через её приобщение к «святыням искусства». Даже приобщение к «солнцу земли Русской» — Пушкину ни в какой мере не сообщает никакой святости человеку. И между знатоком «всего Пушкина» и полным в этом отношении невеждой нет решительно никакой разницы. Подсчёт грехов там и здесь показал бы полное их равенство и количественное и качественное.