Дэйв Кардер - Семейные секреты, которые мешают жить Страница 6

Впервые этот принцип был апробирован при реабилитации людей, зависимых от психоактивных веществ — алкоголя и/или наркотиков. Углубленная терапевтическая работа с самим алкоголиком или наркоманом нередко дает великолепные результаты. Однако, когда человек, вроде бы уверенно вставший на путь выздоровления, выписывается из реабилитационного центра, он вскоре срывается. При изучении причин таких срывов было обнаружено, что если работа проводится только с зависимым человеком, то остается высокая вероятность его возврата к прежнему. Более того: даже если человек не начинает вновь употреблять психоактивные вещества, на сцену выходят иные неблагополучия. Например, брак выздоравливающего алкоголика все равно распадается, потому что его супруга теряет объект приложения заботы — образно говоря, теряет себя. Хорошо известно, что дети алкоголиков чаще сталкиваются с проблемами в школе и более склонны к употреблению наркотиков и алкоголя, чем дети, выросшие у родителей, не имеющих алкогольной зависимости. Итак, если реабилитацию проходит только «проблемный» член семьи, а остальные в ней не участвуют, то эффективность реабилитационного процесса будет гораздо ниже, чем в том случае, когда в него вовлекается вся семья. Без преувеличения можно сказать: на сегодняшний день системный подход к исцелению как дисфункциональной семьи в целом, так и ее отдельных членов является наиболее успешным из всех имеющихся методов.

Однако помочь семье увидеть бесполезность постановки диагноза «козла отпущения» не так–то просто. Членам семьи трудно понять, что все они — каждый по–своему — несут часть общей боли. Возьмем, например, историю семьи Марка. Мальчика впервые привели на консультирование в восемь лет. Он плохо учился в школе, а на переменах постоянно дрался с ребятами. Мальчишки дразнили Марка за маленький для его возраста рост. В то время был очень популярен фильм «Мальчик «Карате». Во время школьных перемен Марк преображался в свою собственную версию главного героя фильма и, выступая в роли «мальчика карате», избивал мальчишек. Когда Марк злился, никто не мог ничего с ним сделать. Мальчика ослепляла ярость, и он стремился уничтожить любого, кто вставал на его пути.

Классная руководительница Марка направила его ко мне на консультацию. Я встретился с членами семьи мальчика. Правда, отца Марка я так и не увидел (мать была с ним в разводе), а бабушка с дедушкой отказались прийти. Зато пришел старший брат Марка, который являл собой само совершенство. Круглый отличник, спортсмен, общительный и обаятельный ребенок, он нравился всем без исключения — и ученикам, и учителям. Судя по всему, этого парнишку уже давно стоило провозгласить святым или, по крайней мере, посвятить в рыцари. Он был настолько хорошим, что старался держаться подальше от младшего братика, которого считал «ходячей проблемой».

А Марк был грустным, одиноким мальчиком, у которого вообще не было друзей. Однако на общих консультациях выяснилось, что Марк — не единственный член семьи, кому было плохо. Каждый раз, когда я спрашивал Марка, что он чувствует, мама начинала плакать, а «идеальный» старший брат отпускал пренебрежительные замечания о младшем.

По мере того как продолжались наши встречи, Марк научился облекать свою боль в слова. Когда папа обещал прийти и не сдерживал обещание, мальчик испытывал гнев и грусть. Например, отец пообещал прийти на день рождения младшего сынишки, но так и не появился, потому что был слишком пьян. В выходные, которые мальчики проводили с отцом, он брал для них в прокате детские фильмы, а сам уходил в бар и не возвращался до позднего вечера.

По мере того как Марк все глубже чувствовал и осознавал свою боль и стал плакать на консультациях, мама тоже начала рассказывать о наболевшем. Ее отец был алкоголиком, и в свое время она прошла через те же испытания, которые теперь выпали на долю ее детей. Где–то в глубине души мать знала, какую боль носят в душе ее мальчики, но неосознанно защищалась от этого знания. Она лгала себе, что боль ее детей не столь сильна, какой была та, которую переживала она, когда была еще совсем маленькой. Пока мать позволяла себе не замечать страданий сыновей, ее собственная боль отступала, оставалась скрытой в глубинах подсознания.

Я сказал матери, что ее «совершенный» сын едва ли сумеет надолго сохранить свое совершенство. Так и вышло: как только этот «ребенок–герой» прочувствовал боль и гнев, которые переполняли его душу, свойственный ему перфекционизм[7] начал потихоньку отступать. Старший брат все больше становился самим собой. Исцеление семьи достигло этапа, когда и мать, и дети смогли принять реальность: они признали, что папы рядом уже не будет, хотя все они в нем нуждаются. Не будет не потому, что отцу нет до них дела, а потому, что он страдает от хронического заболевания, которое не позволяет ему владеть собой и управлять своей собственной жизнью. Такова природа алкогольной зависимости. Подробнее мы поговорим об этом ниже (глава 4), а пока заметим, что алкоголизм — заболевание хроническое, неизлечимое, прогрессирующее и смертельное. Если зависимый от алкоголя человек не встает на путь исцеления, то болезнь поражает все сферы его жизни: духовную, душевную и физическую, и неизбежно приводит к фатальному исходу.

За время курса семейной терапии Марк из «козла отпущения» превратился в обычного восьмилетнего мальчишку, который время от времени сталкивается с проблемами, обычными для его возраста. Обретя новое представление о самом себе, он начал лучше учиться, нашел общий язык со сверстниками.

К сожалению, его папа так и не признал наличия у себя алкогольной зависимости и необходимости лечения от нее. Когда я завешал курс терапии с семьей Марка, отец все еще сильно пил. Я уверен, что если он продолжил пить и дальше, то сейчас его, скорее всего, уже нет в живых.

2. Родители обычно делают то, что, по их мнению, будет для детей самым лучшим. Библия свидетельствует, что Давид был в гневе, когда узнал о проступке Амнона: «И услышал царь Давид обо всем этом, и сильно разгневался, но не опечалил духа Амнона, сына своего, ибо любил его, потому что он был первенец его» (2 Цар 13:21). Согласно обычаям того времени, подобное преступление наказывалось либо изгнанием, либо побитием камнями. Амнон явно нарушил определенные законы (Лев 18:9,11; Втор 27:22), но Давид ничего не предпринял. И это очень плохо, потому что любое действие, совершенное отцом, было бы лучше его бездействия. Лучше для всех участников этой библейской истории.

Для того чтобы Фамарь вновь обрела самоуважение, отец должен был показать, что он серьезно относится к акту насилия, совершенному над дочерью, и к ее боли. Давид был человеком «по сердцу Божьему» (Деян 13:22). Глубина его духовности ясно отражена в Книге Псалмов. И все же несмотря на глубокую духовность, Давид не знал, как правильно подойти к проблемам собственной семьи. Он не представлял, как в подобных случаях поступают здоровые личности.

Давид бездействовал и тогда, когда сын его Авессалом бежал после убийства Амнона (2 Цар 13:38). Он закрывал глаза и на собственную душевную боль, и на страдания членов семьи до тех пор, пока женщина из Фекои не обратилась к Давиду с обличением, призывая его вернуть Авессалома домой (2 Цар 14:1–24). Авессалом вернулся, но не виделся с отцом два долгих года. Более того, когда Давид и Авессалом, наконец, встретились, это произошло не по инициативе Давида. Встреча состоялась благодаря действиям Авессалома, который создал очередную проблему: он поджег поле Иоава, чтобы тот устроил встречу Авессалома с отцом.

Казалось, что Авессалом желал встретиться с отцом лицом к лицу, чтобы довести дело до конца. Действительно, в итоге Авессалом поклонился отцу, пал перед ним ниц, а Давид облобызал сына (2 Цар 14:33). Но вскоре Авессалом все равно поднял восстание против Давида: внешнее примирение ничего не изменило в отношениях отца и сына.

Почему же Давид ничего не сделал для исцеления своей семьи? Ведь он был великим воином и вождем, народ боготворил своего царя. Давид был талантлив, одарен в музыке и поэзии. Он преуспел в защите своего народа. Еще подростком Давид выступил в защиту своей страны, убив воина–исполина Голиафа. И все же реальность такова, что при всей своей уверенности, силе и духовности царь не имел ни малейшего понятия, как разрешить конфликт между собственными детьми. Он не нашел лучшего способа справиться с болью, чем избегание и пассивное бездействие. Из этой истории следует одна всеобщая истина: Давид вел себя столь неразумно вовсе не потому, что желал зла своей семье, а потому, что он делал то, что ему казалось самым лучшим для его детей.

Модель родительского отношения, которой я придерживаюсь сегодня, отличается от той, в соответствии с которой я вел себя четырнадцать лет назад, когда родился наш первый ребенок. Сегодня я обладаю совершенно иным уровнем опыта и способен гораздо глубже и тоньше выражать свои чувства. Я — консультант по семейным вопросам. Но даже я, профессионал, не без боли предвижу, что однажды мне придется просить прощения у собственных детей за недостатки в моем отношении к ним. Мне еще предстоит возместить нанесенный им урон. Осознавая это, я еще и еще раз напомню себе, что сделал все возможное — максимум из того, что знал и умел в то время. Каждый день я стараюсь прорабатывать груз, который несу из прошлого, и утешаю себя сознанием, что «лучшее, на что я способен» день ото дня действительно улучшается.